Страница 3 из 28
Он открывал Гомера и приходил в восхищение от этого повествования, столь человечного и созвучного эпохе. Молодые девушки у фонтана — ведь это Навзикая[7] и ее подруги! Этот зеленый горошек, это жаркое, которое женщина поставила в большой кухне харчевни, не походили ли они на пир женихов и кухню Пенелопы[8]! Люди не меняются; герои — не статуи из белого мрамора; у них волосатая потрескавшаяся кожа, опухшие и подвижные руки. Подобно божественному Улиссу, мы блуждаем в открытом море, в утлой лодочке, скользящей над бездной, в полной зависимости от воли великих богов. Каким это кажется ужасным и вместе с тем восхитительным, когда лежишь на спине среди ласкающих трав, устремив глаза к небу!
По вечерам в гостинице «Кронпринц», Круглый Стол[9] слушал с большим удовольствием, как доктор Гёте рассказывал об открытиях, сделанных им за день. Иногда это был стих Пиндара, иногда деревенская церковь, тщательно им зарисованная, иногда красивые липы на сельской площади, дети, хорошенькая фермерша. Он обладал даром вкладывать в свои рассказы почти наивную пылкость, придающую интерес самым незначительным вещам. Как только он входил, темп жизни становился более быстрым. От кого-нибудь другого кружок, несомненно, не потерпел бы этих странных и властных бесед, но как устоять перед этим потоком? Как не восхищаться этой силой? «Ах, Гёте, — сказал ему один из этих молодых людей, — как можно вас не любить?»
Скоро весь Вецлар захотел с ним познакомиться. Двое из секретарей, хоть и холостяки, были далеки от общества Круглого Стола. Один из них, молодой Ерузалем из брауншвейгского посольства, был очень красивый юноша, с голубыми, кроткими и грустными глазами. Он держался в стороне, как говорили, из-за несчастной любви к жене одного из своих коллег. Один или два раза он пришел к Гёте, заинтересовавшемуся его пессимизмом. Но настоящая дружба не могла завязаться: Ерузалем был слишком скрытен.
Второй отшельник был Кестнер из ганноверского посольства. Товарищи, говоря о нем, называли его всегда «жених». Он, действительно, считался женихом одной местной молодой девушки. Он был чрезвычайно серьезен и его начальник, относившийся к нему с уважением, давал ему, несмотря на его молодость, ответственные поручения. Вследствие этого он не имел времени приходить обедать к «Кронпринцу». Вначале похвалы, которыми осыпали новоприбывшего остряки дипломатического мира, не внушали доверия Кестнеру. Но однажды, гуляя за городом с одним из своих друзей, он набрел на Гёте, сидевшего под деревьями. Они затеяли глубокомысленную беседу, и после двух или трех встреч Кестнер признал, так же как и все, что он познакомился с замечательным человеком.
Окруженный восхищением тех, кто с ним встречался, свободный от всяких светских или школьных обязанностей, опьяненный красотой этой весны, Гёте был счастлив. Иногда мимолетное чувство омрачало эту восторженность, подобно легкой зыби, пробегающей по спокойному озеру. Фредерика?.. Нет, не воспоминание о ней колебало неподвижное равнодушие его мысли. Это чувство возникало будто тревожное ожидание. С холмов он смотрел на Вецлар, как некогда с вышки собора глядел на расстилавшийся перед ним Эльзас. «Испытаю ли я когда-нибудь приятную дрожь, открывая одну из этих дверей?.. Буду ли я способен прочесть хоть строфу, без того чтобы вызвать в мыслях чей-либо образ?.. Покидая молодую женщину вечером при свете луны, найду ли я ночь слишком долгой, утро слишком далеким?.. Да, все это придет, я это чувствую! И все-таки Фредерика…»
Он вспомнил: «В детстве я посадил вишневое дерево и следил с наслаждением за его ростом. Весенние заморозки погубили почки, и я должен был целый год ждать спелых вишен. Но их съели птицы, затем лакомка-сосед… И все-таки, если когда-нибудь у меня будет сад, я снова посажу в нем вишневое дерево».
Так доктор Гёте гулял под цветущими деревьями, взволнованный этой новой любовью, объект которой был ему еще неизвестен.
III
Молодые люди из посольства устраивали в летнее время сельские балы. Назначали друг другу место встречи в какой-нибудь деревенской харчевне. Некоторые приезжали верхом, другие привозили в колясках барышень из Вецлара. Когда Гёте был в первый раз приглашен на один из этих маленьких праздников, было решено, что он заедет вместе с двумя молодыми девушками за фрейлейн Шарлоттой Буфф, которую все называли Лоттой.
