Целоваться с дьяволом

Я стояла не шелохнувшись. Это был удар. Карета стремительно превращалась в тыкву, принц уезжал от меня на белом коне, а я стояла в рваном платье в чистом поле, с метлой в руках. Эта картина живо и ясно нарисовалась у меня перед глазами — так, что я даже поежилась от воображаемого холода.

— Свободна, — отчеканил Андрей.

— Андрей! — жалобно позвала я. — Я не хочу так!

— Пошла вон, дрянь, — зло ответил он и указал мне на дверь: — Вон отсюда!

Я поплелась собирать вещи, все было решено, и я понимала, что виновата во всем сама, но обида не оставляла меня. Я ведь любила его! Почему же он так легко отказывается от меня? Наконец я собрала сумки и снова вернулась в гостиную. Андрей по-прежнему стоял у окна и курил. Голова его в облаке сигаретного дыма казалась на солнце седой.

— Я готова.

— Запомни, на прощанье. — Андрей повернулся и в упор посмотрел на меня. — За все в этой жизни надо платить. За вранье — троекратно. А теперь катись, Володя отвезет тебя на твою новую квартиру. Вот ключи.

Он протянул мне связку, на мгновение руки наши встретились, и я поразилась: его всегда теплые руки были сейчас ледяными. Мне ужасно хотелось поцеловать, обнять его, но он отошел и снова отвернулся к окну. Я поняла — прощание не состоится — и молча вышла из комнаты. Про фотографию с девушкой и ребенком я напрочь забыла.

Сейчас, однако, Светлана отчетливо вспомнила это фото и задалась вопросом: а все ли она знала об Андрее, или было что-то в его жизни, о чем они никогда не говорили? И кто была та женщина? И чей ребенок рядом? Как странно, но ей никогда не приходило в голову, что до встречи с ней у Андрея могла быть и, конечно, была своя жизнь. Но он не любил говорить о прошлом, а она не спрашивала. Светлана устала и решила отвлечься, включив телевизор. Она держала его в галерее на всякий случай, иногда ей нравилось работать под его негромкий звук — это создавало настроение. На этот раз она попала на начало какого-то сериала. «Темные дороги» — высветилось на экране. Она увидела лицо главного героя и поразилась его пронзительному взгляду — именно так смотрел на нее Андрей, когда сердился. Светлана покачала головой, отгоняя наваждение. «Так недолго и с ума сойти, в каждом человеке знакомые мерещатся», — подумала она и переключила канал. Она не любила сериалы. Но по остальным программам ничего не было, и Светлана снова включила диктофон.

И вот я уже ехала в эту «дворницкую», как я окрестила свою новую квартиру, заранее возненавидев ее. Через полчаса мы остановились у типового блочного двенадцатиэтажного дома в районе Речного вокзала, на улице Фестивальной. После квартиры Андрея на Васильевской этот район показался мне жуткой дырой. Все кругом было голым и каким-то одинаковым. Я с тоской оглядела будущее место работы.

— Ну вот и приехали, — с видимым удовольствием сказал Володька. Он меня всегда недолюбливал, считая профурсеткой, но при Андрее никогда себе фамильярностей не позволял. — Которые тут временные — слазь, кончилось ваше время! — усмехнулся он и, взяв мои сумки, пошел к подъезду. После ухоженного подъезда Андрея с консьержкой и кодовым замком этот вонючий и грязный подъезд показался мне вратами ада. Дверь моей квартиры была обшарпанной и горелой с одной стороны, — видимо, подожгли газеты в почтовом ящике. Замок заедал, и Володька просто вышиб дверь плечом. Потом прошел на кухню, поставил сумки и протянул мне деньги:

— Это тебе от меня на новый замок, — он брезгливо огляделся и сказал: — Ну бывай, подруга!..

