Бремя удачи

– Лена, тогда бы я пошел в оперу без тебя, – убедительно оправдался барон. – Я бы ловко соврал, что иду резаться с Михом в бильярд… Лена, учти, на людях меня надо звать Карлом, это родовое имя…

– Меняй документы пореже, тогда напоминать не придется. Оба вы вимпири, ты да Мих, нашу с Фредди кровушку хлебаете, – хмыкнула баронесса, устраиваясь на заднем сиденье автомобиля. – Макар! Ты на бесхвостого беса похож в этой шоферской куртке. Ну-ка, выдай секрет, пока святой водой не обрызган и без ужина не оставлен: Сам избрал название для модели, направляемой в производство? И для заводских машин в целом?

Макар захлопнул дверцу, уселся на водительское место и без спешки повел машину в сторону города. На роль шофера господина ректора цыган с золотой серьгой в ухе походил мало, даже в умеренно новой и чистой куртке с гербом фон Гессов.

– Лен, не знаю, я на заводе не был уже неделю, – пожаловался он. – У меня скоро экзамены. Если справлюсь, сразу попаду на третий курс инженерного колледжа. Разве что такая новость: видел вчера Мари. Злая, ругается на всех наречиях, какие знает. Из чего я сделал логический вывод…

– Логический, – прищурился Карл. – Макар, скоро в родном таборе тебя перестанут понимать.

– Мой родной табор весь тут, – рассмеялся шофер. – В мастерской. Мне Ромка билет добыл в партер. Вот он и есть мой барон.

Возражений ни у кого не нашлось, и разговор прервался. Карл хмурился и думал о чем-то своем. Лена едва слышно возмущалась неудобством платья и оголенностью плеч. Она косилась на мужа, почти не скрывая тревоги.

Императорский театр, сохранивший и название, и убранство, и престиж первой сцены страны еще со времен правления династии Угоровых, сиял магическими огнями. Над фронтоном висела в воздухе объемная полноценная иллюзия Софьи Жемчужной в сценическом костюме. Иллюзия изредка улыбалась, оглядывала площадь и начинала распевку дивным голосом, высоким и звонким. Вздыхала так, что часовые вздрагивали и задумывались о покупке цветов. И снова улыбалась.

– Чья работа? – уточнила Лена.

– Студенты Лешки Бризова расстарались, сам он тоже помогал, – охотно отозвался Карл. – Растет человек, с осени начнет читать у меня в инженерном курс по паровым машинам. А троих дипломников уже отобрал, наши военные просили подыскать людей.

– Им бы еще Софью в армию заполучить, для деморализации врага, – усмехнулась Лена. – Красивая девочка. Наша тетя Катя ее как-то похвалила… давно, правда. Мол, для сцены данные имеются. А по мне, голос никакой, души в нем нет. Безразлично поет, телом и вздохами добирает. Наш Фредди-старший, привидение, дал мне послушать эхо голоса Алмазовой в ее лучшие годы. Тетя Катя была настоящая звезда.

– Тетя Катя и теперь бы спела лучше этой куклы, – согласился Макар. – Я вчера возил ее на репетицию. Она поясняла Софочке, как надо петь финал. Так даже уборщица прибежала, прямо с тряпкой в руках.

– И чего я вчера не поехала? – расстроилась Лена.

Поправила волосы и решительно выдохнула. Машина уже стояла перед главным входом. Вышколенный театральный лакей открыл дверцу. Карл вышел первым, подал руку жене и заспешил в театр, щурясь с оттенком насмешки. Еще весной Лена попросила избавить ее от участи жертвы светских сплетен. Должна же быть польза от умений мужа, чей немалый талант стихийщика и мага-пси признавали все! Карл ее желание исполнил. С тех пор любая попытка сделать фото восхитительной жены декана заканчивалась досадной неудачей. И светские репортеры вынужденно обходили вниманием несравненную сударыню Елену Корнеевну, ограничиваясь признанием очевидного факта: господин декан чудовищно ревнив и внешность жены дает для этого весомый повод…

Императорская ложа – название тоже сохранилось со времен династии Угоровых – была полупустой. Оба посла скучали в своих креслах. Отгороженное шторкой место правительницы Диваны традиционно пустовало. Огромное кресло Потапыча – тоже. Лена широко улыбнулась послу Арьи и направилась к своему креслу, исправно соблюдая всплывшие в памяти ритуалы, дабы Карлу не было неловко за малость невоспитанную жену.

