Страница 27 из 49
— И как это будет? На моем примере. Я где окажусь? Опять в октябре? А как с воспоминаниями?
— Нет. Если все получится, время совместится в эту сторону, по вектору. Я еще раз проживу и догоню вас всех, здешних.
— И будешь помнить, как все было? Как мы сейчас сидим?
— Наверное…
Новиков тряхнул головой.
— Нет, не понимаю. Давай еще раз. Мы организуем тебе переход туда, ты исчезаешь из этого мира и снова в нем возникаешь. Прожив четыре месяца. В этой же квартире, где ты не жила. А я, если останусь здесь же? Ты доживешь до данной секунды, и я появлюсь? Допустим, ты сдвинешь диван месяц назад, тогда я рухну на пол? Но вот этот прошедший час мы с тобой проговорили, а ты придешь сюда не одна, а с твоим Берестиным, и значит, разговора этого уже не будет. Или не было?
— Не пытайся все решить при помощи своего здравого смысла. Здесь все гораздо сложнее. Тут и принцип неопределенности, и многое другое. Но я надеюсь, что все образуется без особых катаклизмов и новых парадоксов.
— Ну-ну, май дарлинг. Неприятно чувствовать себя дураком, но видно, никуда не денешься. На что не пойдешь ради любимой женщины…
— Любимой? Чего это вдруг? Или стареешь?
— Опять ты за свое… Я тебя всегда любил, как десять тысяч братьев любить не могут, и ты это знаешь. Просто в одной из точек пространства-времени у нас несколько не совпали позиции в толковании этого термина применительно к конкретной ситуации…
— Ну, понесло… — Ей стало легко, как в юности, когда ничего еще не случилось, и она привычно слушала обычный новиковский треп.
— Давай прервемся пока. Ты лучше поешь, а то зря я, что ли, старалась?
— Поскольку я не соловей, то, кажется, сыт и баснями. Впрочем, судя по запаху, мясо по-французски уже готово…
…Отложив вилку, Новиков вновь посерьезнел. Заговорил жестко и напористо.
— Или я ошибаюсь, или ты наконец должна поумнеть. Что еще надо, чтобы выбить из тебя окончательно всю твою межзвездную романтику и сомнительное мессианство? Во всю эту дурь с мировыми линиями и грядущими катастрофами я и тогда не верил, и сейчас тем более. А твоя родная планета, не знаю, как ее там называют, представляется мне довольно неприятным местом. Взять бестолковую девчонку, прошу прощения, заморочить ей голову, забросить бог знает куда и заставить выполнять непонятную ей работу. Крути верньерчики, пока крестики не совместятся. А что после этого, тебе знать не положено. А очень часто после этого ракеты летать начинают, раз уж цель в крестике! Это я, конечно, для примера говорю, но смысл тот же. Если человеку не объясняют смысл его деятельности, это не просто так, поверь моему опыту. Что здесь, то, скорее всего, и там. И, кстати, какая тебе за службу награда полагается? По наградам тоже можно о многом судить…
Ирина перед Новиковым действительно чувствовала себя растерянной девчонкой. Он вообще, с самого начала, сумел поставить себя в более выгодную позицию, тем более сейчас, когда она, все проиграв, обратилась к нему. И, не желая отвечать, все-таки ответила.
— Когда я возвращусь, меня окружат особым почетом. Весь мой род занесут в книгу памяти, это очень большая честь и привилегия… Наверное, получу право на продление жизни без контроля и ограничений… — Отчего-то сейчас все те знаки высшей благодарности, что ждали ее на родине, в переложении на русский язык звучали крайне неубедительно, даже жалко.
