Страница 39 из 108
«Из Богородска (Моск. губ.) нам пишет местный рабочий: Есть, конечно, в России рабочие центры, как-то: Спб., Москва, Варшава, Киев, Харьков, где рабочие живут культурной жизнью, где социализм находит себе пути, улицы и проулки к жилищам рабочих; там есть много сознательных рабочих, и они делают свое дело, которое становится все тверже и могучее. Там есть интеллигенция, которая способствует этому движению… Но есть еще в России такие рабочие центры, куда прямые пути для социализма затруднены, где культурная жизнь искусственно и усиленно залавливается. Там рабочие живут безо всяких культурных потребностей, и для их развлечения достаточна одна водка, продаваемая хозяином (теперь казенная монополька[44]), да балалаечник или плясун из рабочих. Такие места напоминают стоячую воду в небольшом озере, где вода цветет, и цвет садится на дно, образуя вязкую грязь, которая втягивает в себя все, что на нее попадет. К такой категории можно причислить и Глуховскую мануфактуру (около Богородска). Тут культурной жизни почти нет и трудно ей на первых порах упрочиться, если только удастся зародиться. Интеллигенция тут отсутствует (употребляю слово "интеллигенция" условно: чиновники и т. п. с цензом образования не есть еще интеллигенция, это только глаженая, клейменая публика — "благонадежный"), рабочие культурные очень редки, а чуть который начинает чувствовать гнет, то выбывает; поднадзорный попасть сюда не может, а потому никакой литературы тут нет, ни легальной, ни нелегальной. Если рабочий попадет сюда из большого города и вздумает вести пропаганду, то он скоро навлечет на себя внимание администрации, а она дела вершит скорее полевого суда: немедленно рассчитывает и удаляет из хозяйских помещений. Мы хотим здесь описать эти самые хозяйские помещения.
Наш фабрикант Захар Морозов содержит мужскую (холостую) артель — человек 800, да такую же женскую; сверх того казармы для семейных. Артель (мужская) занимает целую трехэтажную казарму. Хотя помещение и отапливается паром и есть там и вентиляция, но это мало может улучшить положение рабочих. Размещены рабочие настолько тесно, что такой тесноты нельзя встретить ни в солдатской казарме, ни в больнице, ни в тюрьме. Кровать широкая в 2 арш. — по середине вдоль разделена высокой доской, что служит границей для каждого; на ней два тюфяка или два набитых мешка. В общем, в каждом отделении помещается больше ста человек. Расстояние между кроватями 1 арш., около головы стоит маленький стол, в нем два ящика, в которые владельцы кладут свою одежду, чай и сахар. Сундуки имеются не у всех. Табуреток, стульев или скамеек нет совершенно, и сидеть можно только на кровати. Если рабочие в сборе, то в каждом месте образуется 4 головы и разговаривать нет возможности, чтобы не слышали соседи.
Помещение в казармах считается бесплатным, но за него производится вычет в размере 2 коп. с заработанного рубля и 3 коп. — для семейных.
В безобразном состоянии находятся в казармах отхожие места, не отделенные от жилых помещений капитальной стеной. В нижнем этаже, рядом с отхожим местом, находится столовая. Так как чистку отхожих мест компания старается производить возможно реже, то можно представить себе, как отражается на столовой такое соседство.
В 1899 г. рабочие потребовали себе более свободного помещения в казармах. Компания согласилась и вывесила табель, в которой было показано нормальное кубическое содержание воздуха на одного человека (одна сажень). Но приведя это в порядок, компания вскоре удалила человек 60 "недовольных" из среды рабочих, и после того норма, указанная в табели, была опять нарушена.
Казармы для семейных состоят из небольших комнат, в которых помещается по 4–5 семейств, душ по 13–15. Казармы очень грязны, и компания заставляет рабочих оклеивать комнаты обоями на свой счет. В Александровской казарме, высотой с обычный трехэтажный дом, сделано пять этажей, из которых первый более чем наполовину под землей, а пятый представляет простой чердак. В июле этого года компания принялась за ремонт этих казарм, причем работа производилась так умело, что 13 июля ярус второго этажа рухнул, покрывая собой спящих внизу и увлекая верхних. Мне пришлось видеть, как одна женщина с грудным ребенком еле вылезла из-под балагана; в другом месте вылезал мужчина, держась за окровавленную голову. Дальше нельзя было смотреть: нужно было торопиться на фабрику.
