Страница 3 из 86
— Но делиться своими новыми идеями ты ни с кем не собираешься? — Я бы и хотела почувствовать гнев, но, когда речь шла о Вилдоре, он не возникал. Это существо было настолько вне привычных схем общения, вне знакомых стереотипов поведения, что подходить к нему с известными мерками выглядело глупой затеей. И мне в этом уже не раз пришлось убедиться.
— Не собираюсь, — подтвердил он то, в чем я не сомневалась, проходя мимо меня и опускаясь в кресло, в котором недавно сидел Сашка. Человеческая личина хлопьями тумана сползла с него, открывая усталое лицо. — Ты — мать, и ты не можешь позволить себе того безрассудства, которое заставляет переступать через собственный страх и делать то, что кажется невозможным. Ты не нападаешь — ты защищаешься. Но при этом ты — берсерк, в которого до конца не можешь поверить. Если я расскажу тебе все, сомнения в своих силах появятся у тебя раньше, чем вера в возможность осуществить задуманное.
— Поэтому ты делаешь все, чтобы я металась, не понимая происходящего, и просишь просто тебе верить, — не спрашивая — утверждая, закончила я.
— Не только поэтому. — Он откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. — Способность твоего рода ощущать пути судьбы делает значимыми твои действия. Многое из того, что ты воспринимаешь как метания, имеет свой результат. Правда, это осложняет исполнение данной Олейору клятвы спасти тебя.
Это был едва ли не первый случай, когда Вилдор снизошел до объяснений, но удовлетворения от разговора я не испытывала. Зная, что он прав, понимая, что его опыт подсказывает ему наиболее простой и максимально эффективный способ достичь желаемого, доверяя ему так, как не доверяла никому ни в одном из миров, я не находила в своей душе успокоения. И от этого было тяжело. Настолько тяжело, что избавиться от навалившегося груза, в котором смешались ответственность, долг, любовь, можно было единственным способом — действовать. Но вот как раз этого мне и не позволяли.
Не заметив, как оказалась рядом с бывшим ялтаром, подчиняясь скорее чему-то глубоко внутри меня, чем разуму, опустилась на ковер рядом с креслом, в котором он сидел. Прикоснувшись лбом к его руке, лежащей на подлокотнике, тронула губами теплую кожу. Догадывалась, что он поймет все правильно. Не женщиной я была сейчас, как он и сказал, — матерью, которая вверяла ему самое дорогое — жизнь своего ребенка.
Рука Вилдора не дрогнула, он словно и не заметил моего присутствия. Да и голос, когда он заговорил, звучал отстраненно и бесстрастно, раня и отрезвляя.
— Если у нас не получится, уже ничто не будет иметь смысла. Ни ее, ни твоя, ни моя жизнь. И как бы тебе ни было горько, как бы ни душили тебя тоска и отчаяние, ты должна помнить — не столько спасение Амалии является нашей целью, сколько существование миров. И если ты не сумеешь обуздать свои чувства, я буду вынужден освободиться от тебя как от фактора, ставящего все под угрозу. Но без тебя нам будет значительно труднее.
— У тебя удивительная способность избавлять от иллюзий, — с грустью прошептала я, полностью признавая его правоту.
— У тебя удивительная способность воскрешать то, что казалось уже давно исчезнувшим, — с подобной моей интонацией произнес он, так и не шелохнувшись. Но, когда я дернулась, реагируя не столько на слова, сколько на прозвучавшую в них боль, он осторожно высвободил ладонь и поднялся вместе со мной, не позволяя мне отступить. — Нам будет очень трудно, потому что этот план все еще вызывает у меня опасения. Но я знаю, что мы справимся. Потому что иного выхода у нас нет.
Яланир
— Отец.
Подземные пейзажи весьма однообразны, но камеры отслеживали все вокруг на несколько десятков километров, так что я имел возможность выбирать из множества изображений, которые они передавали.
Озеро было моей слабостью, оно напоминало резиденцию Вилдора. Как бы я ни относился к своему отцу, не стеснялся признавать, что он умел окружать себя лаконичной красотой и научил меня видеть прекрасное там, где многие этого не замечали.
