Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 51



– Бет! – позвал Скотт, но тут же вспомнил, что она играет во дворе.

Раздраженно проворчав себе что-то под нос, он побежал по коврику к бесконечно уходящему вперед зеленому линолеуму. «Попробую сам закрыть дверь».

Едва добежав до двери, Скотт услышал за спиной хриплое урчанье и, повернувшись, увидел рядом с раковиной кошку, она только что подняла голову от блюдца с молоком, ее пушистая шерсть была мокрой и взъерошенной.

Что-то оборвалось у него внутри.

– Пошла вон, – крикнул Скотт. Кошка насторожила уши. – Пошла вон, – крикнул он громче.

Мягкое мурлыканье задрожало в ее горле, и она выставила вперед свою хищную лапу с выпущенными когтями.

– Пошла вон! – заорал он, отступая. Ледяной ветер бил его в спину, снежинки легко, как нежные руки, касались его головы и плеч.

Скользнув по полу, как по льду, кошка легко подалась вперед, приоткрыв пасть и обнажив острые, как сабли, клыки.

Вдруг вошла Бет, и неожиданный порыв ураганного ветра сквозняком пронесся по полу. Ударившись о заднюю дверь, раскрыл ее и, подхватив, выбросил Скотта на улицу. Через секунду дверь хлопнула, а он упал в сугроб.

Выбравшись из него, весь в снегу, Скотт подбежал к двери и начал колотить по ней кулаками.

– Бет! – его голос тонул в завываниях ветра. Как привидения, из темноты обрушивались тучи холодного снега. Гигантский снежный ком, свалившись с перил, разбился рядом с ним, обдав его с головы до ног леденящей пылью.

– Боже мой, – пробормотал Скотт и начал бешено колотить по двери ногами. – Бет! – простонал он. – Бет, впусти же меня! – И колотил кулаками, пока не разбил пальцы, пинал ногами, пока они не онемели, но дверь так и не открылась.

«Боже мой». Весь ужас положения волной обрушился на него. Скотт повернулся и со страхом посмотрел на заснеженный двор. Все вокруг было ослепительно белым. Земля, покрытая снегом, напоминала голубую пустыню, ветер гнал облака белой пыли по высоким дюнам. Деревья казались громадными мраморными колоннами с торчащими во все стороны, как кости скелета, ветвями. Изгородь была покрытой белыми чешуйками баррикадой, и ветер, срывая с нее комочки снега, обнажал выставленные вперед острые пики.

Скотта, как гром, оглушила мысль: если он задержится здесь, то умрет от холода. Ноги уже закоченели, руки онемели, а все тело пробирала дрожь.

Его сознание разрывалось от невозможности решить: остаться здесь и дальше пытаться проникнуть в дом или уйти с крыльца и поискать убежище от снега и ветра? Инстинкт подталкивал его к дому, шепча: «Безопасность там, за белой дощатой дверью». А рассудок говорил: «Остаться здесь – значит подвергнуть жизнь опасности». Окна погреба заперты изнутри, дверь – слишком тяжела для него. А под крыльцом будет не теплее.

Парадная дверь! Если бы ему удалось забраться на перила перед парадной дверью, то он смог бы позвонить в звонок и – попасть в дом.

Но Скотт все еще не мог решиться. Снег казался страшно глубоким. А что, если он утонет в сугробе? Или превратится в ледышку на холодном ветру?

Но он знал, что у него есть только одна возможность и решение должно быть принято незамедлительно. Не было никакой гарантии, что его отсутствие скоро обнаружится. Если он останется здесь, на заднем крыльце, то Лу, начав поиски, возможно, найдет его до того, как он окоченеет; а может быть, после…

Стиснув зубы, Скотт подошел к краю крыльца и прыгнул на первую ступеньку. Лежащий толстым слоем снег смягчил падение. Поскользнувшись, Скотт сумел удержать равновесие и пошел, волоча ноги, к краю ступеньки.

Снова прыгнул.

Ноги поехали назад, и он упал, зарывшись руками в снег по самые плечи.

Лицо обожгло холодом. Задыхаясь, Скотт резко встал и принялся брезгливо смахивать со щек и со лба снежинки, как будто они были пауками с льдинками вместо ног.

«Нельзя терять ни секунды». Осторожно ставя ноги, Скотт довольно быстро прошагал к краю ступеньки, помедлил на нем секунду, глядя вниз, и, быстро вздохнув, прыгнул.



Он заскользил, руками хватаясь за воздух. Доехав до края третьей ступеньки, на миг задержался на нем и полетел вниз.

