Птенцы Виндерхейма

— Это как — не совсем?

— Женился мой братец. В Храме, все по правилам. Документы есть. Но в Геральдическую палату не сообщал.

— М-да… — Чиновник поглядел на девушку с сочувствием. — Трудно тебе будет доказать, что не байстрючка. — И, уже обращаясь к тетке: — Вы единственный опекун?

— Да. Вот документы.

Альдис терпеливо ждала, пока чиновник переносил содержание документов на официальные бланки и задавал нудные уточняющие вопросы. Рывки от отчаяния к надежде отнимали слишком много сил, незримая рука докручивала пружину на последние обороты. Девушка запретила себе надеяться на удачный исход событий до того, как ступит на берег Виндерхейма, чтобы страх неудачи не лишил ее остатков мужества.

Но лейтенант больше ни к чему не придирался, поставил печать, отдал документы и сообщил:

— Сначала медосмотр в третьей комнате. Потом на экзамен во вторую и на собеседование в шестую.

— Раздевайся, — велела белокурая женщина в форме военного медика.

Альдис покосилась на вторую женщину — невысокую, крепко сбитую, с раскосыми черными глазами. Чжанка или ниронка. Скорее все-таки ниронка — у чжанок лица более плоские. Женщина сидела, вольготно развалившись в кресле, и выходить или отворачиваться не собиралась.

— Чего смотришь? — хмыкнула она. — Привыкай, в армии ломакам не место.

Девушка кивнула и покорно стянула с себя тунику. Попыталась снять штаны. Пальцы скользили по завязкам. Сегодня она впервые надела похожие на юбку широченные штаны, подаренные Такаси на прощание, и с непривычки слишком туго затянула узлы. Альдис умоляюще взглянула на докторшу, дергая проклятые шнурки.

— Да не нервничай ты так, — вздохнула та. — Не съедим.

— Где хакама отхватила, белобрысая? — с беззлобной насмешкой поинтересовалась ниронка.

— Это подарок моего учителя. — Противный узел наконец-то поддался, и просторные брюки скользнули вниз.

— Не, ну ты глянь! Сразу видно здорового ребенка. — Ниронке хотелось поболтать.

Докторша только отмахнулась и достала металлическую трубку.

— Так… Дыши. Не дыши. Покашляй…

Альдис не дышала, кашляла, подставляла коленку, дотрагивалась пальцем до кончика носа, вставала на большие медные весы, напрягала необходимые мышцы.

— Отличные рефлексы, — резюмировала докторша.

— А я что говорю? — снова влезла ниронка. — Чего детей, как тюленей, на убой откармливать? Тебя драться учили, белобрысая?

— Да, немного. И еще кобудо.

— Ай, молодца!

Альдис почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Ей нравились такие женщины — простые, чуть грубоватые, уверенные в себе. Похожие на мужчин. С ними не нужно играть в странные двусмысленные игры, от них понятно чего ждать. С ними она чувствовала себя как-то… спокойнее, что ли. И пусть поведение ниронки посчитали бы нахальным и недопустимым в приличном обществе, девушке оно было по душе.

— Потом проверю, как учили.

— А вы у нас что-то вести будете?

— Буду, если тесты не завалишь. Три шкуры сдеру.

— Кейко, не мешай. Быстрее закончим.

Нудные вопросы о здоровье. Нет, Альдис ничем не болеет. Самочувствие отличное. За последний год? Два раза простудилась. Да, зрение хорошее…

— Что?

— Ты девственница? — терпеливо повторила докторша.

— Ну да, разумеется, — все, что смогла выдавить из себя оторопевшая девушка после паузы.

— Сейчас проверим, пошли за ширму.

— Может, не надо…

— Надо!

— Я не хочу…

— Слушай, это доставит мне не больше удовольствия, чем тебе. Но есть правила. Так что или иди за ширму, или сама разбирайся с нашими бюрократами.

От альтернативы в виде возвращения к сонному лейтенанту и разговора с ним на эту щекотливую тему Альдис почувствовала тошноту.

— Кто с мамашами, за тех родительницы все утрясают. Не повезло тебе, подруга, — прокомментировала ниронка.

— Я устала наблюдать эту сцену каждый день в кабинете, Кейко.

— Да ладно тебе, подмахни бумагу. По глазам вижу, что не врет белобрысая. Не врешь ведь?

— Не вру! — Альдис горячо закивала. Неужели отвратительной процедуры удастся избежать?

— Тебе же хуже, если врешь. Медосмотр каждый год, за такие дела гауптвахтой не отделаешься.

— Кейко, я не буду нарушать инструкцию. Если хочешь, сходи с ней и поскандаль.

— Вот еще!

— Тогда, — докторша снова перенесла внимание на Альдис, — иди за ширму. И привыкай — это обязательная процедура. Больно не будет.

Больно не было — было противно.

Экзамены показались ей пустяковыми. Усталый и равнодушный преподаватель задал несколько задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.

На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: «Ты сможешь. Ты же моя дочь».

Она сможет. Она прославит свой род, и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.

Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.

— Заходи, дитя, не стесняйся.

Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из ордена Блюстителей на острове любили и уважали — он был добрым человеком.

Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.

— Садись, милая, не бойся меня. — Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся.

У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что снуртинг — посвящение в жреческий сан — храмовник прошел давно.

— Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.

Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.

Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он — настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом — волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.

— Расскажи про себя, Альдис, — сказал храмовник. Голос у него был удивительный — густой, звучный, вкрадчивый.

— Меня зовут Альдис Суртсдоттир. — Звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. — Я из Акульей бухты.

— Это далеко?

— Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.

— Ты родилась там?

— Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.

— Почему?

— Мой отец не ладил с эрлой Ауд — это его сестра, моя тетя.

— Почему?

— Дед завещал Акулью бухту тете. Из-за того, что отец женился на маме.

— Расскажи, чем вы там занимаетесь?

— Я ходила бить рыбу. По вечерам отец учил меня, потом нанял учителей.

— А твоя мама?

— Она умерла, когда я была маленькой.

Заданный храмовником ритм вопросов завораживал. Девушка поняла, что теряет концентрацию, и ущипнула себя.