Интервенция

Но сзади, черт его поймет откуда, подоспел немецкий бронепоезд. Впрочем, понятно откуда – такой груз, да без охраны! В общем, в самый ненужный момент нарисовалась эта бронированная скотина, у которой из грузных железных башен торчали орудия и, что самое гнусное, на переднем вагоне оказались зенитные счетверенные двадцатимиллиметровки. И как начали садить… Плотный огонь мигом отогнал отряд от полотна.

Бойцы залегли кто где, а Тони видел себя схоронившимся за каким-то бугром. Рядом с ним спасался от огня Славка – худой парень в замызганном ватнике. Метрах в двадцати впереди лежал труп командира, еще двое убитых, а также взрывная машинка.

Уткнувшись носом в грязь, Тони прикидывал, как добраться до спасительной опушки. А вот Славка, как выяснилось, думал совсем о других вещах. Это правда, что он был хлипким и совершенно не приспособленным к войне, а уж тем более – к лесной войне. Ну не давалась ему военное дело! Но зато Славка отлично разбирался во всякой электрической технике. Собственно, поэтому его и взяли на операцию.

Так вот, Славка двинулся вперед.

– Куда? – прохрипел Тони.

– Машинка… Может, дело в ней. Тогда попробую исправить.

Он пополз через простреливаемое пространство. Через то самое, которое пахали четыре зенитные двадцатимиллиметровки. Огонь которых сметает все. Но, как выяснилось, все-таки не все. Славка сумел доползти до ямы, в которой находилась машинка.

А потом… Потом грохнуло. Мост грузно осел, и с него повалился эшелон. Огонь был вполнеба. В реку, которая уже пылала от рухнувших туда цистерн с горючим, падали платформы с танками.

А вот Слава так там и остался. Никто не знал, что с ним произошло, – бронепоезд все еще торчал возле моста. Пришлось быстро убираться, пока эти поганые пушки не оставили от отряда одно воспоминание.

– Ого! Ну, просто кино про войну! – восхитилась Васька.

– Подожди. Ты что, понимаешь по-английски? – удивился Джекоб.

– Что я, совсем дура что ли? Послушала вас, послушала, вот и стала кое-что соображать… Делов-то. Говорить пока что не выходит, а вот понимать получается.

Журналист не стал размышлять над лингвистическими талантами своей подружки. Он-то толком не смог выучить ни одного иностранного языка, хоть и упорно пытался овладеть немецким. Тем более что стало не до отвлеченных размышлений. Тони выдал вдобавок ко всему рассказанному еще нечто более интересное:

– Но это все фигня. Я ведь тебе еще самого главного не сказал. В госпитале делать нечего, так вот я долго ломал башку – откуда мне это может сниться? Какой-то лес, какие-то русские. Представляешь, там, во сне, я отлично понимал русский. И вообще, все так явственно… Так вот, думал я, думал, а потом сообразил. Я в каком-то фильме похожее видел. Получается, что у меня эта, ну, как ее… Типа, когда ты помнишь то, что видели твои предки.

– Генетическая память, что ли? Это из области научной фантастики.

– А тут не фантастика вокруг? Только совсем ненаучная. Почему бы и нет?

– Вообще-то ты прав. В этом городе все может случиться. Но погоди… Если ты говоришь о генетической памяти, то, получается, кто-то из твоих бывал в России? И не просто бывал, но и воевал в партизанском отряде?

– В том-то и дело! Только я об этом как-то напрочь забыл. А тут вдруг, как стал голову ломать над этими снами, так и всплыло… В детстве слыхал от матери. Дед ее, говорят, был жутким типом, угрюмым, злым на весь мир. Сидел на своей ферме, ни с кем не общался, всех на фиг посылал, только и делал, что садил виски до одурения. А вот что про него соседи говорили: во время Второй мировой он был бортстрелком на «летающей крепости», летал бомбить немцев. Немцы его сбили, попал он в плен. Ну, там, лагерь, все дела. А он был беспокойным мужиком. В лагере ему не понравилось, и он сбежал. Газет им, понятное дело, в лагере не давали. Точнее, давали, пока немцы побеждали. А потом, как все наоборот пошло, снабжать их газетами прекратили. Так вот, прадед, когда сбежал – он тупо рванул на восток. Что на войне происходит, он не знал, географии Европы тоже. Знал только одно – где-то там, на востоке, воюют русские. Как он пробрался – черт его поймет, но, видать, до каких-то русских добрался. До диверсантов каких-то, которые в немецком тылу воевали.

