Отзвуки эха

– Фрэнк куда-то ушел той ночью. Не знаю куда. Да и какая разница? Может быть, нашел себе новую дешевку... – Она на несколько секунд умолкла, чтобы перевести дух. Мне показалось, что к этому моменту у нее не осталось даже остатков разума. – Я увидела, как к ней прокрался Сентас, – доверительно поведала она, – он частенько туда шастал в отсутствие жены. Как кобель, учуявший течную суку.

Милая, спокойная, застенчивая Элизабет!

– Он пробыл у нее не долго, – продолжила она, – им не требовалось много времени. Поэтому мне не пришлось долго ждать его ухода. В доме было темно. Дверь была открыта. И я вошла. В гостиной ее не было. Но я точно знала, где ее искать. Она могла быть только в одном месте – в постели. И я... я... – По-моему, она испытала чувство близкое к восторгу, вновь переживая события той ночи. – Я взяла вон ту кочергу и вошла в спальню.

В комнате было очень тихо. Слышалось только хриплое дыхание Элизабет Вонмейкер, которая хотела от жизни совсем немногого – иметь ребенка и быть любимой.

– Эта сука была одета, – продолжала она хриплым от бешенства голосом, – на ней было то самое черное платье, о котором ты меня спрашивал, помнишь? С ацтекскими символами. Она даже не сняла его. Ей было достаточно просто задрать платье и... – Элизабет снова прижала руку к лицу и зарыдала. – Видит бог, я убила ее. И убила бы снова, снова, снова... еще сто раз, тысячу раз! – По ее подбородку потекла слюна, но Элизабет не обратила на это внимания. Она перевела дыхание и заговорила опять: – Я убила ее, ударила по голове, когда она лежала в постели. Она попыталась встать, но я снова ударила ее. Она свалилась на пол и поползла в гостиную. А я шла за ней и била, била, била ее, пока она не перестала дышать. – Закончив рассказ, она перевела дыхание и взглянула на нас.

– Итак, – поинтересовалась она, – разве ты не удивлена, моя милая подружка Энн, узнав, что твоя маленькая Лиз может делать с суками? И с мужьями, которые спят с суками?

Энн тяжело вздохнула и закрыла глаза. Я решил взять инициативу в свои руки.

– Элизабет, – начал я, – позволь нам тебе помочь. Ты не совсем здорова. Никто не накажет тебя за поступки, совершенные в таком состоянии.

– Не совсем здорова! – расхохоталась она. – Какой ты милый, Том! И как это великодушно с твоей стороны. – Она подалась вперед и совершенно спокойным, ледяным голосом процедила сквозь зубы: – Неужели ты не понимаешь, что мне теперь все совершенно безразлично? Я потеряла ребенка. Моего ребенка! И больше не смогу иметь детей. Я потеряла мужа и не хочу другого. Я убила женщину – суку, ведьму – и попыталась убить мужчину. И после всего этого ты думаешь, что я беспокоюсь о своей судьбе? Ты считаешь, что мне еще можно причинить боль?

– Теперь ты хочешь сделать нам больно, Лиз?

– Да! – завопила она. – Я хочу причинить боль... Я хочу, чтобы другие люди тоже знали, что такое страдание!

– Лиз, если ты сейчас положишь пистолет, с тобой ничего не случится, обещаю.

– Ничего не случится? – Она вновь истерически расхохоталась. – Боже, как ты забавен.

– Мама!

Только услышав голос сына, я понял, что такое настоящий страх. Он, казалось, проник в кровь через поры, разбежался по жилам и стальным обручем стиснул сердце. Он парализовал меня, и несколько секунд я не мог ни шевелиться, ни говорить. Элизабет медленно повернула голову в сторону комнаты Ричарда и внезапно вскочила на ноги.

– Да! – радостно воскликнула она.

– Нет! – Еще не сообразив, что именно надо делать, я уже стоял у нее на пути.

С яростным криком Элизабет подняла пистолет и выстрелила. Что-то больно ударило меня по голове, отчего моя несчастная черепушка качнулась в сторону, и я почувствовал, что падаю. Но, движимый одним из самых сильных в природе инстинктов – родительским чувством, через секунду я уже был на четвереньках, тщетно пытаясь встать. Что-то мокрое и очень горячее текло по лицу, заливая правый глаз. Я рванулся следом за Элизабет, которая направлялась к Ричарду, но успел только коснуться кончиками пальцев ее туфель.

