Утопия

Потом он погладил ее по голове. Она села на кровати, и он обнял ее, как тогда в зоопарке. И она заплакала одновременно во сне и наяву – понимала, что он скоро уйдет, и очень хотела, чтобы он оставался подольше.

Снова завякал младенец. Обиженным басом, стало быть, это Яна, шестимесячная Лидкина племянница, которая до сих пор не умеет проспать подряд хотя бы шесть часов. На кухне зажегся свет, в коридоре зажегся свет, прошлепали тапки Тимура. Ну когда же это кончится…

Лидка поднялась. Подошла к письменному столу, сдвинула книжки на угол стола. Андрей смотрел тепло и спокойно, как живой, вот разве что не прищурил глаза, когда в лицо ему ударил свет от настольной лампы.

– Ты здесь?

Она впервые обратилась к нему на «ты». Он не обиделся.

Лидка зажмурилась и легла щекой на прохладное оргстекло.

Скамеечка была складная, хлипкая и достаточно высокая – Славке приходилось балансировать. Встав на скамеечку, он неторопливо и тщательно протирал специальной тряпочкой мемориальную доску – чеканный профиль Андрея Игоревича, букет поникших бронзовых гвоздик и надпись о том, что в этом доме с такого-то по такой-то год жил выдающийся ученый, политический и общественный деятель А.И. Зарудный.

Лидка стояла рядом и ждала.

Наконец Славка закончил. Тряпочка стала рыжей; барельеф, казалось, не изменился – отливала медью правая скула депутата Зарудного, ухо и прядь волос. Строго темнели буквы.

…Спустя неделю после появления здесь доски кто-то облил ее краской – ночью, тайком, отомстив невесть за что бронзовому уже депутату. Вызвали милицию; разумеется, осквернителя не нашли. Славка сам отмывал барельеф олифой и ацетоном, сжав зубы так, что хруст стоял, казалось, на весь двор. А Лидка тогда вспомнила Николая Ивановича с его пластмассовой коробочкой из-под аспирина и «пасьянсом» из немыслимых, в том числе и откровенно глупых версий.

Кстати, Николай Иванович появлялся несколько раз. Пил чай в обновленной гостиной; Клавдия Васильевна угощала его коньяком, пережившим апокалипсис, и многословно, длинно вспоминала мужа. Лидка знала об этом со слов Славки – сама она не встречалась с толстым гэошником с того самого дня, как в регистратуре специальной исторической библиотеки ей выдали новенький, запаянный в пластик читательский билет.

– Дмитрий Александрович звонил, – сказал Славка, неуклюже спрыгивая со скамейки. – Осенью будет конференция, посвященная отцу…

Имя депутата Дмитрия Александровича Верверова было теперь на слуху. Впервые услышав это имя от Славки, Лидка с удивлением припомнила, что давно еще, до апокалипсиса, читала об этом человеке на страницах «Парламентского вестника» и запомнила его благодаря звучной, малость смешной фамилии.

Дмитрий Александрович и был тем человеком, которому Зарудные были обязаны и квартирой, и мемориальной доской, и еще много чем. Это его стараниями имя Андрея Зарудного извлечено было из-под обломков минувшего апокалипсиса, извлечено и поднято на щит. Это благодаря ему изданы были три тома зарудновских научных работ – это в начале-то цикла, когда издательства печатают в основном аптечные сигнатурки! Это благодаря ему Славка сбросил наконец депрессию и готовится в универ – и поступит, совершенно точно, мог бы и не корпеть над книжками…

– Слышишь, Лидка? Осенью конференция…

Она тряхнула головой.

– Ага. Замечательно.

Бронзовый Андрей Игоревич смотрел мимо – куда-то вдаль, вглубь двора, где пестрели многочисленные коляски, такие уже привычные, что Лидка почти перестала их замечать.

– У меня к тебе дело, – сказал Славка, глядя в асфальт. От звука его голоса Лидка встрепенулась:

– Что случилось?

– Обожди. – Славка повел плечами, будто от холода. – Я занесу скамейку и спущусь.

– Что, такое дело, что в доме говорить нельзя? – Лидка усмехнулась.

– Обожди, говорю…

– Да я в туалет хочу зайти, – сказала Лидка. – Можно?

В последнее время она всячески воспитывала в себе бесцеремонность.

Клавдия Васильевна была дома. Глядя на оплывшую женщину в домашнем халате, Лидка привычно отмечала и раннюю полноту, и седину, и преждевременные глубокие морщины. Был бы жив Андрей Игоревич, посмотрел бы на «ромашку свою ненаглядную»! Неужели так трудно держать себя в руках?!