– Баронесса, счастлив знакомству, – воодушевился посол Арьи, едва Карл фон Гесс представил супругу. – Пригласите меня к беседе, умоляю. Я есть… немного не понимаю либретто. Но звучат намеки, весьма тонкие намеки: вы знаете автора и владеете партитурой.

Лена великодушно пригласила посла, улыбнулась еще приветливее. Покосилась на мужа: кажется, не собирается мешать чудить, даже вроде бы одобряет.

– Я знаю произведение наизусть, – скромно вздохнула баронесса. – Какая именно сцена вам неясна?

Посол просиял, шепотом предложил своему помощнику обеспечить для баронессы настоящие яблочные слойки арьянской кухни. Раскрыл книжечку с золотым обрезом и деликатно указал биноклем на середину листка. Лена изучила, повела бровью. Довольно провокационная для посольского любопытства сцена соблазнения героини злодеем. Хороший повод рассказать южноликрейскую легенду, которая легла в сюжет, спеть ее же в форме древнего сказа – посол этого явно не ожидал – и повторить в более современном звучании баллады, созданной «одним хорошим знакомым».

О том, что баронесса в голосе и шалит преизрядно, скоро знал весь театр. Звучание заполняло пространство под сводами свободно и уверенно. Сам по себе голос был интересен и настолько грамотно подан, что остаться вне газетных сплетен у баронессы на сей раз не было никаких шансов. Люди в зале рассаживались быстро и не вели обычных разговоров, затеваемых теми, кто пришел пораньше с целью завести знакомства, обсудить дела, послушать свежие сплетни. На галерке едва слышно шелестели: это та самая Елена Корнеевна, которой благоволит Алмазова, и если бы не муж-тиран и проклятый титул, она пела бы на сцене, а не сидела в зале, допуская упадок театра. Зрители исполняют партии куда лучше актеров, коим скоро выходить на сцену!

Ганзейский посол, каковы бы ни были его исходные намерения, тоже поддался общему настроению, даже пятна румянца проявились на сухих впалых щеках. Он довольно долго сидел в сторонке и вздыхал, соблюдая нейтралитет и помня о несколько натянутых отношениях своей страны с Арьей. Но после второй версии баллады перебрался в соседнее кресло и тоже занялся изучением либретто вместе с баронессой. В партере уже хлопали и просили повторить сказ полным голосом…

– Лена, ты решила уничтожить премьеру? – ужаснулся барон, выныривая из-за портьер. – Этой Софье петь после тебя. Да она…

– Она вчера на репетиции безобразно вспылила и назвала Алмазову глухой старухой, – тихо и отчетливо зло сказала Елена Корнеевна, снова улыбаясь послам. – Каждый человек, господа, имеет право на свои скромные интриги. Я желаю мстить выскочке, и никто мне не помешает делать это до третьего звонка. Что вам исполнить? Хотите арию из финала? В исходной партитуре, до того, как все порезали под посредственные голосовые возможности Софочки… Правда, у меня нет полной школы, голос не поставлен должным образом, со мной только начали работать, но я желала бы переманить к Алмазовой новых толковых учеников.

Карл тяжело вздохнул и покинул ложу. План отвлечения послов от посторонних разговоров, а заодно от неслучайных и нежелательных знакомств исполнялся не просто успешно! Оба дипломата уже забыли, кажется, о цели своего визита в театр… Маг прошел по коридору. Увидел возле лестницы директора театра. Тот стонал и рвал на себе остатки волос, безуспешно пытаясь проникнуть за первую линию охраны и убедить баронессу не портить премьеру.

– Всего лишь нелепые слова, случайные! – Директор явно знал причину происходящего. – Да позовите сюда хотя бы господина барона, умоляю!

Карл шевельнул пальцами, наспех натягивая на лицо магическую маску: он не желал объясняться и терять время. Кроме того, даже для светских хроник интрижка директора с провинциалкой Софочкой была не свежей новостью, а унылым общеизвестным достоверным фактом.

Барон усмехнулся: Ленкина месть достигла апогея. Жена развлекалась по полной, позволив себя «уговорить» исполнить финальную арию. Возник повод для долгих споров, как правильнее называть ее сопрано с широким диапазоном и дивным серебряным чарующим звучанием в самых верхних нотах…