Страница 28 из 29
— Заткнись стерва, я тебе это еще припомню!
Последняя часть фразы сразу отрезвила Колодину и она, предчувствуя неминуемые санкции, быстро ретировалась. Выведенная из себя Анна решила примерно наказать сына, по ее мнению совсем распустившегося у тетки. Применять по старинке ремень против здоровенного 16-ти летнего парня было весьма необдуманно, но она так сильно разозлилась, что не могла рассуждать трезво. Сына Анна всегда наказывала дома, чтобы никто не видел. И сейчас она, выпроводив дочь гулять, переоделась в спортивный костюм и, вооружившись ремнем, вошла в комнату притихшего Игоря. Тот стал оправдываться, но это не возымело действия — у матери за последнее время против него накопилось много всего. Еще полтора года назад, когда сын учился в восьмом классе и она вот также его наказывала… Наверное, и тогда вряд ли бы она смогла с ним справиться и наказать как обычно — за шею наклоняла сына и лупила ремнем по заднице — если бы он вздумал сопротивляться. Но Игорь тогда почти не смел сопротивляться, разве что бегал от нее по квартире. Сейчас она вновь решила, что вполне может провести ту же экзекуцию. Но сын на этот раз воспротивился, стоял как скала, и наклонить его у Анны никак не получалось. Отчаявшись, она стала просто стегать его ремнем по рукам, но и здесь не смогла добиться желаемого результата, ибо сын поймал жалящий конец ремня и ловким рывком обезоружил мать. Анна даже не успела возмутиться такой наглостью, ибо сын тут же убежал на улицу. Испугавшись, Игорь до вечера не возвращался домой и лишь пришедший со службы отец нашел его в квартире у офицеров-холостяков. К чести Анны, она в тот день и словом не обмолвилась о случившемся. За ужином чувствовалась какая-то напряженность, которую опять-таки сняла сама Анна. Как ни в чем не бывало, она стала делать сыну обычные выговоры и награждать «дежурными» шлепками. Игорь аж просиял на радостях, видя, что мать на него не сердится.
Поразмыслив о случившемся, супруги уяснили, что в отношении сына требуются коррективы воспитательного процесса. Но даже тут Анна не позволила мужу вмешаться, сохранила свое преимущественное право на воспитание и наказания. Она стала меньше распускать руки, сделав больший упор на уговоры и упреки, несколько снизила запретительный ценз. Тем не менее, контроль по-прежнему осуществляла жесткий, так что сын постоянно чувствовал над собой не подавляющую, но твёрдую волю матери.
К дочери Анна относилась совсем по-иному. Она переживала за ее слишком замедленное физическое развитие. Как-то насмотревшись в бане на проступающие ребрами и позвоночником тело Люды, она поделилась опасениями с мужем:
— Что делать будем, 12-ть лет девчонке, а у нее нет намека на грудь, и живот совсем не проявляется, какой-то бесполый заморыш. Как такую замуж выдавать будем?Ратников резонно возразил, что еще рано, подрастет, выправится. Однако Анна не успокоилась, мысленно переносясь в свое детство, вспоминая себя в 12-ть лет, когда она после летних каникул пришла в свой класс и, переодеваясь на урок физкультуры, вдруг обнаружила, что майка на ее груди топорщиться значительно сильнее, чем у других девочек. Когда начался урок, сей факт не остался без внимания мальчишек и самый хулиганистый на весь зал возвестил: «Гля, ребя, как у Аньки-то грудя выпирают…». Выпирало, конечно, не так уж сильно, но явно выпирало только у нее, потому и вызвало такую реакцию. Тогда она была готова сквозь землю провалиться. Но, прошло время, «выпирать» стало у многих и в конце концов у всех девочек, и это уже никого не шокировало. Анна сейчас припоминала своих самых худосочных одноклассниц: в каком возрасте они начинали обзаводиться женскими формами, и тревога за дочь несколько притуплялась. Тем не менее, обидно, что именно у нее, всегда считавшейся девчонкой фигурной, в теле, растет такая невзрачная, болезненная дочь. Анна никогда не била, и очень редко наказывала Люду. Ей казалось, что та умрет от слишком сильного к ней прикосновения. Дочь чувствовала эту жалость, сродни брезгливости и тянулась к отцу.
