Страница 16 из 45
– Куда их ведут? – спросил Олаф.
Сержант покосился на него и, не прекращая жевать резинку, буркнул:
– Смотреть раскопанные рвы, в которых зарывали трупы из концлагеря. Их там столько…
Помолчав, сержант нашел нужным добавить:
– Будут отворачиваться, прятать глаза и твердить, что они ничего не знали. Мы, за тысячи миль от Германии, знали, что тут творится, а вы, немцы, не видели, что творится у вас под носом!..
Олаф изо всех сил сжал руль. Сержант заметил это и усмехнулся. Ему явно нравилось показывать, кто тут теперь хозяин.
– По указанию генерала Эйзенхауэра немцы получают продуктовые карточки только в том случае, если могут предъявить использованный билет на просмотр документального фильма о том, что творили нацисты в концлагерях… Пусть посмотрят на себя! Эх, будь моя воля!..
Колонна пленных, наконец, освободила путь. Олаф дал газ. Сержант посмотрел машине вслед и смачно сплюнул жвачку.
Уютные кирпичные дома в два-три этажа окружали небольшую площадку для машин, на которой высился флагшток с американским флагом.
– И что тут находится? – поинтересовался Олаф, заруливая на площадку.
– Концлагерь, – невозмутимо сказал барон.
– Концлагерь?
– Именно. Только для высшего германского офицерства. Подожди меня здесь, – сказал барон, выходя из машины.
Он скрылся в одном из домов, а Олаф, положив руки на руль и глядя на американский флаг, вспомнил лагерь, в котором довелось провести несколько дней ему… Это было пустое поле, обнесенное столбами с колючей проволокой, куда сгоняли всех пленных без разбора. Свирепствовала дизентерия. Спали, как звери, прижавшись друг к другу. Охрана забавлялась тем, что швыряла за ограду окурки и наблюдала за драками, которые вспыхивали тут же… Олаф бежал оттуда через два дня, не желая ждать, когда этот лагерь обустроят…
Рядом с ним лихо затормозил джип, из которого выпрыгнул молодой мужчина с сигаретой во рту, в шляпе, сдвинутой на затылок. Типичный американец, каких Олаф уже насмотрелся достаточно.
– Привет, где тут начальство? – поинтересовался, блестя ослепительно белыми зубами американец.
– Не знаю. Я немец, – угрюмо ответил Олаф.
– Я тоже, – залился смехом американец. – Только мои родители уехали из Германии лет этак сто назад.
– А я здесь родился.
– Не повезло. Надеюсь, вы не из гестапо? И не из СС?
– Нет, я юрист.
– Ого! Быть юристом при Гитлере… Видимо, увлекательное занятие! – покачал головой американец. – Ладно, пойду на разведку. Мне сказали, что тут немецких генералов – видимо-невидимо. Не знаете, чем они тут занимаются?
– Видимо, дают показания.
– Интересно было бы послушать. Наверное, это неплохой товар по нынешним временам… Думаю, его можно будет выгодно продать…
Олаф пожал плечами – кому это нужно?
– Я издатель, – пояснил американец. – Покупаю и продаю лучшие воспоминания о тысячелетнем рейхе, который просуществовал всего десяток лет… Кстати, нет желания поделиться воспоминаниями «Как я осуществлял правосудие при Гитлере»?
Американец, довольный своей дурацкой шуткой, насвистывая, пошел к домам. Олаф со свинцовой ненавистью смотрел ему вслед.
Где-то через час из дома вышли барон и мужчина в военной немецкой форме без погон. Какое-то время они еще прогуливались по асфальтовой дорожке, наконец, распрощались.
Когда выехали за территорию лагеря, Олаф спросил:
– По-моему, это был генерал Цейтцлер из генерального штаба.
– Он самый.
– Могу я спросить, чем они тут занимаются?
– Они составляют отчеты о ходе военных кампаний вермахта. Причем преимущественно на Восточном фронте.
– И кому такие отчеты понадобились?
– Американцам, разумеется. Хочешь спросить – зачем? Думаю, они хотят избежать тех ошибок, что мы допустили на Восточном фронте.
Олаф удивленно посмотрел на барона:
– Не хотите же вы сказать, что они готовятся воевать с русскими?