И я осталась одна. Хотелось выть белугой — ведь еще вчера я была так счастлива! Эта убогая хата наводила дикую тоску. И к тому же я постоянно думала об Андрее. Я поняла, как люблю его, как он был добр со мной, снова и снова вспоминала нашу с ним жизнь и заливалась горючими слезами. Я не могла ему позвонить — гордость не позволяла. Про Романа я старалась не думать. Прийти к нему в своем новом качестве мне было стыдно, а то, что Злата больше никогда не позовет меня на совместную вечеринку, для меня было очевидным. От сознания полной потери всех друзей стало еще горше…

А назавтра началась трудовая жизнь. С шести утра надо было мести двор вдоль высоток. Стоял жаркий июнь, было пыльно, хотелось поехать за город, искупаться. Все мои знакомые готовились к поступлению в институт, а я не могла сосредоточиться на занятиях, потому что все время плакала. Пару раз заезжал Володька, привозил еду. Он ничего не говорил про Андрея, а только хмуро смотрел на меня. Я думала, что Андрей тоже тоскует, но спросить об этом Володю не решалась.

Однажды, когда я подметала улицу, мне показалось, что я увидела Викторию, свою бабушку. Высокая, полная старуха стояла и смотрела на меня, утирая слезы, но, заметив, что я обернулась, она быстро ушла. За все то время, что я жила с Андреем, я ни разу не общалась с ней, и она тоже не звонила нам. Мне было очень стыдно вернуться к ней, ведь все, о чем она меня предупреждала, сбылось. И вот я одна, стою с метлой, и нет у меня никаких перспектив. В иняз я не поступила, провалившись на первом же экзамене. Чтобы не терять год, подала документы в педагогическое училище.

С сентября жизнь моя осложнилась еще больше. Осенний листопад увеличил объем работы, вставать приходилось в пять часов, на уроках я буквально засыпала. Да еще ночью ко мне повадились ходить местные бомжи. В связи с холодами они перебрались в подъезд и периодически ломились в мою дверь за стаканом… Но хуже всего было спать одной. Я с горечью вспоминала, как ласков и нежен был со мной Андрей, как он стремился доставить мне удовольствие. Его руки, голос, запах — все это преследовало меня каждую ночь. Я просыпалась, и подушка у меня была мокрая от слез. Я уже не чувствовала себя Скарлетт О'Хара, я снова была маленькая Светка Залесская, и вокруг меня опять пустота. Жизнь стала тоскливой и серой. Я вновь ощутила себя нелюбимой, никому не нужной, и все чаще стала вспоминать о бабушке. Единственном родном человеке. И вскоре я поняла, что мне нужно вернуться к ней.

Потом я много раз прокручивала в памяти это время и удивлялась, почему так легко ушла от Андрея и вернулась к Виктории, в ее тюрьму. Бабушка, на удивление, встретила меня тепло, видимо соскучилась. Она не спрашивала меня, где я была целое лето. А я не напоминала ей о том, что видела ее. Она, конечно, повозмущалась, что я пролетела в институт, но была очень довольна, что я учусь, все-таки не дома сижу, хоть какая-то перспектива дальнейшей работы…

— Вот закончишь училище, — говорила она, — и сразу пойдешь в институт!

Но в мои планы дальнейшая учеба не входила. Я устала от нее, и подписываться еще на пять лет такой жизни мне совершенно не хотелось. Бабушке, правда, я об этом благоразумно не сообщала. Андрей так и не объявился, квартиру я сдала ДЭЗу вместе с тараканами и новым замком. Володьке в последний раз объявила, что ухожу домой и более в подачках не нуждаюсь, — по-моему, он только обрадовался.

А у меня на душе скребли кошки. Злата поступила в текстильный институт на специальность «художник-модельер». Роман учился в Строгановском, мечтая о профессии дизайнера. Он по-прежнему волочился за каждой юбкой, а о наших отношениях, как мне казалось, не вспоминал. Мне было обидно вдвойне, — ведь это из-за него я потеряла Андрея и свою такую красивую и сытую жизнь.

Мысли об Андрее были для меня самыми болезненными, я привязалась к этому сильному и мудрому человеку. Мне не хватало наших с ним разговоров и его нежности. Он относился ко мне тепло, а это дорогого стоит. Никто теперь не любил меня, и я сама себя не любила…

Дело мое с отцовской квартирой застопорилось — Григорий на заседания суда не приходил. Виктория еще пыталась руководить мной, но силы были уже не те, да и я стала более терпеливой, однако надежды жить отдельно не теряла. Все силы я бросила на учебу, занималась днем и ночью, перестала уходить вечером из дома, научилась вкусно готовить. Училище я закончила с красным дипломом, Виктория была очень довольна. Но рисовать мне стало неинтересно, а потому в Строгановку не поступала, к большому разочарованию бабушки.