Дивизион строится на вечернюю поверку. Старшина опять издает гортанные звуки — любит покомандовать, покрасоваться перед строем. Да не к тому командиру попал Муканов: чем каблуками щелкать лучше бы регулярно счет дивизионному имуществу вел, да казарму ремонтировал без напоминаний.
— Вольно! — перебив старшину на середине доклада, скомандовал Ратников. — Начинайте поверку! — подполковник спешил. Ему надо многое успеть сказать, поставить задачу и в то же время вовремя уложить людей спать — времени выслушивать многословный рапорт не было.
Муканов говорил по-русски свободно. Поселяясь в Новой Бухтарме казахи, до затопления жившие на левом берегу, довольно быстро русифицировались и уже их дети русский язык знали лучше родного. Если бы не монголоидная внешность и разные религии, наверняка произошло бы почти полное смешение их с русскими, как это случилось, например, между русскими и мордвой, удмуртами, карелами… Но в данном случае именно внешность, некоторые бытовые особенности и в последнюю очередь религия (казахи никогда не являлись ревностными мусульманами) сыграли взаимоотталкивающую роль. Русские еще с дореволюционных времен считали казахов во всех отношениях ниже себя, и с ними, как правило, не «мешались». Нельзя сказать, чтобы к этой единственной на «точке» казахской семье допускали какую-нибудь дискриминацию, но они держались обособленно. И одна из главных причин той обособленности заключалась в разном понимании чистоплотности. Кто его знает, если бы какая-нибудь средняя русская семья оказалась в окружении немецких семей, в таком же замкнутом мирке, наверное, ту семью чистюли-бюргеры и бюргерши именовали бы неряхами (а кое-кто и русскими свиньями). Такое же примерно отношение к Мукановым сложилось и на «точке». Для остальных обитателей «точки», особенно женщин, квартира старшины с ее особым кислым запахом, как в кочевой юрте, казалась рассадником всякого рода заразы. После них старались не занимать очередь в баню, а уж если не получалось, то тщательно отмывали полок горячей водой. У каждого народа свои критерии чистоты, и кто тут более прав… Может быть мыть мылом мостовую, по-немецки — это уж слишком, а может и совсем не вреден тот самый плохо переносимый без привычки кислый запах войлока и курдючного сала, которым буквально пропитаны казахские юрты. Ведь до революции казахи в тех юртах и жили, и кочевали и при этом не вымерли от эпидемий. А вот когда их стали насильно в колхозы загонять, да на землю сажать… Сколько их тогда перемерло, и не считал никто. Говорят, не один миллион.
Поверку Муканов проводил быстро, на память, почти не заглядывая в список. Опоздавших в строй не было — все знали, что на поверку придет сам командир. В заключении поверки, как обычно, старшина сделал объявления: зачитал наряд на завтра, сержанты назначили уборщиков… Поверка закончилась, строй ждал, что скажет командир, хотя для многих солдат, то уже не было тайной. Ратников находился еще в пути, когда «уши» дивизиона, телефонисты, пустили вихрем распространившийся слух: скоро приедет большое начальство, новый корпусной командир.
— Товарищи! — официально начал подполковник, подчеркивая значимость сообщения. — Довожу до вашего сведения, что в ближайшее время к нам в подразделение, в целях ознакомления, приезжает новый командир корпуса полковник Агеев, который заступил на место убывшего к новому месту службы прежнего командира корпуса генерала Хоренко!
То, что Хоренко просто-напросто «ушли» с должности и отправили дослуживать начальником кафедры в академию, дабы освободить перспективное место для молодого, «растущего» не по дням, а по часам Агеева, Ратников, конечно, говорить не стал.
— Наша с вами задача, показать новому комкору, что мы здесь не зря хлеб едим, свое дело знаем и делаем! Теперь конкретно, — оборвал официальную часть своего обращения подполковник. — Завтра с подъема вместо физзарядки стартовая батарея расчищает плац и все дорожки к нему. Бланько, запоминай, завтра комбату своему передашь, — обратился он к рослому сержанту, стоящему крайнем на правом фланге. — Кроме того, стартовикам же выделить трех человек в распоряжение замполита. Клуб Физюкову поможете расчистить, и еще четверых на свинарник.