Был бы жив Андрей Игоревич…

Лидка вошла в ванную. Тщательно намыливая руки, посмотрела на себя в зеркало. Тонкая, даже тощая, темноволосая и белокожая девушка с острым блеском в красивых, малость воспаленных от недосыпа глазах. Отдаленно напоминает ту рохлю, что когда-то бродила с Андреем Игоревичем по опустевшему зоопарку… Лидка вздохнула. Закрыла кран, вышла из ванной; на кухне Славка вполголоса бранился с матерью, заслышав Лидкины шаги, выскочил ей навстречу:

– Лид, спускайся, я сейчас приду. Обожди…

«И здесь проблемы», – подумала Лидка. У подъезда на клумбе обретались голубые, слабо пахнущие цветы. Ожидая, Лидка периодически подходила к ним, чтобы понюхать, и всякий раз так энергично втягивала воздух, что тоненькие лепестки забирались к ней в ноздри.

Славка вышел минут через десять.

– Идем…

В молчании они прошли вглубь двора – здесь обнаружилась дырка в заборе. Славка бестрепетно протиснулся между прутьев и Лидку заставил пролезть; они миновали еще один двор и оказались на старой детской площадке. Когда-то здесь резвился, наверное, и сам Зарудный-младший, во всяком случае он точно знал, куда привести Лидку – деревянный павильон был достаточно открытым, чтобы не выполнять роль сортира, и достаточно уединенным, чтобы в нем можно было разговаривать в отсутствие гуляющих мам.

Славка вытащил из кармана сложенную вчетверо газету. Расстелил на низенькой скамейке, усадил Лидку, сам присел напротив.

– В общем, так… У меня родился ребенок.

Лидка прислушалась к себе. Ничего, кроме вежливого удивления.

– Да? – спросила она, потому что Славка ждал от нее реакции.

– Да! – сообщил он с некоторым вызовом. – И, возможно, будет еще.

– Сколько? – спросила Лидка, будто речь шла о билетах в кино.

Славка нахохлился:

– Двое! Ну и что?!

– Близнецы? – спросила Лидка благожелательно. – Двойня?

– От разных матерей, – сообщил Славка сквозь зубы.

Лидка удивилась по-настоящему. Славка смотрел, не отводя взгляда.

– Слав… чего ты ждешь?

Он вскинулся:

– А тебе все равно? Да?! Фригида ты, я давно знал…

Лидка молчала. Она не была уверена, что точно понимает смысл слова «фригида». Звучит паскудно, но следует ли оскорбляться?

Славка замолчал тоже. У самого входа в павильончик купался в пыли воробей.

Вчера она имела разговор с мамой. То есть намеки, недомолвки, вскользь оброненные слова были и раньше, но именно вчера случился настоящий, плотный, как картонка, разговор.

«Тебе пора думать о ребенке», – сказала мама, убедившись, что намеки на Лидку не действуют. Лидка попробовала промолчать, но мама в тот день наконец-то выспалась, хорошо отдохнула и была настроена решительно. «Тебе пора думать о ребенке, хотя бы об одном. Ты сама еще малышка, я все понимаю, Лида, но цикл не станет ждать… Ты же помнишь, как неудобно быть последней, самой младшей, не надо рисковать, прошу тебя…»

– А как ты собираешься жениться сразу на двух? – спросила Лидка осторожно.

– Дура, – сказал он без всякого выражения.

Лидка вздохнула:

– Ладно, дура… Мне ведь плевать на тебя, Слав. И всегда было плевать. Твой отец – вот это человек был. А ты… в хоккей играешь хорошо. В настольный. И бываешь похож на Андрея Игоревича… когда молчишь.

Славка сцепил пальцы. Сжал так, что суставы побелели, посмотрел на Лидку, будто впервые ее увидев.

Лидка улыбнулась:

– Да. Ну и что?

Славка сглотнул слюну. Дернулась тощая шея. Лидка ждала, что он встанет и уйдет, но минуты шли, Славка сидел. От сырых досок павильона пахло грибами-поганками.

– В Апрельском парке, возле набережной, – сказал Славка глухо, – там, где памятник героям-подводникам… там такая тусовка. Собираются девчонки, которым замуж неохота, а ребенка завести надо, потому что цикл… Они специально там собираются, понимаешь? И парни туда приходят… которым… короче, жениться неохота. Я туда пошел… потому что я с тобой даже заговорить боялся! Даже… – Он махнул рукой, и в этом жесте обнаружилось столько отчаяния, что Лидка невольно задумалась. Та некрасивая история в Музее, случившаяся целую жизнь тому назад, та история не могла пройти для Славки бесследно. Это она, Лидка, без оглядки поверила Андрею Игоревичу и выкинула все это из головы. А Славка… наверное, у мальчиков какие-то другие механизмы включаются, Лидкой не постижимые. Он-то, по всей видимости, того случая не забыл.