Мор

Расслабляться не стоило — да. Но отказаться от бокала «Вельмского пламени» я просто-напросто не смог. Не все же дешевой бурдой в придорожных тавернах накачиваться. К тому же Малькольм Паре терпеть не мог пить в одиночестве, а портить настроение главе королевской Тайной службы Стильга с моей стороны было бы весьма неосмотрительно.

Да и букет, букет просто восхитительный! И это чудесное… как там его… А! Послевкусие! Недурственное винцо, в общем.

— Примите мои поздравления, господин Март! Ваши зимние гастроли, — это слово Малькольм Паре произнес без всякой иронии, — были по достоинству оценены на самом высоком уровне. А за операцию в Леме его светлость лично передавал свою благодарность.

— Премного польщен, — ухмыльнулся я и отпил вина.

— Перестань, Себастьян, — досадливо поморщился развалившийся напротив меня глава Тайной службы, — расположение иных людей куда важнее очередной красивой висюльки на парадный мундир. Которого, к слову сказать, у тебя нет.

Я изобразил на лице смешанное с пониманием раскаяние и вслух выражать сомнения в долгой памяти канцлера на добрые дела не стал. Можно подумать, у герцога Гастре других дел нет, кроме как помнить о рядовом сотруднике Тайной службы.

Но Малькольм мигом раскусил эту нехитрую игру и пригрозил пальцем:

— Тебе ли жаловаться?! Помнится, не так давно монарх некоего сопредельного государства даровал кое-кому в собственность имение, дающее право на наследственное дворянство. Не так ли, ваше сиятельство?

— Себастьян Март, граф Сольгрев! — расплылся я в улыбке. — Звучит! Не напомните только, какой у имения годовой доход? Сорок шелегов? Или целых пятьдесят?

— Важен сам факт.

— С этим не поспоришь. — Я осушил бокал, убрал его на подставку и спросил: — Но вы ведь не из-за этого меня в попутчики затребовали?

Ничуть не походивший в своем дорожном одеянии на влиятельного вельможу Паре тяжело вздохнул, глянул на карманные часы и подтвердил:

— Не из-за этого.

— Проблемы? Есть нечто такое, о чем мне следует знать?

— Тирош, — с непонятным выражением лица произнес Малькольм. — Ты ведь наслышан, сколь непростая сейчас ситуация в Тироше?

— Наслышан.

Узурпировавший трон дядя законной наследницы весьма неосмотрительно принял сторону еретиков, и одним из условий мирного договора стало разделение великого герцогства на части. Полуночные земли отошли Довласу, рассветные — Марне, а оставшиеся стали провинцией Стильга. Под управлением герцогини, но тем не менее — провинцией. И это обстоятельство не давало покоя как местным реваншистам, так и щедро ссужавшим им деньги недоброжелателям Короны.

— Его величество всецело поддерживает политику примирения, проводимую ее светлостью Вероникой, но зачастую этих усилий оказывается недостаточно…

— Будем содействовать?

— К сожалению, не все так просто, — вздохнул Паре. — Есть мнение, что сейчас не время раскачивать лодку. Мне настоятельно рекомендовали не предпринимать никаких мер даже по отношению к самым одиозным личностям.

— А какова позиция Ланье? — спросил я, зная, что глава надзорной коллегии обладал куда большей свободой действий и отчитывался лишь перед канцлером. — Его тоже попросили не раскачивать лодку?

— Ланье будет действовать только при наличии неоспоримых доказательств и не напрямую, а через королевский суд.

— Все так серьезно?

— Серьезней некуда, — нахмурился Малькольм. — Все вдруг стали слишком уж щепетильно относиться к правам тирошского дворянства. Только и разговоров о том, что нельзя допустить волнений. А по мне, так лучше выжечь лопнувший гнойник, чем загонять болезнь вглубь! Крамола — не чирей, если не трогать, только хуже станет.

— И кого конкретно нам придется выжечь? — вздохнул я.

— Нам — никого, — покачал головой Паре и отдернул закрывавшую оконце кареты занавеску. — В начале следующей декады состоится празднество по поводу именин ее светлости Вероники, поэтому арест любого мало-мальски известного аристократа вызовет нешуточный скандал.

— Но кое-кому на празднестве в Кланице лучше бы не появиться?

