Утопия

Некоторое время она стояла, тупо глядя на оранжевые папки.

Потом улыбнулась так широко и счастливо, что уши, казалось, съедутся на затылке.

Поругались они накануне отъезда. Лидка была взбудоражена, Клавдия Васильевна казалась печальной и рано ушла спать. Едва за матерью закрылась дверь. Славка подсел к Лидке на диван и сказал, пряча глаза:

– Лид… нехорошо. Завтра ехать… Ну, ты жена мне или не жена?!

Лидкины мысли заняты были совсем другим, а потому она не сразу поняла смысл Славкиной претензии. А поняв, искренне удивилась:

– Тебе что, не хватает девочек из Апрельского парка?

Он отшатнулся. Он посмотрел так, будто она его ударила. ТАК, что она сочла возможным оправдаться:

– Ну что ты, Слав, мы ведь договаривались… Джентльменское соглашение…

Он поднялся и вышел.

Неизвестно, чем дело закончилось бы в условиях нормальной, привычно текущей жизни. Но наутро предстоял выезд, а Славка был внутренне дисциплинирован и куда меньше готов к демаршам, чем, например, Лидка. А потому утром супруги как ни в чем не бывало попрощались с родственниками и сели в автобус – Лидка у окна, и Славка у окна, за ее спиной. Поля, лесополосы, иногда речушки, иногда сглаженные невысокие холмы…

До места добрались через сутки.

Стоял туман. На контрольно-пропускном пункте всех выгнали из автобуса и долго держали на ветру, пока изучались бумаги, сверялись пропуска на людей, машины и аппаратуру. Солдаты были Лидкиного поколения, все смуглые и черноглазые, офицеры поколением старше, и среди них был один рыжий, говоривший, против ожидания, с сильным акцентом.

– Зарудный? – спросил он у Славки. – Родственник?

– Сын, – сказал Славка, но, видимо, бессонная ночь и мрачное настроение убили привычную гордость при произнесении этого слова.

– О, – сказал офицер с уважением. – Очень.

Славка безучастно кивнул.

– Зарудная? – спросил офицер у Лидки. – Дочка?

– Невестка, – сказала Лидка, ежась от сырого холода.

– Невеста? – не понял офицер и поглядел на Славку.

– Жена, – сказал Славка с кривой усмешкой.

Офицер так ничего и не понял.

Поселок назывался Рассморт. Когда-то здесь обитали почти две тысячи жителей, промышлявших морем. Туристы, летом покрывавшие побережье подобно живому ковру, в Рассмотре не уживались: перебои с водой и электричеством, ни одной приличной гостиницы, нищий кемпинг на берегу, романтика для тех, кто равнодушен к комфорту и не огорчается, когда клозетом служат заросли колючих кустов.

Во время апокалипсиса в Рассморте не было ни одного туриста – не сезон. Две тысячи местных жителей привычно бежали от берега, опасаясь нашествия глеф, которых действительно много было в этих водах. Люди не стали дожидаться рекомендаций ГО и на велосипедах рванули в сторону ближайшего райцентра – именно там демографическая карта темнела, обозначая большую плотность населения, именно там следовало ждать появления Ворот.

На полпути беглецов настигла радиосводка. Ворота открылись, как ожидалось, впереди у райцентра, но и в Рассморте открылись небольшие, на самой кромке моря, Ворота. («К тому времени, – подумала Лидка с кривой улыбкой, – Ворота стояли открытыми минимум полчаса».)

И тут жители Рассморта разделились. Часть их предпочла продолжать путь, часть решила вернуться, рассудив, что таким образом увеличивает свои шансы на спокойную эвакуацию.

…Прикрыв глаза, Лидка воображала эту гигантскую велоколонну. Поскрипывание старых седел, тяжелое дыхание при подъеме на гору, шорох шин и свист ветра на спусках; ехали, наверное, молча, краем глаза пытаясь удержать в поле видимости отца и сестру, жену, сына…

Над Рассмортом висел вертолет ГО. Очередями отгонял глеф, пока люди пробирались улицами покинутого поселка, который был уже обезображен первыми подземными толчками. Бросали велосипеды, и колеса долго еще крутились в воздухе, люди уходили в Ворота, а колеса крутились, мелькали спицы…

Пилот вертолета был одного с Лидкой поколения. Это был первый его апокалипсис; говорят, парень держался мужественно. Проследил за уходом рассмортцев, доложил на базу, получил распоряжение возвращаться… После этого связь с вертолетом прервалась. Много позже, после апокалипсиса, среди развалин Рассморта нашли остатки вертолета.