Вот и сейчас, глядя, как мелкая рябь гуляет по зеркалу воды, я ощущал и порывы ветра, которые их рождали, и аромат цветущих трав.
— Отец, — настойчивее повторил Туоран, отвлекая меня от созерцания пейзажа на голографической консоли, — ты хотел меня видеть.
Я переключил систему в обычный режим и жестом предложил сыну приблизиться, отметив легкую напряженность в его движениях. Это было неудивительно — он взрослел и мужал вдали от меня в роду своей матери. И о том, кем именно приходится ему талтар Яланир, узнал не так уж и давно.
Вилдор был очень хитер, он слишком остро чувствовал опасность, чтобы я мог рискнуть своей единственной надеждой на воскрешение и посвятить сына в свой план до того, как отец занялся претворением в жизнь своего.
— Где Сэнши?
Если Туорана и удивил мой вопрос, вида он не подал, служба во внутреннем круге отучила его удивляться. Но вряд ли он не знал, что у меня полный контроль над созданием.
— Тренирует молодняк. Когда я заглядывал в зал последний раз, из второго десятка в живых остались лишь четверо. — Сын чуть расслабился.
В рамках обязанностей, которые я на него возложил, он чувствовал себя уверенно.
Усмехнувшись, чтобы дать ему ощутить его особое положение при мне, я прокомментировал сказанное им:
— Ты не видел, как он разделался с первой партией. Через семидневье непрерывных боев из сотни не осталось ни одного. Виктор выл и кидался на меня, требуя, чтобы я усмирил своего монстра.
— Виктор?
Свое суждение об этом человеке Туоран сделал в первый же день своего пребывания на базе. Одним словом, трус. Все, что я смог добавить ради справедливости, что он хоть и трус, но весьма талантливый и, что когда-то меня заинтересовало, беспринципный. Ему было все равно, кому служить, лишь бы заполучить то, о чем мечтала его мелкая душонка, — бессмертие. Ну или на крайний случай долгую и беззаботную жизнь.
Доказав ему, что это возможно, и пообещав, что он получит желаемое взамен на воина, противостоять которому не смогу даже я, я приобрел преданного раба, безропотно исполняющего мою волю.
Но было в нем и то, что импонировало: кроме меня у него был еще один могущественный хозяин, вернее, хозяйка — страсть к знаниям.
Я кивком подтвердил сыну, что, пусть он и отнесся недоверчиво к моим словам, этот человек действительно посмел однажды столь необычным способом высказать мне свои претензии. И даже остался жив после этого. Не потому, что все еще был мне нужен, теперь лаборатории могли обойтись и без него. Он был забавен.
— Что ты думаешь о девушке? — Мой вопрос при всей своей невинности заставил его взгляд метнуться.
Я сделал вид, что не заметил его смятения, продолжая смотреть на консоль. Линия магического фона в одном из контуров плавно скользила, практически не отклоняясь от прямой. Хотел бы я ей верить, но я больше доверял предчувствиям, продолжавшим нашептывать, что полагаться на кажущуюся безмятежность не стоит. Лера была где-то рядом, невидимая, но я ощущал ее той частью себя, которая сразу потянулась к этой женщине. И хотя я знал, что к любви это чувство не имеет никакого отношения, это не мешало мне желать обладать ею.
Теперь же, глядя на сына, я мог увериться и в том, что сделанные мною выводы — правильны. Даймоны и маги Равновесия связаны, и связь эта значительно глубже, чем нити, соединяющие с Единственной.
— Прошла инициацию, но без наставника уничтожит себя сама. Ее силы растут, а контролировать их она не умеет. Если она нужна тебе живой…
Он говорил отстраненно, убеждая, что ему безразлична ее судьба. Но у меня были причины подозревать, что это лишь вышколенная во внутреннем круге выдержка.
— Живой? — Я позволил себе насмешливую улыбку. Я мог сколько угодно играть с собственным сыном, добиваясь своего, но он не должен был догадаться не только об этом, но и о том, что его жизнь, как и жизнь этой девушки, для меня ничего не значит. В отличие от еще одной — дочери Леры. Если я погублю девочку… Думать об этом мне не хотелось. — Да, Туоран, она нужна мне живой. И ты возьмешь ее обучение на себя.