— Граф Жиль Валич потерял в сражении под Роневом обоих сыновей. Сейчас он привечает в своем имении помилованных дезертиров и, по моему глубокому убеждению, намеревается устроить в Кланице беспорядки. А мученики, положившие свою жизнь на алтарь независимости Тироша, нужны нам меньше всего.

— Если он внезапно умрет, — поморщился я, — вам наверняка начнут задавать разные неприятные вопросы.

— Переживу как-нибудь, — расплылся в загадочной улыбке Малькольм и вдруг спросил: — Ты ведь слышал, какие ужасы творятся нынче в окрестностях Рживи? Кто-то, проводя ритуал изгнания бесов, загубил уже десяток человек.

— Разве это не дело рук экзекуторов?

— Не их почерк.

— Да? А разве в округе не участились случаи одержимости?

— Приходские священники хоть и сбились с ног, но к экзекуторам за помощью точно не обращались.

— Полагаете, Жиль Валич подходит на роль следующей жертвы?

— А почему, собственно, нет? — пожал плечами Паре. — Но учти: нам совершенно не нужны неожиданные осложнения. Поэтому для начала разыщи настоящих убийц и позаботься о том, чтобы они, будучи пойманными, не стали откровенничать с дознавателями.

— Ясно, — кивнул я. — Кто введет меня в курс дела?

— Все уже на месте. Валентин Дрозд собирает информацию в городе, а Гуго и Берта встретят тебя в «Жареном петухе» — это постоялый двор у переправы через Влану.

— Валентин — что делает?

Валентин Дрозд, шпагоглотатель и метатель ножей, приданный нам после безвременной кончины Альба, был конченым пройдохой, и доверять ему какое-либо расследование не стоило ни при каких обстоятельствах.

— Не беспокойся, патент дознавателя надзорной коллегии фальшивый. В случае провала бумаги просто растворятся в воздухе. Как и Дрозд. И ты вместе с ним, уж не обессудь.

— А Ланье в курсе, что мы в качестве прикрытия используем его ведомство?

— Кто знает, о чем господин Ланье в курсе, а о чем нет? — улыбнулся Малькольм и протянул мне замшевый мешочек. — Взгляни лучше на это.

Я развязал тесемку и вытряхнул на ладонь перстень с рельефным оттиском символа Изначального Света.

— Бесов праздник! — только и выдохнул я.

— Не сквернословь, — ничуть не удивился подобной реакции Малькольм. — Официалу ордена Изгоняющих не подобает вести себя столь непотребным образом.

— И за что мне такая честь?

Пусть официалы — светские лица, привлекавшиеся монахами для расследования преступлений против ордена и веры, — и не обладали властью самостоятельно вершить правосудие, но получить серебряный перстень простому шпику не светило ни при каких обстоятельствах.

— Из-за той истории с зеркалами Его Преосвященство проникся к тебе истинной симпатией, — улыбнулся Паре.

— Странное выражение благодарности, — пробурчал я и поежился, припомнив оборотней, воровавших чужие отражения.

Жуткие были типы. Неудивительно, что перепуганные вельможи все как один кинулись испрашивать у монашеской братии благословения для своих домашних зеркал, и доходы ордена в один миг подскочили едва ли не вдвое. А поскольку хрупкому стеклу свойственно биться, золотой поток хоть и обмелеет, но окончательно не иссякнет никогда.

— Не назвал бы это благодарностью, — возразил Малькольм и кинул мне на колени свиток, перевитый синей лентой с сургучной печатью на конце. — Приказ о твоем утверждении. Учти — должность проходит по всем церковным реестрам.

Вот радость-то! Вместо одного хозяина два стало! Но деваться некуда, от такой чести не отказываются.

Ладно, как изрек кто-то из проповедников, «кому больше дано, с тех больше и спрашивают». Прорвемся.

— От ордена в Рживи кто-нибудь будет? — уточнил я и вытащил из-под сиденья потрепанную дорожную сумку. Убрал в потайное отделение свиток и выглянул в окошко. Вдоль дороги уже протянулась серо-синяя лента реки. Подъезжаем.

— Разобраться в ситуации прислали брата-экзорциста. Недавний выпускник, ничего пока еще собой не представляет.