Скифские саги

Так продолжалось довольно долго. Наконец жрец вернул на лицо прежнюю бесстрастную маску. Он отступил назад и вновь воздел свой посох, на этот раз обратив его к мертвецу набалдашником, представляющим собой пирамиду из уложенных в три яруса двенадцати золотых шариков. Послышалось негромкое гудение. Из верхнего шарика полилось малиновое полупрозрачное сияние, прерывистой волной устремившееся к груди мертвеца, точно к тому месту, где чернела дырочка, отворившая путь смерти. Потоки волшебной энергии вливались в оболочку, еще несколько мгновений назад бывшую человеческим телом. Под влиянием этой энергии холодеющая плоть пришла в движение. Мышцы набухли и покрылись отчетливо различимым рельефом. Кости увеличились в объеме, отчего бывший сотник вырос на целую голову и примерно настолько же раздался в плечах. Скрюченные пальцы превратились в стальные пружины, кожа обрела прочность брони, в которой имелось лишь одно уязвимое место. Там, куда первый раз ударил исторгнутый посохом луч, броня была хрупка, подобно хрустальной пластинке. И наконец, созданное колдовскими чарами существо открыло глаза, устремив взгляд на своего творца. В этом взгляде не оказалось ничего человеческого. Он был наполнен пустотой и безразличием. Ничто не могло обрадовать или опечалить его. Это был взгляд существа, ничего не ждущего от жизни, ибо жизнью существо не обладало.

— Порви оковы! — велел жрец.

То, что недавно было человеком, послушно напрягло налитые энергией мышцы, и стальные браслеты со звоном распались. После этого существо сделало шаг навстречу своему хозяину. Безжизненное лицо не выражало ничего, кроме готовности повиноваться.

Жрец удовлетворенно улыбнулся.

— Еще один! — шевельнулись бескровные губы. — Наступит день, и вы поможете мне, Сабанту, последнему из магов Двенадцати, отворить хранилища Аримана и завладеть его безграничной силой. Это будет великий день, день моей власти над миром. Это будет день… — оборвав фразу, жрец воровато огляделся и едва слышным шепотом докончил: — день Алой звезды!

Глава 1

НОЧЬ В ГОРАХ

В горах смеркается рано. Блекнущие лучи еще скользят по лысым, изъеденным трещинами вершинам, а на кряжистые склоны уже опускается тень. Вначале робкая, серая, она постепенно набирает силу, вливая в себя черноту подступающей ночи. И горе тому, кого сумрачная тень застигнет в пути. Странник, не успевший засветло найти место для ночлега, почти наверняка обречен погибнуть. Горы сожрут его, особенно если речь идет о скалистых отрогах Дрангианы.

Вряд ли в мире есть место более суровое и неприветливое. Острые пики вздымаются к небу, подобно отточенным мечам, и столь же резко падают вниз, расползаясь у самого основания коварными осыпями и пропастями, некоторые из которых, как уверяют старики, соединяют солнечный мир с мрачным царством Аримана. Смерть грозит всякому, кто волею судьбы попадет в эти горы. Здесь царят ветер и холод, рука об руку убивающие все живое. Плотные тучи, навечно повисшие на пиках, заслоняют собой солнце, препятствуя его животворным лучам оплодотворить скудную землю. Потому-то в этих краях почти нет растительности. Лишь ядовитые лишайники да редкие колючие стебли неприхотливых трав, на которые позарится разве что верблюд. Но верблюды не появляются в этих краях.

Двое странников, державшие путь на запад, в земли парфян, хорошо знали о коварном характере гор. Им не раз случалось бывать здесь раньше, неся на плечах тяжелые тюки с товаром. И потому они еще засветло стали готовиться к ночлегу. Путешественники расположились в неглубокой укромной расселине, по дну которой струился пробивший каменную толщу ручеек. Массивные бока сходящихся склонов надежно защищали от свирепого ветра, небольшой карниз, нависающий над головой, должен был уберечь от дождя или случайного камнепада. Журчащая по желобу вода дала жизнь целой цепочке низеньких кряжистых кустов, некоторые из них, погибшие лютой зимой, представляли отличное топливо для костра.

