Банкирша

Ой-ей-ей! Что со мной было! Как могла я уехать, не поговорив с Костей?

Именно в эту минуту ко мне пришло ясное понимание. Главным в моей поездке было посещение банка! Я должна открыть сейф. А лечение — всего лишь прикрытие, легенда…

Так, ну и что я вообще творю? И натворила?

Что, если мои действия повлекут непредсказуемые роковые последствия? Что там в сейфе? Бумаги?

Какие? Об этом, мне кажется, я догадываюсь. Но если так, что я должна с ними делать после выемки?

Или не я… А кто? Бергман? Хорошо, если он. А если я? Или еще кто-то… Ну и задача… Какая, к черту, задача?! Эти бумаги еще достать надо. Сейф.

Шифр. Цифры. Караул!

— Мне надо покурить, — придумала я.

— Мы не можем уйти, пока не придет служитель.

— Прекрасно. Вы сидите ждите, а я пойду покурю.

В голубеньких глазках господина Бергмана метнулось безумие.

— Этого нельзя делать! — закричал он шепотом.

— Ерунда. Мне надо покурить, мне надо в туалет.

Почему я должна все это терпеть? Мы же не под арестом.

Я толкнула дверь и вышла. Господин Бергман остался ждать служителя. Его состояние можно было определить как близкое к прострации.

По лестнице в пять мраморных ступеней я поднялась к выходу из сейфового зала и остановилась в нерешительности. В туалет мне было не надо, курить я тоже не хотела.

Но я сконцентрировалась, отыскала туалет, воспользовалась им, исключительно тщательно вымыла руки.

Критически оглядев в зеркале над умывальниками свое ничего не выражающее лицо, попудрила его. После чего причесалась. Испытывая к себе стойкое отвращение, отвернулась от зеркала и отправилась на поиски места для курения. Отыскав нужное место, я села на кожаный диванчик и, поставив на колени сумку, стала шарить в ней в поисках сигарет.

Мои пальцы перебирали всякую мелочь внутри сумки и вдруг наткнулись на конверт, полученный от господина Скоробогатова. «Вдруг» потому, что я про него совсем забыла…

Я раскрыла конверт и отыскала ответы на все вопросы. На том самом листке, где под номером один значился телефон господина Бергмана, под номером два — Швейцарский национальный банк, были еще номер три и номер четыре.

Теперь трудность вызывали только цифры шифра, которые я вроде как должна была знать. Я их не знала.

Не знала потому, что не встретилась с господином Скоробогатовым перед отъездом. Он бы мне их сообщил.

Или нет? Не знаю.

Он записал для меня инструкцию на листке. Весьма подробно. Я повертела листок в руках, тщательно рассматривая со всех сторон вдоль и поперек. Никаких цифр.

Да, мое затмение рассудка дорого мне будет стоить. А может, и не мне одной.

Ну, все. Покурила. Надо возвращаться. Разве что еще раз сходить в туалет.

Может, пойти и попросить Бергмана перенести все на пятницу? И за это время связаться с Костей…

Ой, мамочка! У меня все зубы заныли. Как я скажу господину Бергману? После утреннего телефонного хамства… После всей этой беготни по банку… Ой! Ой! Как живот болит… А Костя… Какой он мне после всего Костя? Господин Скоробогатов. Нет, нет, нет. Только не это…

Как бы хорошо сейчас умереть! Сразу. Тихо и достойно.

Еще до разоблачения. Умереть и не видеть ни господина Бергмана, ни господина Скоробогатова.

Ну почему я такая несчастная?

Я шла и шептала: «Цифры, цифры…» И вдруг подумалось: настоящий виновник сегодняшнего кошмара — Академик. Это он втравил меня в историю, взял с меня клятву, что я выполню его последнюю волю. Вот я и выполняю.

Это Академик подсунул мне Скоробогатова, а Скоробогатов, вместо того чтобы ехать самому с цифрами, которые знает, послал меня…

Минуточку. Послал меня. В институт красоты.

Нет, в клинику омолаживания. Да нет… Черт, как это называется? Какое-то время мозги прокручиваются вхолостую.

Ну а какая разница? Послал не в банк, а лечиться от старости. Якобы. Легенда такая. Почему? Зачем?

Секрет от кого-то. Моя поездка ради выемки документов от кого-то тайна. Вон как.

