Товарищ Ссешес

Свет! Свет его побери! Обвели как ребенка! Украли из-под самого носа! Кто, кто это мог быть? Мои? Так я не слышал, чтобы кто-нибудь поднимался ночью. И как назло, поверив утверждениям Духа Чащи, ночью мы уже два дня не дежурили. А если…

Размытая фигура в наброшенном на плечи плаще, сверкающем в полутьме подземного коридора черной шелковой подкладкой, стремительно двигалась к выходу. Широко распахнутые красные глаза на гордо вскинутом черном лице с презрительной гримасой, развевающаяся, чуть всклокоченная после сна непослушная грива белых волос и леденящее кровь шипение, переходящее временами в рычание, — так valsharen Ril'lintar обдумывал происшествие…

В это самое время проснувшиеся злые красноармейцы учиняли глобальный шмон в лагере, периодически кидая косые взгляды на старшину с его чешуйчатой троицей.

А все началось с того, что подхватившийся раньше всех Сергей увидел, что в мешках и ящиках с честно нажитым добром кто-то очень сильно покопался. И не просто так — аккуратно, по-тихому покопался, а наоборот. Некоторые мешки оказались порваны, содержимое раскидано по поляне, остатки вчерашнего мяса, которым и предполагалось завтракать, доедены. В общем, если кратко, то утреннее солнце осветило картину, чем-то похожую на два переезда, четыре пожара или один визит свекрови (ну или тещи — кому что ближе). Судя по многочисленным следам зубов и явно нечеловеческому прикусу, это явно были не немцы и не выползшие ночью из болота оголодавшие окруженцы. Сделали все без малейших сантиментов, тихо и планомерно. Об этом говорили следующие факты: была обследована вся поклажа без исключения, но никто не проснулся, включая драконов. Впрочем, если придерживаться логики, они-то как раз и оказывались первыми подозреваемыми в этом грабеже.

Поэтому, передвигаясь по лагерю и собирая вещи, бойцы то и дело бросали косые взгляды на чешуйчатых сорванцов, уж слишком ярким осталось воспоминание о недавнем драконьем пиршестве, покончившем с бренным существованием запасов копченой лосятины. Чувствуя напряженные взгляды и неблагоприятный эмоциональный фон, дракошки облепили «родителя» и осторожно выглядывали из-за «мамы». Попытки старшины доказать невиновность питомцев натыкались на осуждающие взгляды окружающих.

— Ребята, ну не они это! Не они! Я уж спрашивал, да и после вчерашнего ужина они как налопались, так всю ночь рядом со мной спали. Ночью никто даже на горшок не захотел. А вот теперь хотят, и есть тоже хотят.

Как будто про себя, но так, чтобы услышали окружающие, молчаливый обычно Геннадий буркнул:

— Проглоты, ночью все мясо съели. А теперь еще есть хотят.

Нагибающийся в этот момент за скомканными гимнастерками Юра добавил:

— Вот мелочь гадская, ну сожрали мясо, так на хрена мешки грызть и все раскидывать?

Встряхнув гимнастерку, он осмотрел ее со всех сторон и нехотя добавил:

— Хоть вещи не порвали. Видно, остатки совести еще есть.

В общем, накал эмоций на стоянке отряда присутствовал. И причем самый неприятный тип накала — когда обвиняемая сторона отстаивает свою невиновность, а обвинители стопроцентно уверены в обратном. Перчинку к ситуации добавило то, что виновным оказалось начальство, да еще самый уважаемый человек в команде. Ведь чешуйчатые сорванцы уже давно воспринимались окружающими как дети старшины. И «ништо», что разговаривать не могут, — смышленые да понятливые, когда к ним обращаются, понимают; правда, попроще говорить надо. А за детские проказы испокон веков родители отвечали…