Для двоих путешественников ночевка в горах являлась привычным делом. Очень скоро в наспех сооруженном очаге заплясали веселые оранжевые огоньки. Самая длинная зеленая ветвь пошла на перекладину, на которой был подвешен котелок с варевом. В воздухе распространился аппетитный аромат мяса, который подействовал на путников схожим образом. Оба они ничего не ели с самого утра, в сморщенных желудках урчало от голода. Поэтому стоило их горбатым носам учуять запах варева, как их обладатели позабыли обо всем на свете. Сложив поклажу у стены, странники уселись подле костра, с нетерпением дожидаясь, когда суп будет готов.

Путешественников звали Нагу и Ургим. Приятели — а они считали себя таковыми — были родом из Бактрии, жители которой давно позабыли о своих изначальных корнях. Орды народов, переселявшихся с запада на восток, а затем с востока на запад, причудливо перемешали кровь коренных обитателей бактрийских равнин, превратив ее в густую терпкую смесь степных трав, горных ручьев и красноватой пустынной пыли. Нагу и Ургим походили друг на друга не больше, чем овца на быка. Нагу был светловолос и коренаст. Приземистая фигура и кривые ноги свидетельствовали о том, что далекие предки Нагу предпочитали прочим видам передвижения стремительных скакунов. Ургим был повыше ростом, более узок в кости и черняв. Увидев его, массагет ни на мгновение не усомнился бы, что перед ним зобоносый парс, в то время как надменный царский щитоносец без раздумья обрушил бы свою палку на «сакскую свинью».

Приятели проживали в небольшом селении у самой границы с Дрангианой. Их отцы владели крохотными участками плохонькой земли, позволявшей только-только не умереть с голоду. Поэтому у Нагу и Ургима был небогатый выбор — либо записаться в царское войско и сложить голову где-нибудь на берегах Великого западного моря, либо всю жизнь гнуть спину на одного из тех вельмож, что захватили большую часть плодородной равнины. Приятели предпочли иное занятие, небезопасное, но весьма прибыльное. Торговля между различными сатрапиями империи находилась под строгим надзором пекидов, царских слуг, забиравших немалую толику выручки в казну великого владыки Парсы. Предприимчивые бактрийцы решили, что царь достаточно богат и в состоянии обойтись без нескольких серебряных монет, изъятых из их тощих кошелей. Приятели занялись контрабандой, доставляя товар в соседнюю Парфию, а так как все удобные торговые пути находились под контролем царских слуг, Ургим и Нагу пробирались по узким горным тропам, где их никто не мог увидеть. Подобные путешествия были нелегки и небезопасны, зато через месяц друзья возвращались домой, позванивая полновесными серебряными кружочками, спрятанными в укромном месте за пазухой. За один поход они выручали больше, чем их отцы за год тяжелого труда на своих каменистых участках. Да, это было рискованное занятие, но риск полностью оправдывал себя. Только полные глупцы и трусы отказались бы от столь выгодного дела.

Варево в котелке начало бурлить. Здесь, в горах, вода закипала медленнее, и, для того чтобы как следует сварить пищу, требовалось больше времени, однако столь шумное поведение похлебки означало, что она почти готова. Ургим потянулся к костру и принялся мешать содержимое котелка оструганной веточкой, а Нагу тем временем принес ложки и сухари. Вид хлеба вызвал у приятелей еще более обильное слюноотделение. Желудок Ургима издал звук, похожий на рык потревоженного барса. В этот самый миг сквозь вой ветра донесся посторонний шум. Нагу было решил, что это — новые проделки Ургимова брюха, и засмеялся, но его приятель придерживался иного мнения. Вскинув руку, он призвал Нагу к тишине. Оба насторожились. Вскоре сквозь вздохи ночных гор до них долетел ясно различимый стук копыт. Бактрийцы побледнели. Ургим зашептал молитву. Нагу сложил щепотью четыре пальца, что, по его мнению, должно было отпугнуть злых демонов: кто иной, кроме них, смог бы скакать ночью на коне по гибельным склонам Дрангианских гор!

Стук приближался. Вскоре он стал отчетливо различим. Конь шел неровно, перебиваясь с рыси на шаг, но, поскольку удары копыт ни на мгновение не прекращались, было ясно, что всадник и его лошадь прекрасно ориентировались в темноте.