— Ух, как здорово! — восхитился Новиков. — А оно тебе, Ирке-Иришке, надо? Все, что там тебя где-то якобы ждет? Кого ты там помнишь, кто по тебе тоскует? С кем в том раю бессмертие коротать придется? А наш вечер в Суздале, ту прогулку по Ленинграду, аварию под Верхними Двориками, где ты мне ногу перевязывала, забудешь? Хочешь забыть? И все остальное. Лермонтова что, с собой возьмешь? Избранные произведения. И заодно ночь на Машуке после грозы? Диссертацию об Уайльде там дописывать будешь? Еще что?.. — Андрей сейчас почти кричал, и ей страшно и стыдно было на него смотреть. — Рай взамен обещали! Ох, одинаково дураков, что здесь, что по ту сторону неба. Было уже, точно так было, таких, как ты, в самолет сажали — и вперед. Там тоже крестик в колечке совместить с целью требовалось. И каждый тоже автоматически обретал бессмертие. И даже богом становился, по условиям игры. Камикадзе их называли, может, слышала? Ну а если даже не обманывают тебя? И сделают все, что обещано? Как тогда? При памяти тебя оставят или сотрут все, вернешься чистенькая? Чего тебе больше хочется? Что ты себе про этот рай сейчас представляешь? Не выйдет так, как если бы у нас на Земле с разными раями ошибка вышла? Древнего скандинава — в библейский рай, с аллилуями и древними евреями в хитонах, христианского святого из печерских пещер — в Валгаллу, чингизхановского монгола — в отель Хилтон на Гаваях. Понравится?
Новиков замолчал, прервав на полуслове свою филиппику, отошел к окну, закурил, нервничая. В черном стекле он видел замершую, с опущенной головой Ирину. Ему было ее невыносимо жалко, он понимал, что бил по живому, по последней, может быть, оставшейся у нее иллюзии о далекой, ждущей ее и благодарной за подвиг родине. Но слишком она была ему дорога, чтобы позволить ей по-прежнему верить в тех, кто послал ее сюда, к кому он испытывал острую враждебность. За то, что вмешиваются в земные дела, что сделали несчастной Ирину. «Хотя, — подумал он с усмешкой, — я должен им быть только благодарен за то, что они прислали сюда именно ее».
Он подошел, погладил ее по волосам, и она вдруг прижалась лицом к его груди, громко всхлипнула.
— Самое время звать Левашова, — сказал он чуть позже, когда Ирина слегка успокоилась. — Откуда позвонить?
Она провела его в свой кабинет. Увидев аппаратуру в действии, он присвистнул:
— Здорово. Олегу это понравится. И, боюсь, не только ему, если что.
Экран показал Левашова, сидящего за столом, заваленным радиодеталями, проводами, прочим электронным хламом, в котором Новиков не понимал и не желал понимать ничего. У него там зазвонил телефон, и Левашов снял трубку.
— А, это ты. Что надо?
— Ничего особенного. Надо, чтобы ты был здесь и сейчас. И учти, что мы тебя сейчас видим. Как в кино.
— Понятно. Кто это мы?
— Я и девушка со звезд.
— О! Ирочек, я тебя приветствую, — он изобразил улыбку. — Ты с какой стороны? Куда кланяться?
— Ладно, потом будешь политес соблюдать. Я отключаю, действуй. Запиши адрес.
— Лечу…
Андрей положил трубку и глазами показал Ирине на тумблер. Она выключила экран.
— Ну, пойдем ставить чай. Олег наверняка голодный!
Не успели они налить чайник и поставить его на огонь, как прозвенел звонок. Ирина пошла открывать и вернулась вместе с Левашовым.
Вид у нее был слегка растерянный. Левашов стряхивал снег со свитера.
— Ну и погодка, черт бы ее…
— Точность у тебя уже приличная, — сказал Андрей.
— Куда там. Метров на сто промазал. И боялся куда-нибудь в стену влипнуть. Рано еще радоваться. Это не аппарат пока, а фокус для цирка…
Ирина ничего не понимала, она видела только, что Левашов попал сюда внепространственным способом, и значит, — он все-таки сделал, что хотел!
— У тебя получилось?! И все сам, за три года?
— Отчего же сам. Вон Андрей помогал. За пивом и сигаретами бегал, — вежливо ответил Левашов. — Я слышу, у вас тут мясом пахнет. И еще чем?
— Ради такой встречи и «Наполеона» не пожалею. Мой бывший коллекционировал…
— Кстати, Ир, ты мне так и не сказала, что у тебя там вышло с твоим мэтром, — Новиков мгновенной гримасой очень похоже изобразил ее мужа.
Ирина засмеялась.
— Да так. Обычная история. Его ищущая натура нашла себе другой объект и источник вдохновения. Я, конечно, не возражала. Устала, честно сказать. И получила отставку с мундиром и пенсией. В смысле, устроил он мне эту вот квартирку, презентовал «семерку», и мы красиво расстались. В день рождения он шлет мне букет белых роз…
— Как трогательно. Чувствуется воспитанный человек… Ладно, а чем конкретно мы можем тебе помочь?