Она была дочерью старого господина Буффа, интенданта Тевтонского ордена[10], и жила в белом здании Ордена, прелестном загородном дворянском доме. Выйдя из коляски, Гёте прошел под каменным порталом, пересек довольно обширный двор и, не встретив никого, вошел в дом. Молодая девушка стояла окруженная детьми, которым она раздавала хлеб с маслом. Это была блондинка с голубыми глазами, ее черты не были правильны; быть может, строгий судья не нашел бы ее красивой. Но человек преследует всю свою жизнь среди множества женщин тот тип, который, по таинственным причинам, один лишь может его волновать. Фредерика из Страсбурга была деревенской музой Гёте. Навзикая, дочь царя и прачка, послужит прообразом для создания им целого ряда таких же девственных и трудолюбивых образов.
То, что Шарлотта говорила во время пути, ее любовь к природе, ее детская веселость на балу, находчивость, с которой она сумела занять своих друзей различными играми на время пронесшейся грозы, довершили победу над доктором. К своей радости, он понял — в этом уж не было сомнений, — что он встретил наконец ту женщину, которую любил в течение двух недель.
Лотта заметила, что нравится ему. Она была этим счастлива. В продолжение целого месяца все ее друзья только и говорили об удивительном уме Гёте. Она проявляла особое кокетство, свойственное только честным женщинам, то есть самое опасное.
Поздно вечером Кестнер, как всегда засиживавшийся дольше всех за своей работой (он был педантичен, составлял черновик для каждого письма и никогда не отпускал курьера в Ганновер, не прочтя всего, что должен был подписать), прибыл верхом к своим друзьям, и по поведению молодой девушки Гёте понял, что Лотта Буфф и была его невестой. Это открытие причинило ему довольно сильное разочарование, но он владел собой и продолжал без всякого стеснения танцевать, веселиться и развлекать других.
Расстались только перед восходом солнца. Гёте повез своих трех спутниц через окутанный туманом лес и освеженные грозой поля. Только Шарлотта и он не спали.
— Ради Бога, — сказала она ему, — не стесняйтесь меня.
— До тех пор, пока я вижу эти глаза открытыми, — ответил он глядя на нее, — я не могу сомкнуть свои.
С этого момента они больше не произнесли ни слова. Делая движение, Гёте касался теплых колен молодой девушки и это неуловимое прикосновение доставляло ему одно из самых острых удовольствий, которое он когда-либо испытывал.
Красота утреннего освещения, немного смешные позы заснувших спутниц, блаженство, которое они оба испытывали, превращали их в нежных соучастников.
«Я ее люблю, — думал Гёте, — это несомненно. Но неужели же это возможно? Ведь в это время в Зезенгайме… Ну так что же?.. Одна любовь вянет, другая расцветает. Так шествует природа… Но она невеста Кестнера — на что же я могу надеяться?.. А разве мне надо надеяться?.. Видеть ее вновь, смотреть, как она живет среди детей в своем доме, говорить с ней, слушать ее смех… Этого достаточно… Чем все это кончится? Кто знает и зачем стараться предвидеть последствия какого-нибудь поступка?.. Надо жить, как ручей течет».
Когда, наконец, карета остановилась перед Тевтонским орденом, еще спящим в пасмурном утре, Гёте был вполне счастлив.
IV
На следующий день он зашел осведомиться о здоровье Навзикаи и познакомился с Алкиноем[11]. Старый господин Буфф овдовел год тому назад; у него было одиннадцать детей, которыми Лотта управляла с мягкой уверенностью. Гёте с первого же посещения завоевал, конечно, и старика и детей. Он рассказывал истории. Он выдумывал новые игры. Во всем, что он говорил или делал, было что-то молодое, увлекательное, неотразимо действовавшее.
7
Навзикая (лат. Nausicaa — Навсикая) — в греческой мифологии прекрасная юная дочь царя феаков Алкиноя и Ареты. Закончив стирку белья на берегу моря, куда она пришла вместе с подругами по побуждению Афины, Навсикая обнаружила у речного устья потерпевшего кораблекрушение Одиссея и привела его во дворец своего отца. В послеантичной традиции Навсикая вступает в брак с сыном Одиссея Телемахом. В литературе нового времени (фрагмент из «Итальянского путешествия» Гете) этот сюжет толкуется трагически.
8
Пенелопа — в греческой мифологии прекрасная верная супруга Одиссея, которая ожидала его возвращения 20 лет; мать Телемаха. После смерти Одиссея стала женой Телегона и получила от волшебницы Кирки бессмертие. Имя стало нарицательным как пример верной и умной жены.
9
Круглый Стол — кружок молодых дипломатов.
10
Тевтонский орден (Немецкий орден) — католический, духовно-рыцарский орден, основанный в конце XII в. в Палестине во время крестовых походов. С XIII в. по 1525 г. в Прибалтике, на земле, захваченной орденом у пруссов, литовцев и поляков, существовало государство Тевтонский орден. Войска ордена были разгромлены в Грюнвальдской битве (1410). С 1466 г. вассал Польши. В 1525 г. его владения в Прибалтике превращены в светское герцогство Пруссию.
11
Алкиной — мифологический царь феаков на острове Схерия, внук Посейдона, отец Навсикаи. Радушно встретил выброшенного при кораблекрушении на его остров Одиссея, который рассказал ему о своих приключениях. Любезно предоставил Одиссею корабль для отправки его на родину.