Мор

Да нет, известно куда — прямиком в Бездну.

Представления не имею, как справляются с таким искушением экзекуторы. Мне это точно не по силам. Видел я, что опий с людьми делает, а скверна будет посильнее привозимого из Пахарты дурмана. Много-много сильнее.

Ведь, как ни крути, вчера я был всемогущ. Всемогущ — без дураков. Но сила просочилась сквозь пальцы и сгинула без следа. И я оказался пуст, как вычерпанный до дна сосуд.

И от такого сравнения даже мурашки по коже побежали. Сосуд! И подумать страшно, каково приходилось людям, чьи души еретики использовали для хранения собранной из прихожан храмов Единения скверны. Ощущать силу и раз за разом отдавать ее другим — как можно пережить подобное и не сойти с ума?

Я глубоко вздохнул и вновь уставился в небо. Разочарование и усталость жгли душу почище раскаленного железа, но поддаваться унынию было никак нельзя. Стоит только начать себя жалеть, и сам не заметишь, как станешь игрушкой в руках бесов. Жалеть себя — последнее дело. У нас и без того проблем хватает.

Окинув взглядом протянувшиеся вдоль дороги поля, я спросил у Гуго:

— Долго нам еще?

— С полчаса, не больше, — ответил седовласый фокусник и прикрикнул на впряженную в телегу клячу: — Давай, волчья сыть! Шевелись!

— Вот ведь!

— Всего ничего осталось. — Берта улеглась на живот, уперла подбородок в ладони и заглянула мне в лицо. — Стоит ли нервничать?

Телега в очередной раз подскочила на кочке; задорно качнувшиеся груди едва не выскочили из лифа, и я отвернулся от лукаво улыбнувшейся девушки, без всякого сомнения, намеренно принявшей столь соблазнительную позу.

— Отстань.

Но кроме рощицы да глубокого оврага, по дну которого струился мутный ручей, поблизости ничего интересного не оказалось, и я вновь уставился в небо.

— Странно, Себастьян, — промурлыкала Берта и облизнула губы, — вчера ты бросился защищать меня с яростью наседки, отбивающей цыпленка у коршуна, а сегодня не желаешь разговаривать.

— Не вижу в этом ничего странного, — возразил я и спросил у хохотнувшего Гуго: — А ты ничем не собираешься с нами поделиться?

— Сейчас, сейчас. — Фокусник враз подавился смешком и зазвенел монетами. — Сейчас все будет…

Берта зевнула и предприняла очередную попытку залезть мне под шкуру:

— Думаю, в глубине души ты считаешь меня своей собственностью, поэтому и рассвирепел вчера.

— Тот гад изрядно спутал нам планы, за это и поплатился.

— И только?

— Окажись на твоем месте Гуго, поступил бы точно так же.

— Хотела бы я на это посмотреть, — хихикнула Берта.

— Вот уж не надо! — возмутился едва не рассыпавший монеты фокусник. — Типун тебе на язык!

— Да кто на тебя польстится-то? — улыбнулась девушка. — Вот Себастьян у нас красавчик…

— Чего ты добиваешься? — обреченно вздохнул я и выплюнул изрядно пожеванную соломинку.

— Чего хочу я? Скажи лучше, чего ты хочешь. — В зеленых глазищах промелькнула хитринка, Берта неожиданно подалась вперед и навалилась сверху: — Скажи, Себастьян, я привлекаю тебя как женщина?

— Странный вопрос… — пробурчал я. В спину больно врезался сучок, но куда больше беспокоило явственно ощущавшееся через легкую ткань платьица тепло девичьего тела. Тепло — и не только…

— Хорошо, — прищурилась Берта и уточнила: — Я тебя возбуждаю?

Хоть Гуго и старался вести себя тише воды, ниже травы, но я прекрасно слышал, как его буквально распирает от смеха, и потому, тяжело вздохнув, ответил:

— Нет.

— Да ну? — Девушка приподнялась на одном локте и вдруг запустила свободную руку мне в штаны. — Разве?

— Убери, — сдавленно попросил я, к стыду своему на несколько мгновений позже, чем это следовало сделать.

— Лжец, лжец! — рассмеялась Берта и откатилась в сторону. — Я, конечно, знала, что все мужики лжецы, но вот так врать, глядя в глаза…

Я подтянул ремень и покачал головой:

— Берта, просто скажи, чего ты добиваешься?

