Целоваться с дьяволом

— Он уже третий день в коме, — говорила она, но болевой шок.

— А что случилось? — спросила я.

Случайно поймав свое отражение в зеркале, я поразилась — губы у меня побелели, глаза ввалились. В палате меня как громом поразило. Выглядел Андрей ужасно, вся правая часть головы была забинтована, левая отекла, на пальцах рук была содрана кожа, и самое страшное — у него не было одной ноги! Видеть это было не просто страшно, а невыносимо! Для Андрея с его характером и любовью к красивой жизни стать инвалидом было немыслимо! Меня разрывало на части от жалости и сострадания. Я понимала, что прежнего Андрея уже не будет никогда. И вдруг подумала, что в этой беде виновата я сама. Надо было бороться за свою любовь. Будь я рядом, я сделала бы все, чтобы он никогда не попал в такое положение.

Но оказалось, я ничего про своего любимого не знала. И теперь, сидя в больничном кресле и слушая рассказ его мамы, мне стала открываться страшная правда об Андрее. Подтвердились мои самые смутные подозрения, так и не сложившиеся прежде ни во что конкретное.

Андрей был бригадиром перовской группировки, которая контролировала всю торговлю в районе. Это было золотое дно! Вот откуда деньги на рестораны, новые машины и красивую жизнь. Но времена изменились, начался кровавый передел сфер влияния, и Андрей изо всех сил стремился удержаться на плаву. Банда Андрея, прикрываясь перегоном и продажей подержанных машин импортного производства, стала налаживать сеть торговли наркотиками…

Кому Андрей перешел дорогу, неизвестно, но факт оставался фактом: вся его охрана оказалась куплена, его самого схватили, долго уговаривали слиться с другой группировкой, а когда он отказался, просто привязали к рельсам на железнодорожных путях и бросили…

Как он успел выпутаться до приезда поезда, неизвестно, но ногу ему отрезало. Головой он ударился о камень, когда скатывался с насыпи. Там и нашел его верный Володька.

Именно Володьке, самому близкому своему другу, очнувшись на мгновение, Андрей назвал имя человека, пытавшего его, и, пока он лежал в больнице, в городе началась настоящая война…

Я, слушая все эти подробности, долго не могла понять, что речь идет о моем Андрее. Настолько образ светского человека, к которому я привыкла, не вязался с криминальной реальностью, но не верить его матери я не могла.

— Я знала, что рано или поздно этим все закончится, я не раз его предупреждала, что до добра его такая жизнь не доведет. Но он же упертый! И вот теперь уже несколько дней в таком состоянии… — закончила свой рассказ Ирина Витальевна и заплакала. Я еще раз заглянула в палату. Мне хотелось снова посмотреть на Андрея — того Андрея, которого я только что заново узнала.

Передо мной лежал несчастный человек, который по чистому везению остался жить, но все еще не приходил в сознание… Мне стало ясно, что я должна как-то помочь ему вернуться в мир живых. Ни к чему было вспоминать старые обиды. Он нуждался в моей помощи, и я могла ему ее оказать. В душе я, видимо, еще надеялась, что мы когда-нибудь можем быть вместе, ведь у нас есть сын. Удивительно, какими мелкими и незначительными кажутся все обиды перед лицом реальной опасности.

Я приходила к Андрею ежедневно: разговаривала с ним, пела ему песни, рассказывала сказки. Заботу о Витьке взяла на себя Ирина Витальевна. Мне не хотелось говорить ей, что это сын Андрея, — если Андрей не сказал ей сам, значит, он по какой-то причине не желал, чтобы она об этом знала. А с Артаком у меня состоялся тяжелый разговор.

— Это не любовь, — объясняла я мужу, — но он помог, когда мне было плохо, а сейчас я возвращаю долг…

Артак долго молчал, но потом все-таки выдавил из себя:

— Иди, если сердце зовет!

Я поцеловала его:

— Спасибо, что ты меня понимаешь…

Дни ползли за днями, Андрей по-прежнему ни на что не реагировал. И я уже было совсем отчаялась, как вдруг, через две недели после этих ужасных событий Андрей пришел в себя…

Сначала у него шевельнулись пальцы, а потом, когда я стала плакать и что-то говорить ему, он открыл глаза и с трудом произнес:

— Я слышу тебя, котенок. За все уплачено. — И снова заснул. Но это уже была не кома.