– До партизан, дурила, – встряла Васька.

– Может, и так. Мать говорила, у него и орден был русский. Такая темно-красная звезда. Он вроде бы из всех своих наград, а у него их было много, больше всего гордился именно ею. Вот такие дела. И еще я вот о чем подумал. О том, что в том сне было. И о парне, который полез чинить машинку. Вот ты прикинь, кто из наших, из сегодняшних, полез бы на верную смерть? Хотя когда-то наши предки могли… А вот теперь – нет.

Джекоб усмехнулся. Да уж. До сих пор среди циников-журналистов гуляла байка о старой-престарой истории, случившейся где-то в Латинской Америке еще в прошлом веке. Тогда американские войска тоже где-то устанавливали демократию[75]. Все шло хорошо, но в глухих джунглях рота американских солдат наткнулась на аэродром, который строили кубинцы. У этих парней было несколько автоматов и зенитная пушка времен Второй мировой. Кубинцы по своей природной безбашенности сдаваться проклятым гринго не пожелали и открыли по приближавшимся американцам огонь из того, что имели. Доблестные американские солдаты, столкнувшись со столь массированным сопротивлением, быстро прекратили атаку, перешли к обороне и стали вызывать на подмогу авиацию. С той что-то не срослось. То ли погода подкачала, то ли она была более нужна в другом месте. В общем, боевые действия перешли в позиционную фазу. Великое противостояние длилось с неделю. Потом военные действия в других местах закончились – подоспело начальство, и американцев без лишнего шума отправили на родину. Как говорили, армейское руководство сочло действия солдат совершенно правильными. Подставлять башку под пули американскому солдату не положено.

Да, а в этой стране какие-то иные правила игры. Но… Во сне Джекоба революционные массы тоже совсем не лезли на пулеметы. Журналист, услышав рассказ солдата, как-то сразу уверился, что с ним произошло то же, что с Тони, – взыграла таинственная «память предков». Он ничего не знал о том, чем занимались его предки в России. Но говорят, в русской революции участвовало много евреев. Да и в армию при царе их призывали так же, как и всех остальных. Почему бы какой-то его родственник не мог принимать участие в штурме Зимнего?

Но на Дворцовой повстанцы – как и их противники – вели себя как люди, которые без особой нужды не хотят рисковать жизнью. Вывод напрашивался не очень веселый – поведение русских логическому анализу не поддается. Сегодня они так, а завтра – по-другому… А значит, если сегодня они были мирные и пассивные, то кто знает, какими они станут завтра?

В этот поход Джекоб пригласил с собой Анни – она вроде бы специалистка по истории религии. Да и нужно было девушку отвлечь, ибо она в последнее время настолько прониклась русским духом, что вообще не просыхала. Васька же идти отказалась категорически.

Путь их лежал к одной из петербургских церквей, которая после высадки войск НАТО возобновила свою деятельность. Правда, священник, как сказала Анни, был какой-то сомнительный. То ли его в России лишили сана, то ли запретили проповедовать… В любом случае оккупационным властям выбирать было особо не из кого. Тем более что этот отец прибежал сам и поведал, что подвергался гонениям из-за того, что выступал против сползания Православной церкви в русский шовинизм. В общем, свой был человек. Впрочем, Джекоба не интересовали религиозные тонкости. Ему хотелось выслушать мнение священника насчет происходящего в городе.

Народу в храме было немного – и он, этот народ, четко делился на две части. Имелись тут женщины среднего возраста и старше, которые истово молились, а рядом с ними околачивались типы весьма подозрительные. Эти явно пришли сюда не с Богом общаться, а получать гуманитарную помощь. Теперь, когда с гуманитарной помощью начали возникать проблемы, американское начальство стало выделять ее более адресно – через тех, кто активно сотрудничал с новой властью.

75

Речь идет о случае, произошедшем в 1984 г. в Гренаде, где американцы тоже наводили демократию.