Диаспора

И все же, библиотека была полна следов прошлых искателей знаний, содержащихся в теоремах флешеров, и Ятима мог бы изучать эти следы копаясь в исходных данных, предоставляющих ему архивное понимание тысяч граждан Кониши, путешествовавших прежде по этому маршруту. Правильные конфигурация ума позволяли ему без труда нагонять всех живущих искателей знаний, которых каменная пещера когда-либо проталкивала сквозь себя еще глубже в их собственных вдохновленных направлениях… цена за получение себя, говорящего на языке математики, не намного большего чем их лоскутный клон, только и способного на то, чтобы следовать за ними тенью.

Если даже он когда-либо и хотел быть искателем в своем собственном правильном формировании и тестировать свои собственные предположения в пещере, подобно Гауссу и Эйлеру, Риманну и Леви-Сивита, деРаму и Сартану и Cartan, Радию и Бланка, теперь Ятима знал, что не было никаких кратчайших путей, никаких альтернатив для изучения первоисточника Истин. Он не мог надеяться, что двигается в оригинальном направление, по маршруту который никто до этого не выбирал, без нового не воспринять старые результаты. Только однажды он создал свою собственную карту Источников — уникально скомканную и запятнанную, разукрашенную и снабженную примечаниями — может он начал догадываться где погребена следующая богатая жила не открытой еще истины.

Ятима вернулся в саванну к домашнему пространству, играя пересечением тора полигонами, когда Иноширо послал визитную карточку; теги легли на мир, как знакомый запах на ветру. Ятима колебался — он был счастлив с тем, что есть, но затем уступил, отвечая приветственным тегом и пуская Иноширо в свое пространство

"Что это за безобразный кусок дерьма?" Иноширо посмотрел презрительно на минималистский тор. С тех пор как он начал посещать Аштон-Лаваль, он, казалось, надел на себя мантию арбитра эстетики. Все что Ятима видел в своем домашнем пространстве непрестанно извивалось, сияние проходило через весь видимый спектр, и имело фрактальное измерение по крайней мере двух точек из девяти.

"Набросок доказательства того, что тор имеет нулевую полную кривизну. Я думаю сделать это постоянным элементом".

Иноширо застонал. "Истеблишмент действительно поймал тебя на крючок. Сирота смотри, сирота делай."

Ятима ответил спокойно: "Я разобрал поверхности на полигоны. Число граней, минус число ребер плюс число вершин-число Эйлера-ноль".

"Не на долго". Иноширо процарапал линию по объекту, пересекающую один из шестиугольников.

"Ты только что добавил одну новую грань и одно новое ребро. Это сводит все на нет.

Иноширо разрезал квадрат на четыре треугольника.

"Три грани, минус четыре новых ребра, а также одна новая вершина. Изменений: ноль".

"Моя победа. Новичка в логике". Иноширо открыл рот и изверг несколько беспорядочных тегов пропозиционального исчисления.

Ятима засмеялся. "Если у тебя нет ничего более лучшего, чем оскорблять меня…" И начал испускать теги для отмены доступа.

"Иди и посмотри новый кусок работы Хашима".

"Может позже." Хашим один из Иношировских творческих приятелей из Аштон-Лаваля. Ятима нашел что большая часть работ вызывает недоумение, но было ли это из-за разницы в полисах или в ментальной архитектуре или просто несовместимо с личным вкусом, было не понятно. Конечно, Иноширо настаивал, что все это очень "возвышенно".

"Это реальное время, эфемерный. Сейчас или никогда."

— Зачем это? Ты вполне можешь записать работу Хашима для меня, или я мог бы посмотреть ее через прокси

Иноширо преувеличенно нахмурился.

— Не будет такого, Когда художник делает, творения священны

— Произведения Хашима мне просто непонятны. Слушай, я знаю, они мне не понравятся. Ты иди.

Иноширо заколебался, пытаясь взять себя в руки, чтобы не рассердиться. "Ты мог бы оценить работу Хашима, если бы захотел. Если запустишь аутлук."

