Банкирша

Четыре года в ссоре…

— Да? Мы в ссоре? — Теперь мы оба кричали. — А кто в этом виноват? Если бы я не ждала тебя, не караулила твое наследство… Дача была нужна тебе на полчаса, чтобы вскрыть тайник. Если бы я продала ее и дала Ляльке денег, мы бы не поссорились. А я даже не могла сказать ей, почему не продаю дачу.

— Я виноват в том, что ты вырастила эгоистку?

— Она не эгоистка. Ей были нужны деньги для бизнеса, и у кого она должна была их просить? Ты виноват в том, что у меня испортились отношения с дочерью.

— Опомнись, Лена!

Но я не желала опомниться. Не желала видеть его несчастного потерянного лица. Мне было больно, и не было сил выдержать боль.

— Ты лишил меня дочери, лишил свободы и права на частную жизнь. Теперь ты лишил меня дома.

— Ты сошла с ума! В чем ты меня обвиняешь? В том, что я все делаю для твоего счастья? В том, что работаю, чтобы у тебя все было?

— Я не хочу больше тебя слушать. И не хочу больше тебя видеть. Ты ничего не способен понять.

Я подняла с пола сумку и, оттолкнув господина Скоробогатова с дороги, выскочила из квартиры.

За спиной с лестницы ссыпался Юра. Кажется, он был на моей стороне. И, судя по взгляду, который метнул в его сторону хозяин, пытался остановить реконструкцию. Что ж, эта квартира была и его домом, и он мог каждый день видеть, насколько она мне дорога.

Сережа утонул на зимней рыбалке. Я осталась вдовой после двадцати лет замужества. Мой брак не был безоблачным, но я ни разу ни о чем не пожалела, а многие ли замужние дамы могут так сказать о себе…

Помимо той беды, что я потеряла Сережу, была еще одна саднящая заноза.

Мне было тридцать восемь, а Ляльке вот-вот должно было исполниться двадцать два. Она заканчивала институт и собиралась замуж.

Миша, жених, учился с ней в одной группе. Он приехал учиться в институт из Костромы и для того, чтобы зацепиться в Москве, должен был получить московскую прописку, проще говоря, жениться.

Прописаться в нашей квартире было можно, а вот жить в двухкомнатной распашонке на двадцати четырех метрах с тещей нельзя — каждому понятно.

Лялька Мишу любила и боялась потерять, а он вел себя индифферентно, клятв не давал и на рай в шалаше не соглашался. К тому же кто-то кому-то сказал, что кто-то когда-то видел Мишу со Светкой Ковровой, которая сохла по нему с первого курса и была владелицей собственной однокомнатной квартиры.

От всего этого Лялька лезла на стену, и я, избегая общаться с ней и охраняя свою печаль о муже, засиживалась на работе. Я работала лаборанткой в оборонном НИИ. Я пришла туда сразу после школы. Это было огромное предприятие. В его разных подразделениях в разное время работали мои родители, родители моих подруг, Танька, Славик, Сережа. И вообще большинство моих знакомых и друзей.

Нашей лабораторией руководил семидесятилетний импозантный мужчина. Он носил прозвище Академик.

Он и был академик, и лауреат, и герой, и вообще величина мирового масштаба.

Когда-то Академик возглавлял наш НИИ, но за несколько лет до описываемого момента на опытном производстве обнаружили злоупотребления, начальника производства посадили, а Академика признали невиновным, но недостаточно бдительным, и понизили.

Лаборатория, в которой я работала, всегда считалась личным подразделением Академика, вот здесь-то он и оказался после отставки.

Большую часть своего времени ученый проводил на работе, и, когда я стала задерживаться, мы завели привычку пить чай и разговаривать.

Нам это казалось совершенно естественным, ведь мы оба были так одиноки. И так давно знакомы. Хотя нет, знакомы мы были мало. Просто каждый день встречались на работе больше двадцати лет.

Теперь я все лучше узнавала этого удивительного человека. Он оказался умным, чутким и обладающим чувством юмора собеседником. К тому же у него было редкое качество: разговаривая, он не делал скидку ни на возраст, ни на пол собеседника и оставался с ним на равных.