— Гуго, закрой уши, — потребовала циркачка, очаровательно улыбнулась и проворковала: — Ну почему, почему мы не можем быть вместе?

— Ждешь предложения руки и сердца? Боюсь, в этом случае жить долго и счастливо у нас не получится, а вот умереть «в один день» — запросто.

— Я вовсе не горю желанием вот так сразу выскочить замуж, — насупилась девушка. — И потом, почему все должно закончиться столь печально?

— Работа у нас такая, вот почему, — вздохнул я, раздраженный необходимостью разжевывать элементарные вещи. — Иногда требуется пожертвовать кем-то одним, чтобы спасти остальных, а из-за личных привязанностей в Бездну отправляются все скопом. Поверь, я видел, как такое происходит.

— О, ты заговорил о высоких чувствах! Да ты, Себастьян, романтик! — рассмеялась Берта. — А почему мы просто не можем… м-м-м… помочь друг другу расслабиться? Ты ведь вовсе не сторонник воздержания? Так почему тогда не со мной?

— Одно дело — приударить за случайной красоткой, — мысленно кляня слишком уж неторопливую клячу, ответил я, — и совсем другое — выстраивать какие-то длительные отношения.

— Никаких отношений, просто будем спать вместе, и все. Как говорят святоши, потешим похоть…

— Ничего не выйдет, — отрезал я и уселся, подобрав ноги. — Ни к чему мне такие проблемы, ясно? Нельзя спать с теми, с кем работаешь.

— Ты разбиваешь мне сердце, — шмыгнула Берта и вдруг подмигнула. — Ты ведь понимаешь, что я все равно добьюсь своего?

— Забудь.

— Мне б твое терпение, Себастьян. Давно бы уже через колено перегнул и вожжами отходил, — покачал головой Гуго и кинул затянутый на узел платочек. — Твоя доля.

— А моя? — немедленно всполошилась девушка.

— Держи, — достал фокусник второй платок. — Хотя могу рассчитаться натурой…

— Отвали, старик! — фыркнула циркачка и занялась тугим узлом.

Я тяжело вздохнул и начал пересчитывать монеты. Внимательно оглядел четыре изрядно потертых и обрезанных по краям золотых флорина с изображением Иоанна Грамотея на аверсе и герцогской тирошской лилией на оборотной стороне, спрятал их в потайной карман куртки и взвесил в ладони серебряные четвертники и осьмушки.

Неплохо. Очень даже неплохо.

— Толстяк не из бедных оказался, — усмехнулся я, не испытывая ни малейшего раскаяния из-за разграбленной кубышки хозяина постоялого двора. Пусть еще спасибо скажет, что не спалили его халупу к бесам. Будет знать в следующий раз…

— Медяки на общие нужды оставил, — заявил безмерно довольный собой Гуго, явно зажавший на эти самые «общие» нужды немалую часть вчерашнего улова. — Теперь с оборотной монетой проблем не будет.

— Легенду отработали?

— А то! — усмехнулся фокусник. — Разъездной торговец скобяными товарами и его недалекая, зато грудастая служанка.

— Полегче, — возмутилась Берта.

— Так и есть, — отрезал Гуго. — Походишь, на жизнь свою нелегкую и приставучего хозяина пожалуешься. Бабы, они завистливые, но жалостливые. Иначе никак не примут.

— Хорошо, — согласилась с такой ролью циркачка и с интересом уставилась на меня: — Вот только для начала надо узнать, что именно придется вынюхивать.

— Узнаешь в свое время, — хмыкнул я и перебрался к Гуго. — Долго нам еще?

— Нет, уже подъезжаем.

И в самом деле — пустые поля сменились окруженными рощицами фруктовых деревьев усадьбами; дорога понемногу расширилась, и теперь время от времени нас обгоняли направлявшиеся в город повозки. На обочинах ютились крытые соломой мазанки, изредка на глаза попадались колодезные журавли. За плетеными заборами копошились вставшие спозаранку селяне, к небу от печных труб тянулись жиденькие струйки дыма, а легкий ветерок то и дело доносил аромат свежего хлеба.

Сельская, блин, идиллия.

— Кушать хочется, — печально протянула Берта, выразив таким образом наши общие чаяния.

— Ничего, тебе поголодать не вредно будет, — не смог промолчать Гуго.

— С чего бы это? — удивилась циркачка, демонстративно проведя рукой по талии. — С чего ты взял? Да и не всем худышки нравятся. Скажи, Себастьян!