Ятима посмотрел на него. "Это то, что ты сейчас делаешь?

"Да". Иноширо протянул руку в сторону, и из его ладони вырос цветок, зелено-фиолетовая орхидея, с адресом библиотеки Аштон-Лаваль. "Я не вызывал тебя раньше, потому что ты, возможно, общался с Бланкой… но теперь вернулся один из моих родителей. А ты знаешь, какие они".

Ятима пожала плечами. "Ты гражданин, это не их дело".

Иноширо выкатил глаза и страдальчески посмотрел на него. Ятима сомневался, что когда-нибудь сможет понять его семью: никто из родственников Иноширо не мог наказать его, не говоря уже о том, что бы фактически остановить его. Все упреки он мог отфильтровать, все семейные праздники, которые могли превратиться в скандал, он мог мгновенно прекратить. Тем не менее родители Бланки — три из них были и родителями Иноширо настаивали на на их разрыве с Габриэль (хотя бы временно); перспективы экзогамии явно выходили за рамки приличия в Картер-Циммерман. Теперь, когда они снова были вместе, Бланка (по некоторым причинам), избегала Иноширо, также как и остальную семью — и, по-видимому, Иноширо больше не опасался, что о его частично родном брате будут сплетничать.

Ятима был немного обижен.

— Я бы не сказал Бланке, если бы ты попросил меня этого не делать.

— Да, да. Ты думаешь, я не помню? Она практически усыновила тебя.

"Только когда я был в утробе!" Ятима по-прежнему очень сильно любил Бланку, но они не виделись друг с другом, все чаще и чаще.

Иноширо вздохнул. "Хорошо. Извини, что я не говорил тебе раньше. Теперь ты пойдешь посмотреть произведения?"

Ятима снова осторожно понюхал цветок. Адрес Аштон-Лаваля имел отчетливо нездешний запах… совсем незнакомый. Он приказал экзоселфу снять копию аутлука и начал изучать ее внимательно. Ятима знал, что Радия как и большинство других искателей знаний, применяют аутлуки чтобы сосредотачивать себя на своей работе на долгое время. Любой гражданин, созданный по образу и подобию флешеров был уязвим для дрейфа — распада с течением времени даже самых заветных его целей и ценностей. Гибкость была существенной частью наследия флешеров, но после многократной перезаписи гражданина, даже самые надежные личности, могли разложиться и превратиться в энтропийной беспорядок. Ни один из основателей полисов не решился встроить заранее механизмы базовой самостабилизации, что бы весь вид не превратился в племена самоувековечивающихся мономаньяков, зараженные паразитной горстью мемов. Пришли к выводу, что намного безопаснее для каждого гражданина чтобы он мог свободно выбирать из широкого спектра мировоззрений: программного обеспечения, которое может быть внутри вашего эксоселфа и укреплять те ваши качества, которые вы больше всего цените, если и когда вы почувствовуете потребность в них. Возможности для кратких кросс-культурных экспериментов были почти случайными.

Каждый аутлук предлагал немного другой пакет ценностей и эстетики, часто построенной из врожденных причинах-быть-бодрым, которые все еще господствовали до некоторой степени в большинстве умов граждан: Закономерности и циклы — ритмы, подобные смене дней и сезонов. Гармония и тщательная разработка, в звуках и образах, и в идеях. Новизна. Воспоминание и ожидание. Болтовня, компания, сочувствие, сострадание. Одиночество и тишина. То был континуум, который пролегал на всем пути от тривиальных эстетических предпочтений до эмоциональных ассоциаций к краеугольным камням морали и идентичности.

Ятима проанализировал в своем экзосефе аутлук появившийся в пространстве перед ним как пара карт "до-и-после" его собственных наиболее чувствительных нервных структур.

Карты были похожи на сетки, со сферами в каждом узле, представляющими символы; пропорциональные изменения в размерах символов показывали, каким образом аутлук можно настроить.

— Вероятность умереть вырастает десятикратно? Избавь меня от этого.