Все то же утро. Ссешес Риллинтар

Разговор на повышенных тонах я услышал, еще не доходя до стоянки. Хм. Неужели неведомый вор, утащивший у меня из-под носа древнюю тайну, запах которой не давал спокойно заснуть этой ночью, не успокоился и дополнительно решил нас ограбить? И как он умудрился все так быстро провернуть, никого при этом не потревожив? Когда я поднялся, в лагере было спокойно, а сейчас, если судить по комментариям бойцов, там царит полный бедлам. Выйдя на поляну и кинув строгий взгляд в сторону раздухарившихся комментаторов, я добился благословенной тишины. В мозгу при этом подобно сумасшедшим синицам билось сразу несколько мыслей: промежуток между моим уходом и подъемом личного состава составлял максимум тридцать минут. Как можно умудриться за это время провернуть такой глобальный шмон? Почему никто не проснулся? Первоначально в голове звучал и третий вопрос: неужели это дракончики постарались? Но, присмотревшись к ближайшему порванному мешку, я отбросил эту мысль — на земле валялся кусок мыла с явным отпечатком зубов. Причем тот, кто его грыз, имел размер челюсти, превышающий размеры челюстей дракончиков в несколько раз. Тут поработал кто-то с более крупной пастью. И кстати, размеры этой пасти мне показались знакомы. Ну что ж, будем спасать старшину от злых наветов окружающих, а окружающих от мордобоя со стороны Сергеича и покусания драконами.

— Так, заканчивайте брить дварфа! Вам лишь бы поругаться, ведь вроде глаза на месте, посмотрите сюда — неужели не видно, что следы зубов не драконьи?

Нет, все же народ подобрался хороший: все моментально успокоились, а парни потупились — стыдно, видимо, стало, что на невиновных детей навели поклеп. Олег так вообще даже покраснел. Да и старшина сразу воспрял — и давай меня вопросами забрасывать:

— Так кто же это? Командир, неужто ты его не видел?

Ну началось! Где был, что делал — вот любопытный! Не понятно, что ли? Пил, курил и шлялся по падшим женщинам! Что еще можно делать в этой чаще! Правда, ни первого, ни второго, ни тем более третьего тут не наблюдалось.

— Кто это? Тут загадка похитрее! Скорее всего, правильный вопрос звучит так: что это? Неужели не догадались, где такую челюсть в последний раз видели? Ну кто первый? Правда, сушеного слизня не обещаю. Сам бы не отказался.

Всегда было интересно смотреть за изменениями, происходящими на лице человека, который только что сделал находку или догадался о чем-нибудь. Еще в бытность преподавателем любил подсматривать такие вот моменты озарения у студентов — когда лицо разглаживается, а в глазах появляется безграничное удивление окружающим миром и всей сложностью простоты его устройства. Вот и теперь, рассматривая выражение лица Сергея, словившего «У», как сказали бы в Китае, я силой воли гасил на своей физиономии довольную улыбку — в комплекте с клыками она выглядела не особенно дружелюбно. Зачем пугать окружающих? Через секунду тишины Сергей выпалил:

— Так это что? Статуя? А как такое возможно?

Нет, это просто праздник какой-то! Теперь в состояние полной прострации скатились все окружающие, кроме драконов, тем ожившей статуей больше, ожившей статуей меньше, если она невкусная (а она невкусная — вчерась пробовали), то и хрен с ней. Как такое возможно, как такое возможно? Тьфу! Блин, да если бы я знал, как такое возможно. Единственное предположение, которое возникает в голове, звучит слишком фантастически.

Все то же утро. Сергей Корчагин

Стояли мы, значит, как молнией прибитые, а Ссешес и сказал:

— Вероятнее всего, мы с вами вчера умудрились откопать голема. Причем не стандартного, а, скорее, экспериментальную разведывательную модель. В пользу этого говорят следующие факты: бесшумность и успешность проведенной акции, чрезмерное любопытство, проявленное сразу после пробуждения. Все указывает на наличие развитого интеллекта, высокую подвижность и координацию движений.

Тут Сергеич добавил свои пять копеек:

— Так это что вообще — живое? И от чего проснулось?

— Старшина, не о том ты думаешь. Вопрос надо было задавать таким образом: почему все находящиеся здесь живы? Если это все же разведывательно-диверсионный голем, то лежал он тут еще с тех времен. А за десять тысяч лет кристаллы-накопители с занесенной в них поведенческой программой должны были стереться даже просто от старости. Особенно в условиях почти полного отсутствия магического фона. У голема со стертой поведенческой моделью остается только одно любимое занятие — крушить всё вокруг. Вот мне и интересно, почему я вижу вас живыми, а не в виде фарша и требухи на деревьях?