Пролетев четыре фута, его тело вонзилось в бугорок снега, как нож в мороженое. Холодные кристаллики засыпали лицо, забились за шиворот.

Барахтаясь, Скотт приподнялся, снова упал, его ноги вязли в нагромождении льдинок. Ошеломленный, он лежал под кучей свалившегося на него снега.

Холод сковывал все его члены, и Скотт торопливо встал. «Надо двигаться».

О том, чтобы бежать, не могло быть и речи. Ноги разъезжались от налипшего на тапочки снега, и он шел медленно, пошатываясь, то и дело проваливаясь в снег. Холодный ветер раздувал волосы и хлестал ими Скотта по лицу, срывал с него одежду, обжигал сквозь нее тело студеным дыханием.

Руки и ноги окоченели.

Наконец он подошел к углу дома. Вдалеке увидел громаду «форда», брезентовый чехол которого был засыпан снегом.

Стон задрожал в горле. «Как далеко». Скотт глотнул студеного воздуха и снова ринулся вперед. «Я дойду, – говорил он себе, – я дойду».

Стремительно падая вниз, над снегом пролетел какой-то предмет.

Еще секунду назад Скотт боролся только с ветром, холодом и глубоким, по пояс, снегом. А вот сейчас, неожиданно, что-то тяжелое, налетев сзади, сбило его с ног. С лицом, засыпанным снегом и искаженным гримасой ужаса, Скотт метнулся в сторону, едва успев увернуться от черной стрелы, летевшей прямо в него.

Тяжело дыша, он выкинул вверх руку, инстинктивно защищаясь от пронесшейся над ним и взметнувшейся резко вверх птицы. Хищница, стремительно описав крут, вновь бросилась на Скотта. И прежде, чем тот успел окончательно встать, она прорезала воздух так близко от него, что в нос ударил запах мокрых перьев. Яростно молотя огромными крыльями воздух, она снова взлетела и снова обрушилась вниз – ее раскрытый клюв парой сабель несся прямо на Скотта.

Он упал на спину и, судорожно схватив пригоршней снег, бросил его в голову птицы. Воробей, а птица оказалась воробьем, взмыл вверх, яростно чирикая, и, описав крутую дугу, зашелся над ним узкими, сходящимися кругами.

Безумный от страха взгляд метнулся к дому – погреб, окно без карниза.

Птица опять бросилась вниз. Скотт, прыгнув вперед, растянулся на снегу и увидел пронесшийся над ним темный ком и мелькающие крылья. Воробей снова взмыл вверх, стремительно описал круг и опять стал падать вниз. Скотт, успев пробежать всего несколько футов, снова был сбит с ног.

Поднявшись, опять швырнул в птицу снегом, который отлетел белой пылью от темного, кровожадно раскрытого клюва.

Над головой вновь раздалось хлопанье крыльев. Скотт повернулся, с трудом сделал несколько шагов по снегу, и на него обрушились резкие удары мокрых крыльев. Отмахиваясь руками, он попал по твердому клюву, и птица снова отлетела.

Поединок, казалось, длился целую вечность.

Скачками по покрытому ледяной корочкой снегу, пока не раздастся над самой головой резкое хлопанье крыльев. Опять на колени, разворот, пригоршни снега птице в глаза, и, пока та приходит в себя, – рывками еще на несколько дюймов вперед. Пока, наконец, промерзший и промокший до костей Скотт не прижался спиной к окну погреба, швыряя в птицу снег в отчаянной надежда на то, что она оставит его и он прыгнет в погреб, который может стать его тюрьмой.

Но хищница падала, бросалась, обрушивалась на Скотта, ее крылья шуршали, как колышущиеся на ветру мокрые простыни.

Вдруг на голову Скотта обрушились удары. Это был клюв, который сдирал кожу с черепа и вбивал голову в стекло. Оглушенный нападением воробья, Скотт отчаянно пытался отмахиваться руками. В белой дымке двор поплыл перед глазами. Скотт схватил пригоршней снег, бросил и промахнулся. А крылья все били его по лицу, клюв раздирал кожу на голове.

С криком ужаса Скотт развернулся и, прыгнув в щель под окном, пополз по ней. Воробей скакал и ударами клюва загонял его все глубже и глубже.

Скотт сорвался и полетел вниз, цепляясь за стенку. Крик оборвался – удар о песок выбил из легких остатки воздуха. Он попробовал встать, но подвернутые при падении ноги не держали его.