Землетрясение не пощадило берег на протяжении многих километров, но Рассморту досталось особенно сильно. Две колоссальные волны, одна за другой, слизали половину поселка будто языком; земля трескалась, как корка пригоревшего пирога, и в трещины вступало море. Неудивительно, что вертолет не удержался над этим адом, – хотя конкретная причина его гибели так и осталась неясной.

Вернувшихся после апокалипсиса жителей ожидала чудовищная картина почти полного разрушения; к несчастью, вернулись не все.

Комиссия ГО явилась в первые же недели нового цикла, одновременно с инспекторами общественного страхования. Регистрация выживших подтвердила, что все они эвакуировались через большие Ворота райцентра.

Из тех, кто повернул тогда на полдороге, не было в живых НИКОГО. Хотя на региональной базе ГО сохранились донесения о том, что около восьмисот рассмортцев почти без потерь вошли в малые Ворота на береговой кромке!

Кому-то из комиссии пришла в голову мысль осмотреть изуродованный землетрясением берег.

Ворота нашлись сразу же. Навершие каменного портала едва поднималось над водой, его легко было принять за обломок скалы. Ворота стояли, разумеется, выпотрошенные, без Зеркала. Ворота, принявшие без малого восемь сотен человек. И не отпустившие их обратно.

Шок был чудовищным. У членов комиссии сработала рефлекторная защитная реакция – все засекретить. Остатки населения были эвакуированы из Рассморта под предлогом (и весьма правдоподобным) «фатальных разрушений, несовместимых с дальнейшей эксплуатацией населенного пункта». Где-то там, за много километров от малой родины, эти счастливчики получили новое жилье (в бараках) и страховые выплаты (в зависимости от статуса). Развалины Рассморта были закрыты для доступа, на двух подъездных дорогах поставили по КПП, в самом поселке время от времени появлялись патрули да покачивался на волнах старый сторожевой катер.

Официальная версия случившегося была такова: люди, направлявшиеся к рассмортским Воротам, не добрались до них и погибли во время землетрясения. Их имена были внесены в траурный список пятьдесят третьего апокалипсиса; это была колоссальная потеря, но «каждый новый цикл – это новая жизнь». Вот и все.

Лидка стояла на месте, где когда-то была центральная площадь некрасивого и небогатого, но живого и многолюдного поселка. Стояла, кутаясь в ветровку; за спиной газовал автобус. Парень в военной форме жестами указывал водителю, как ловчее проехать в переулок и не зацепиться бортом за нависающую бетонную балку.

Остальные члены экспедиции стояли рядом, инстинктивно сбившись в плотную группу.

Петр Олегович, формальный руководитель, археолог. Виталий Алексеевич, реальный руководитель, гэошник, для виду прикрывающийся кандидатской диссертацией по кризисной биологии. Щуплый мужчина по имени Саша, ни род занятий, ни функцию которого Лидке до сих пор не удалось выяснить. Валя, интендант. Сергей, техник и сменный водитель. Еще водитель грузовика, кажется, Валера, кто его, кстати, подменял в пути?… Еще они со Славкой, лаборанты. (По дороге Валя совершенно прямо сказала, что двух лаборантов многовато будет и что Лидку она мобилизует «для технических нужд», то есть «на камбуз»… Впрочем, раз в день им обещали подгонять полевую кухню.)

Автобус наконец-то втиснулся между балкой и развалинами желтой кирпичной стены. Военный удовлетворенно потер руки, пошарил по карманам, достал сигарету, подошел к Славке за огоньком. Славка развел руками.

– На, – курящая Валя щелкнула зажигалкой.

Военный прикурил. Был он не то сержантом, не то ефрейтором, в знаках различия здешней армии Лидка не особенно разбиралась.

– Что смотреть будете? – Он улыбнулся, от него пахло давно немытым солдатом, но улыбка была симпатичная, и глаза – блестящие, лукавые.