Постепенно он узнал всю мою историю и рассказал мне о себе. Конечно, не все, но очень много. Думаю, я знала о нем больше, чем кто бы то ни было.

И вот однажды Академик самым естественным образом предложил мне переехать к нему, чтобы помогать вести хозяйство. Чтобы избежать лишних разговоров, решено было заключить фиктивный брак.

Академик не имел никакой родни, и он сказал, что будет счастлив оставить мне все нажитое.

Лялька получила квартиру и Мишу.

Наше содружество продолжалось три года. Для меня это были трудные и светлые годы. Рядом с Академиком я стала другим человеком.

Последний год он не вставал С постели. Он был тяжело болен и обречен, когда делал мне предложение.

Ему нужен был человек, который дождался бы из тюрьмы Скоробогатова и вручил ему наследство. Он плохо знал меня, когда решился на этот шаг, но время поджимало и выхода у него не было. Он рискнул и выиграл.

Я выполнила все условия договора.

Я без сна лежала в постели на втором этаже моей дачи. После замужества я здесь почти не бываю. А раньше проводила много времени. Академик жил здесь летом постоянно. Лялька с Мишей привозили сюда своих друзей. Три лета подряд Лидуня проводила на даче отпуск с ребятами, пока не построила собственную.

Деньги. Вот о чем я думала. Я привыкла иметь много денег и привыкла много тратить. Мои личные траты: дом, хозяйство, обучение Лидуниного сына, воскресная школа в приходе отца Николая, обеспечение собственной красоты и здоровья. Это то, на что хватает моей зарплаты. Участие в фонде, премия лучшим первокурсникам МХТИ, стипендия имени Академика дипломнику химфака МГУ — на это деньги давал Костя.

Тьфу, черт! Господин Скоробогатов.

От чего мне придется отказаться? Ну не знаю…

Все дорого. Дороже всего фонд. У него нет названия.

Только лозунг: «Нет чужих детей!»

Я в этом фонде казначей и прекрасно сознаю, что многие наши жертвователи дают деньги под фамилию Скоробогатова.

Конечно, в фонде я останусь, но пользы от меня будет меньше. А это очень обидно. После долгих мытарств совсем недавно нам удалось получить разрешение всех, кто должен был его дать, на наш эксперимент.

На базе Дома малютки в Подмосковье мы решили организовать детский дом непрерывного пребывания.

Дети должны были расти в одном коллективе и в одних стенах от младенчества до окончания школы.

Сейчас же детей переводят из приюта в приют.

Они живут сначала в Доме малютки, потом в дошкольном, потом в одном-двух школьных детских домах. А ведь домашние дети не меняют семьи в зависимости от возраста!

Я столько времени и сил отдала этому проекту.

Что мне делать?

Я не могу больше оставаться женой Скоробогатова. Я уйду от него. Какие-то деньги у меня есть. Есть ненавистная теперь квартира, дача, машина.

Все продам. Куплю однокомнатную квартиру. Деньги положу в надежный банк. Все проценты с вклада буду переводить на проект.

Так. Если не смогу помогать воскресной школе деньгами, буду там преподавать. Бесплатно. Николай давно зовет.

Андрюшке учиться еще два семестра. Если сократить личные расходы, можно будет дотянуть. Это дело принципа. Лидуня была против учебы в платном колледже. Я настояла.

Итак, я объявлю Косте, что ухожу от него. И из фирмы. Это понятно. Никаких игр, никаких фиктивных отношений. Надеяться на благородство моей собственной акулы капитализма не приходится. Он, конечно, озвереет. Но перекрывать мне кислород не станет. Это случится само собой. Кто это так расхрабрится, что возьмет на работу сбежавшую жену Скоробогатова?

Конечно, Костя предложит алименты… С чего это я так уверена? Какие алименты? Он никогда не даст мне развода. Он скорее убьет меня, чем отпустит на свободу.

Ну, в принципе можно не разводиться. Что я, замуж собираюсь?

Не лукавь. Ты ищешь возможность не рвать с ним все связи.