– А тебя тут что-то смущает? – невозмутимо спросил барон. – Ты не представляешь себе, как все могло перевернуться еще в апреле… Тогда господин Черчилль заявил, что новое время требует создания новых ситуаций. Английские войска получили приказ складировать трофейное немецкое оружие, а сдавшихся в плен немецких солдат и офицеров размещать в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании целыми дивизиями. То есть они могли в любой момент превратиться в боеспособные части. Поначалу мы не могли понять смысла этих действий господина премьер-министра, но после смерти президента Рузвельта цель стала ясна. Черчилль предложил новому американскому президенту жестко остановить продвижение русских войск. Угрожая силой и новой войной. Операция была уже разработана британским штабом и носила кодовое название «Немыслимое». В ней должны были принять участие как раз те самые расформированные немецкие дивизии, о которых я говорил. Была даже назначена дата начала новой войны – 1 июля…
– Звучит как сказка, – не поверил Олаф. – Действительно «Немыслимое».
– И, тем не менее, это реальная политика. Черчилль хотел любой ценой остановить русских. Любой ценой не пустить их в Европу.
– И что же ему помешало?
– Американцы не решились. Их генералы слишком хорошо представляли себе, что значит воевать сегодня с русскими. Кроме того, они очень рассчитывают на помощь русских в войне с японцами. Без русских они могут воевать с японцами еще годы и нести огромные потери. А президент Трумэн в свою очередь очень надеется, что русские испугаются атомной бомбы, которую они взорвали в Японии.
Олаф помолчал, потом сказал с усмешкой:
– Мне даже стало жалко русских – получить от союзников такой удар в спину.
– Что ты хочешь от англичанина?
– Интересно, знали ли об этом русские? Об этом самом «Немыслимом»?
– Думаю, кое-какая информация на сей счет у них была. Поэтому они и решили взять Берлин как можно быстрее. И чего бы им это ни стоило. Чтобы продемонстрировать своим добрым союзникам, на что они способны. Американцы и англичане на такие битвы не годятся. Так воевать могут только два народа в мире – русские и немцы. И если бы они воевали вместе, перед ними никто бы не устоял. Но они почему-то все время воюют друг с другом…
Машина катила по лесной дороге, когда прямо перед ней вдруг обрушилось дерево. Олаф едва успел затормозить. Затем с шумом рухнуло дерево сзади. Все пути оказались отрезаны. На какое-то время наступила абсолютная тишина.
Олаф сунул руку под сиденье и достал пистолет.
– Кто это может быть? – спросил барон.
– Это не американцы. И вряд ли русские, – спокойно сказал Олаф. – Или это какой-то сброд из тех, кого завозили сюда на работы, или голодные немцы…
– Черт, какая глупость! Не хватало еще погибнуть от рук каких-то голодранцев.
– Я выйду, господин барон. Вы оставайтесь пока в машине и пригнитесь. Дверь не закрывайте. Если начнут стрелять по машине, постарайтесь выбраться…
Олаф приоткрыл дверцу и крикнул:
– Не стрелять! Мы немцы! Можем поговорить.
Тишина была ему ответом. Он выскользнул из машины и, напряженно оглядываясь по сторонам, пытался понять, откуда может грозить опасность.
Наконец, впереди качнулись ветки и на дорогу вышел человек в защитной униформе со «шмайсером» в руке. Он держал автомат за рукоятку дулом вниз и неторопливо шел к машине. Перепрыгнув через ствол, загораживавший дорогу, он подошел совсем близко.
– Господи, Гюнтер! – закричал Олаф. – Это ты!
– А кто же еще? – засмеялся Гюнтер. – Какой ты стал важный и богатый. Может, сигаретой угостишь?
– Сейчас.
Олаф вернулся к машине и взял лежавший на заднем сиденье блок сигарет.
– Кто это? – осведомился барон.
– Мой сослуживец Гюнтер Тилковски. Еще месяц назад мы вместе прятались в лесах. Минуту, господин барон, одну минуту.
Вручив Гюнтеру сигареты, Олаф спросил:
– А ты все скрываешься?
– Да, знаешь, не тянет в лагерь на американскую баланду, – насупившись сказал Гюнтер и закурил.