Харчи в казармах ужасно скверные, и человеку, пожившему в большом городе или в семье на фабрике, противно даже идти на кухню; часто голодный продолжает голодать, но воздерживается идти обедать. А между тем харчи обходятся очень дорого… На всяком продукте Захар Морозов наживает 25–30 %. Беря с нас по 2 коп. с рубля за помещение, Морозов наживает в год с одной мужской артели 2300 руб., да на харчах в месяц с человека по 1 руб., всего в год 9600 руб., итого с одной мужской артели он взимает круглым счетом около 12 000 руб. Когда в 1899 г. мужская артель вознегодовала на харчи, требуя их улучшения и чтобы припасы покупались не в хозяйской лавке, то хозяин кричал рабочим: "Я нарушу жилое помещение, уходите тогда на вольные квартиры".
Харчами заведуют двое старост; когда-то они были избраны на эту должность и продолжают на этом основании оставаться старостами, хотя рабочие ими очень недовольны. Когда недавно трое рабочих заявили неудовольствие против старост, то все трое были тотчас же уволены.
Орехово — Зуево. Нам пишут: Ввиду того, что за последнее время "Искра" широко распространяется в Орехово — Зуеве и нам нет возможности предупредить всех товарищей словесно, мы просим напечатать, чтобы остерегались следующих лиц: М. Агапов (подмастерье), небольшого роста, рябой, толстые губы, на лице несколько поросших бородавок, говорит скороговоркой и при разговорах слюнявится, лет 35, русый, — старообрядческий миссионер, служит у жандармов, имеет часто собеседования в Орехове с православным миссионером Николаевым; И. С. Сапов — служит в хозяйской харчевой лавке в мясном отделе сторожем при дверях, черный, взгляд свирепый, проницательный, говорит басом, отрывисто, рост средний; В. П. Мазурин — постоянно ораторствует в отхожем месте на фабрике о социализме и притеснениях; что выведает, тотчас же сообщает; роста ниже среднего, говорит в нос, тщедушный. Предупреждаем владимирцев — на — Клязьме, что Дмитрий Ниткин (см. номер 6 "Искры") теперь уже служит урядником во Владимире. "Искра" у нас читается нарасхват, и сколько доставлено, вся находится в ходу. Благодаря ей чувствуется сильный подъем у рабочих. Особенно много толкуют по поводу статьи по крестьянскому вопросу в ном. 3, так что требуют доставить этот номер. А на частном собрании рабочие выразили желание, чтобы "Искра" напечатала еще несколько статей по этому вопросу.
Много суждений по поводу столкновений рабочих с полицией и войском в СПб. Эти столкновения являются только началом общего такого движения, так что ореховские рабочие не заблуждаются, если говорят, что тут такое столкновение в будущем неизбежно, но что оно будет более жестоким и что итти против вооруженной силы с пустыми руками не следует, но "дубина и штык — одно и то же"».
Вот такое людям интереснее, чем общие политические рассуждения. Тем более что Бабушкин писал правду. Кто скажет, что нет — попробуйте фактами опровергнуть его репортажи.
Поначалу газету возили из-за границы — но это было достаточно сложно. Применяли чемоданы с двойным дном и прочие подобные ухищрения. Однако жандармы тоже кое-что умели, так что курьеры нередко попадались — и тираж шел в библиотеку Департамента полиции.
«Будущий советский дипломат М. М. Литвинов координировал ее доставку в империю, что, разумеется, было сопряжено с большими трудностями и обходилось дорого. В Россию груз шел долго — через Финляндию, Прибалтику и Польшу; или через Болгарию в Одессу, что обеспечивало распространение газеты на Украине; в Закавказье «Искру» везли либо на лошадях через Персию в Баку, либо — морем из Марселя через Средиземное и Черное моря до Батума, а оттуда сушей — опять же в Баку. Поэтому издатели решили печатать «Искру» в России, где уже существовали подпольные типографии в Баку, Кишиневе и Нижнем Новгороде».
44
«Монополькой» называли винный магазин.