Может, это опасно? Но тогда бы Костя меня ни за что не послал. Он бы сам поехал. Тем более он цифры знает, а я нет. Если только… Если только что? Если только я цифры знаю, а он нет.

А какие я цифры знаю? Ну, вообще-то разные.

Много. Номера телефонов, цены, адреса, даты…

Стоп. Академик в последние месяцы жизни все время спрашивал, помню ли я полную дату нашего бракосочетания. Ясно вспомнилось. Напряженный голос, странное волнение в усталых, обведенных темными кругами глазах.

— Леночка, запомни, если тебе будет нужна цифра — к полной дате нашего бракосочетания прибавь полную текущую дату. Очень хорошо для шифра…

Господи, он меня тогда просто достал. Я диплом писала, а он — свое.

— Давай посчитаем, Леночка.

Каждый день. Я не спорила, играла с ним. Вот оно.

К Бергману я вернулась уверенная в себе и спокойная. Одновременно со мной появился служитель и открыл сейф. Мы с господином Бергманом произвели все, что подлежало по инструкции господина Скоробогатова (по завещанию Академика, как теперь знала я).

Я попрощалась с господином Бергманом, заклиная его в дальнейшем строго выполнять все распоряжения господина Скоробогатова. Он рассыпался в заверениях, что так и будет, и покинул меня с нескрываемым облегчением.

Господин Бергман захлопнул за мной дверцу машины, в последний раз махнул мне рукой, и я поехала в клинику.

Не знаю, с чем связан мой следующий поступок, то ли с возвращением рассудка, то ли с переходом безумия в другую стадию. Но, сидя в такси, я вдруг переменила решение немедленно ехать в клинику и велела шоферу поворачивать к гостинице.

В номере было пусто. Я воспользовалась одиночеством, чтобы привести в порядок свои мысли. Скинув туфли, я улеглась поверх покрывала на постель и погрузилась в раздумья до того момента, пока вернувшаяся со спектакля Наталья не разбудила меня.

Я проснулась полная сил и с твердым намерением ничего не предпринимать до пятницы.

Этого благого намерения хватило на среду. Я весь день провела в номере, читая немецкий любовный роман и хохоча как сумасшедшая. Еду я заказывала в номер и, поглощая ее, не переставала читать. За что чуть не поплатилась жизнью, когда приступ смеха застал меня в момент пережевывания мяса с картофельным пюре.

Утром в четверг я снова осталась в одиночестве (Наталья-то в отличие от меня приехала работать и в номере не сидела).

Я отодвинула шторы и полюбовалась видом из окна, потом приняла душ и позавтракала.

Заняться было нечем, разве что опять завалиться на кровать с книжкой. Но в то утро чужие страдания что-то не влекли. Я побродила по номеру и вдруг испытала острый приступ клаустрофобии.

Сидеть в четырех стенах стало невозможно, и я нашла себе дело. Дела с перерывом на обед хватило на весь день.

Я подъехала к началу прощального спектакля моих друзей. Оставалось всего несколько минут, я волновалась, боясь опоздать. Наталья взяла с меня слово, что я обязательно буду.

Гастроли русского молодежного театра вызывали интерес. Спектакли шли с аншлагами. В фойе толпилась изысканная публика.

Я остановилась перед большим зеркалом и с удовольствием осмотрела себя с ног до головы. Нет, день прожит не зря.

В антракте я отправилась за кулисы, и все встречные-поперечные провожали меня взглядами. В большинстве взглядов сквозило восхищение, в некоторых зависть. Нет, день прожит не зря.

Наталья в грубом гриме и робе из мешковины сидела в своей гримерке, задрав на стул ноги, и с отвращением смотрела на себя в зеркало.

Хотя, на мой взгляд, причины для отвращения у нее не было. Играла она прекрасно. Впрочем, кто их, актеров, поймет?

В зеркале отразилось мое лицо, и глаза Натальи полезли на лоб.

— Олька? — неуверенно начала она, скинув ноги со стула и приподнимаясь. — Нет. Ой, кто вы? — испугалась девушка.

Это было именно то, что я хотела. День прожит не зря.

Черный парик, синие линзы и темная тон-пудра изменили мое лицо. Кожаный костюмчик и высокие каблуки сделали неузнаваемой фигуру.