И вдруг раздался пронзительный вопль. Элизабет пятилась обратно с искаженным гримасой смертельного ужаса лицом.

– Нет, – бормотала она, – не-ет!..

Она поминутно спотыкалась, но удерживала равновесие. Ее глаза за чем-то следили. И это что-то шло ей навстречу. Я ничего не видел, но знал, что это было.

– Убирайся! – В голосе Элизабет уже не было ничего человеческого. – Убирайся!

Всему в этой жизни есть предел, и в конце концов Элизабет не выдержала. Колени ее подогнулись, и с отчаянным криком «Не прикасайся ко мне!» она рухнула на пол. Уже лежа, она несколько раз выстрелила в воздух. В ночной тиши выстрелы звучали оглушающе громко. Испуганный Ричард плакал у себя в кроватке. Издав какой-то странный звук, Элизабет приподнялась на одной руке и попыталась ползти, но безуспешно. Из разинутого рта текла слюна.

– Нет! – еще раз вскрикнула она, поднесла пистолет к своему виску и спустила курок. Выстрела не последовало. В ответ раздался только громкий щелчок. Она повторила попытку – но с тем же эффектом. Большего она уже не могла вынести. Выронив пистолет, она потеряла сознание.

Я еще успел заметить расширенные от страха глаза склонившейся надо мной Энн, пробормотать ей, что все в порядке, и провалился в темноту.

Очнулся я в незнакомой постели. Рядом сидела очень грустная и озабоченная Энн. Заметив, что я открыл глаза, она схватила меня за руку.

– Где мы? – проявил я естественное любопытство. – И что с Ричардом?

– В больнице, – сообщила она, – а Ричард в порядке. Он сидит в коридоре, и медицинская сестра читает ему книжку.

– Слава богу, – выдохнул я. – Когда Лиз пошла к нему, я думал... – Поморщившись от резкой боли в голове, я замолчал, но потом снова задал вопрос: – А что с моей головой?

– Тебя зацепило пулей. Но ничего страшного. Доктор сказал, что через несколько дней все будет в порядке. – Энн сжала мою руку и улыбнулась, хотя в глазах блестели слезы. – Боже, как я испугалась!

Я нежно поцеловал жену и спросил:

– А как наша малышка?

– Все еще внутри, – последовал ответ, – хотя, откровенно говоря, я сама удивляюсь, как она все это выдерживает.

– При такой жизни, – слабо улыбнулся я, – она вообще не захочет выбираться наружу.

Энн улыбнулась, ее лицо светилось любовью и гордостью.

– Я никогда не забуду, – сказала она, – как ты стоял под дулом пистолета, заслоняя собой Ричарда.

– Мне это не слишком удалось, – признался я, – так что спасать его пришлось Элен Дрисколл.

– Ты думаешь...

– Не сомневаюсь. Элизабет увидела ее. Не понимаю только, почему я ничего не видел. Кстати, а где Элизабет?

– В тюремной больнице.

– Бедная, бедная Лиз, – вздохнул я.

И почему-то вспомнил расческу. Я понял, что ощущение смерти шло от Элен Дрисколл. Не знаю почему, но я мог поклясться, что в ту ночь, когда Элизабет убила Элен Дрисколл, расческа была у нее в кармане. Одна женщина убила другую, жестоко и подло, в темноте. Элен Дрисколл даже не поняла, кто именно ее убивает, и считала, что это Гарри Сентас.

Даже после смерти.

– Представляешь, – вспомнил я, – а я еще задавал Элизабет вопросы об Элен Дрисколл. Хорош медиум!

– Думаешь, ты все еще медиум? – осторожно поинтересовалась Энн.

– Понятия не имею!

Я перестал быть медиумом. Не знаю почему. Возможно, пуля что-то сместила в моих мозгах. Или этот дар был дан мне на небольшой отрезок времени, а может быть – только с определенной целью. В любом случае я его утратил.

Но я всегда могу с гордостью сказать, что самое главное мое предсказание сбылось. Тут я попал в десятку, потому что в конце сентября у Энн начались схватки, я отвез ее в больницу, и через несколько часов она родила.

Девочку.