Я тут же развила бешеную деятельность. Сначала позвонила Ирине Витальевне, потом Володьке, последним, кого я обрадовала, был мой муж.

— Он пришел в себя! — кричала я радостно в трубку.

— И теперь ты вернешься домой? — как всегда, медленно и спокойно спросил Артак.

Я растерялась:

— Но ведь я ему нужна!

— Ты мне тоже нужна, причем мне — прежде всего, ибо ты моя жена! Ты помнишь наш уговор? — спросил Артак и положил трубку.

Я разрывалась на части — мне так хотелось остаться с Андреем. За эти дни я о многом передумала, вся жизнь прошла у меня перед глазами. И я поняла: Андрей устроил в моей жизни праздник, и не важно сейчас, на какие деньги. Мне было интересно с ним. Я многое поняла, но главное — он любил меня, и я тоже любила его. Но и Артак ничего для меня не жалел, он тоже помог мне в безвыходной ситуации. Элементарное чувство порядочности мешало мне объясниться с мужем, кроме того, меня мертвой хваткой держала болезнь Артака. Я не знала, что мне делать…

В палату влетела Ирина Витальевна с Витькой на руках. Я быстро взяла сына и сказала:

— Он шевелил пальцами и открыл глаза. Сейчас спит… А мне надо идти…

Ирина Витальевна все поняла.

— Да, конечно, — она подошла и погладила меня по голове, — спасибо тебе, ты хорошая девочка, я знала, что только ты и сможешь вернуть его. Не забывай нас…

На выходе я столкнулась с Володькой.

— Ну как он там? — спросил, запыхавшись.

— Пришел в себя! — тихо ответила я и, уже заводясь, запальчиво спросила: — А где эта шалашовка Лизка?! Почему ни разу не пришла?

— Да она просто испугалась, отдала ключи и больше не появлялась. Король умер, ищем другого, — пояснил Володька, — а ты молоток, не ожидал. Друзья проверяются в беде. — Он как-то странно замялся, потом посмотрел на Витьку и спросил: — Ты что же, так и не скажешь Витьке, кто его отец?

— У него есть человек, которого он считает отцом, и Андрея это, очевидно, устраивает! — не сдержала я старую обиду.

— Эх, Светка, ничего-то ты не понимаешь! — грустно вздохнул Володька и ушел. А я так и осталась стоять с сыном на руках. Хотелось выть. Сознание полной безысходности парализовало меня. С трудом я дошла до остановки…

Дома я уложила Витьку спать и пришла на кухню. Артак пил водку. Это было так на него не похоже… Он поднял на меня черные глаза, налитые кровью, и глухо спросил:

— Ожил?

— Да, пришел в себя, — подтвердила я.

— А ты как? — Артак прищурился.

— А что я? Я здесь, с тобой…

— Это хорошо. — Муж снова налил себе водки.

— А по какому поводу пьем? — спросила я, отметив, что бутылка почти пустая, а Артак как будто и не пьян.

— Пришла! — Артак залпом выпил и со стуком поставил стакан на стол. — Пошли спать…

Ночью он несколько раз вставал покурить и наконец уснул… А утром как ни в чем не бывало был радушен и весел.

— А знаешь, Светлана, мы обязательно съездим с тобой куда-нибудь за границу. Ты куда хочешь?

Я грустно улыбнулась:

— В Париж, конечно!

— Вот глупая деваха, далась вам эта Франция. Надо сначала в Грецию съездить. Как говорил великий Карл Маркс, это колыбель европейской культуры. Потом в Испанию, а заканчивать европейский тур надо, конечно, Италией. Это эпоха Ренессанса.

— А Париж? — удивилась я.

— А во Францию надо ездить развлекаться. — Тут Артак улыбнулся и, приобняв меня, сказал: — Будет тебе и Париж. Чуть потерпи!

Я предалась мечтам, представляя себе шикарные французские бутики, Эйфелеву башню, Лувр и Елисейские Поля… Но тут же вспомнила, как мечтала поехать в Париж с Андреем, и радость померкла. Зачем мне Париж, если там не будет рядом любимого? С каждым днем я все больше отдалялась от Артака, мне были невыносимы даже его прикосновения. Артака это раздражало. А я не могла объясниться с ним, просто не представляла себе, как он отреагирует на мой уход. Но то, что этот уход произойдет, я уже понимала.