Страница 7 из 32
Английская батарея тяжелой артиллерии стала обстреливать передний край немцев. Лицо падре расплылось в широкой улыбке.
— Зададут им перцу сегодня, не обрадуются! — проговорил он с явным удовольствием.
— Падре, — сказал доктор, — разве вы не проповедуете религию мира и любви?
— My boy[12], Господь сказал, что мы должны любить людей. Но он никогда не говорил, что мы должны любить немцев… Беру вашего коня.
Преподобный Макайвор, старый армейский священник, с лицом, донельзя загоревшим под колониальным солнцем, относился к этой боевой и горестной жизни с прямо-таки детской восторженностью. Когда солдаты находились в окопах, он каждое утро навещал их, раздавал сборники песнопений и пачки сигарет, которыми были набиты его карманы. В ближнем тылу он упражнялся в метании гранат и горько сожалел, что сан запрещает ему поражать человеческие мишени.
Майор Паркер внезапно прервал свой труд и начал на чем свет стоит проклинать штабное офицерье с его золочеными козырьками и несуразными вопросниками.
— Однажды, когда я служил в Гималаях, в Читрале[13], — сказал он, — какой-то большой чин, находившийся от нас далеко в тылу, поставил перед нами совершенно бредовую учебную задачу, согласно которой в числе прочего наша артиллерия должна была преодолеть горную теснину между известковыми скалами, где с трудом мог бы протиснуться только очень тощий человек. Я дал ответную телеграмму: «Задание получено, немедленно вышлите сто бочонков уксуса». Из штаба мне вежливо ответили: «Просьба показаться начальнику медицинской службы для проверки ваших умственных способностей». Я им вторую телеграмму: «Перечитайте историю походов Ганнибала»[14].
— Вы в самом деле послали такую телеграмму? — спросил Орель. — Во французской армии вы предстали бы перед военным трибуналом.
— Все дело в том, — ответил майор, — что оба наши народа по-разному представляют себе свободу… Для нас право на юмор, право на занятия спортом и право первородства считаются «неотъемлемыми правами человека».
— В штабе бригады, — сказал падре, — есть капитан, которому, вероятно, именно вы преподали урок по части военной переписки. Недавно, не имея сведений об одном из моих молодых капелланов, покинувшем нас месяц с лишним тому, я обратился в бригаду со следующей запиской: «Священник Карлейль был эвакуирован 12 сентября; хотелось бы знать, поправился ли он и получил ли новое назначение». Ответ из госпиталя гласил: «1) На стационарном излечении. 2) Последующее назначение неизвестно». Офицер из штаба бригады сделал следующую приписку: «Неясно, подразумевает ли второй пункт воинскую часть, куда, возможно, будет направлен преподобный отец Карлейль, или же место его вечного покоя».
Итальянская ария завершилась триумфальными руладами.
— Какой голос! — вымолвил полковник и нехотя приоткрыл веки. — А теперь, месье, я вам сыграю вальс «Судьба».
Где-то невдалеке угадывались вспышки мгновенно взлетающих и медленно опускающихся осветительных ракет. Падре и доктор все еще толковали о трупах и осторожно переставляли маленькие шахматные фигурки из слоновой кости; грохот орудий и стрекот пулеметов, нарушая сладострастный ритм вальса, сливались с ним в некую фантастическую симфонию, и Орель увлеченно вслушивался в нее. Он продолжал писать письмо, составленное из легких стихов.
«Не корите меня, подруженька, если я впадаю в романтизм самого плоского свойства. Около меня сидят священник и медик. Они упорно разыгрывают из себя гамлетовских могильщиков…»
— Месье, — сказал полковник, — нравится вам мой вальс?
— Бесконечно нравится, сэр, — искренне ответил Орель.
Полковник признательно улыбнулся ему.
— Тогда я снова сыграю его для вас, месье… Доктор, отрегулируйте граммофон потоньше, сделайте скорость пятьдесят девять. И не поцарапайте пластинку!.. На сей раз, месье, специально для вас.
III
Босуэлл. Но зачем же, сэр, он выразился именно так?
Джонсон. А затем, сэр, чтобы вы ему ответили именно так, как вы это сделали.[16]
Батареи засыпают, майор Паркер заполняет вопросники штаба бригады; ординарцы приносят ром, сахар и кипяток; полковник ставит граммофон на скорость 61, а доктор О’Грэйди толкует про русскую революцию.
— Это просто беспримерно! Чтобы революция оставила у власти тех, кто ее сделал. Значит, есть еще революционеры! Это лишний раз доказывает, как плохо у нас поставлено преподавание истории.
— Паркер, — говорит полковник, — прикажите подать портвейну.
— И все же, — замечает Орель, — честолюбие не единственная причина, побуждающая людей действовать. Революционером можно стать из ненависти к тирану, из зависти и даже из любви к человечеству.
Майор Паркер оторвался от своих бумаг.
— Я искренне восхищаюсь Францией, Орель, особенно в эту войну. Но есть одна подробность, которая шокирует меня в вашей стране. Позвольте быть откровенным: я имею в виду вашу страсть к уравнительности, ко всеобщему равенству. Когда я читаю историю вашей революции, то сожалею, что мне не довелось жить в то время. Уж поверьте, я бы как следует отдубасил Робеспьера, а заодно и этого мерзкого типа Эбера[17]. А эти ваши санкюлоты[18]!.. Господи, так и хочется вырядиться в пурпуровый сатин, расшитый золотом, и пощеголять в таком виде на пляс де ля Конкорд![19]
Доктор терпеливо переждал особенно замысловатую, спетую на грани какого-то исступления фиоритуру миссис Финци-Магрини, и заявил:
— Любовь к человечеству — это патологическое состояние сексуального происхождения. Оно часто проявляется у робких юных интеллектуалов в период полового созревания, ибо избыток фосфора в молодом организме должен так или иначе найти себе выход. Ну а ненависть к тирану — чувство более человечное. Оно расцветает именно в военное время, когда понятия силы и толпы совпадают. Чтобы объявить такую войну, тот или другой император должен впасть в состояние буйного помешательства, и тогда вместо его привычной преторианской гвардии появляется вооруженный народ. Допустив эту глупость, деспотизм неизбежно вызывает революцию, за которой следует террор, перерастающий в реакцию.
12
Мой мальчик (англ.).
13
…служил в Гималаях, в Читрале — ныне в Пакистане, Северо-Западная пограничная провинция.
14
Перечитайте историю походов Ганнибала, — Известный полководец древнего Карфагена Ганнибал (247–183 гг. до н. э.), совершая переход через Альпы из Галлии в Италию, раскалял мешавшие продвижению его войск узкие расщелины в скалах и затем поливал их уксусом. Скалистые породы трескались и рассыпались на мелкие частички, после чего воины Ганнибала легко разгребали их, открывая путь пехоте и боевым слонам.
15
Здесь и далее стихи в переводе С. Северцева.
16
…чтобы вы ему ответили именно так, как вы это сделали, — Цитата из книги Джеймса Босуэлла (1740–1795) «Жизнь Сэмюэла Джонсона», посвященной английскому писателю и литературному критику С. Джонсону (1709–1784).
17
Эбер Жак (1757–1794) — деятель Великой французской революции, выступал против якобинской диктатуры; осужден Революционным трибуналом, казнен.
18
Санкюлоты — термин времен Великой французской революции (от франц. sans — без и culotte — короткие штаны); аристократы называли так представителей городской бедноты, носивших в отличие от дворян не короткие, а длинные штаны.
19
…пляс де ля Конкорд! — Площадь Согласия, одна из главных площадей Парижа.