Страница 3 из 20
На усадьбу и постоялый двор Гринькиного отца — Игната Григорьевича — напали в первую очередь: наверняка основную добычу планировали взять с него, но, судя по всему, получили там достойный отпор. Крепким мужиком был Игнат, иного воина, пожалуй, стоил, даром что купец. Но вот жену свою так и не уберег: Гринькина мать лежала в глубине двора, возле калитки в ограде, — простоволосая, явно наспех одетая, со стрелой в спине — достали, видно, бабу, когда она пыталась убежать. Из полусгоревшего дома вынесли труп старой ключницы с разбитой головой да между забором и сараем нашли старика, хоть и раненого, но живого. Гринька кинулся к нему с надеждой:
— Дед Семен!..
— Гринька, ты?.. — заплетающимся языком проговорил тот, увидев парня, и, тяжко вздохнув, отвел глаза. От него-то и узнали подробности налета.
Напали на них на самом исходе ночи, когда село еще спало, так что застали врасплох. Игнат с работниками, однако, успел выскочить навстречу бандитам — собаки упредили, но, несмотря на это, не все бабы сумели спастись — ключница Параша по старости ногами слаба была, да сколько-то стрелами побили, пока они к лесу бежали. Куда делись хозяйские дочки — неведомо, бог дал — успели в лесу скрыться.
— Найдем, Гринь! — сочувственно сказал Мишка. — Мы своих не бросаем.
Он специально не стал перебивать парня, когда тот перед тем пространно рассказывал про своих погибших домашних — надо было дать Гриньке выговориться. — Сколько у тебя сестер-то?
— Трое. Старшая — Аринка… Арина, она уже взрослая совсем, вдовая, вернулась… вернули ее после смерти мужа, и две младших. Стешке семь лет, Феньке шесть…
Мишка кивал, слушая, как Гринька уже с надеждой в голосе говорил про замужество и вдовство сестры, про ее красоту да про то, какие смешные у него младшие…
— Ну если взрослая, то не пропадут, а мы их потом в лесу отыщем.
— А вы бы в охотничьей избушке у озера ее поискали, — подал голос уже заметно оклемавшийся дед. — Я так думаю, туда она пойдет с девчонками-то. Сама бы и так где в лесу пересидела тут поблизости, дождалась бы, пока тати из села уйдут. А с маленькими она рисковать не будет, уведет их. Какое-никакое там, а жилье.
— Точно, в избушке она должна быть! — оживился Гринька. — Они с отцом да вот с дедом Семеном там по десять дней, бывало, жили в охотничью пору — потом, случалось, на лошадях только и могли добычу вывезти. На всю зиму запасались птицей битой, а зимой — мясом и шкурами. Батюшка Аринку охотой от тоски по мужу погибшему отвлекал — уж очень она по нему убивалась…
— Михайла! — окликнул Мишку ратник Софрон, склонившийся над телом одного из убитых татей. — Подойди-ка сюда!
— Что такое, дядька Софрон?
— Да вот, неладное тут что-то: прочие тати одеты, кто во что горазд, а этот в полном доспехе. Еще одного доспешного наши там положили. — Софрон махнул рукой куда-то в сторону. — А строевых коней одиннадцать. Куда ж еще девять ратников делось?
«А ведь и верно — куда? Похоже, в телегах ехали обычные бандиты, а сопровождал их десяток ратников. Довольно странное сочетание, не находите, сэр Майкл? Впрочем, скорее всего, те ратники набраны из таких же бандитов, разве что рангом повыше — только и хватило их воинского умения, чтобы правильно оценить ситуацию и бежать не к коням, а в лес. Впрочем, чего им те тати, чтобы им помогать, — своя голова дороже, да и светиться не хотели. Скорее всего, из какой-то боярской дружины молодцы с разбойниками спелись. Однако без внимания такое нельзя оставлять».
— Надо Луке сказать, пусть пленных поспрашивает: и верно — нечисто тут что-то.
За околицей села Лука, не испорченный всякими либеральными глупостями вроде гуманного обращения с преступниками или общечеловеческих ценностей, деловито руководил пытками пленных и их последующим развешиванием на всех подходящих деревьях в округе.
Пытки носили не воспитательный, а исключительно утилитарный характер: Лука и Осьма желали выяснить все о схронах и заначках бандитов, которые вполне можно было прошерстить на предмет контрибуции, и о сообщниках банды в окрестных селениях, а возможно, и в самом Давид-Городке. Столь крупный торговый центр просто не мог не привлечь к себе пристального внимания здешнего криминального мира. И естественно, что каждая уважающая себя банда должна была в таком замечательном месте иметь свои глаза и уши.
К сообщению Мишки и Софрона Лука отнесся очень внимательно.
— Во! То-то я смотрю: кони строевые, а ратников нет.
— Двое-то есть, — отозвался Софрон. — Одного наши положили, а того, что у постоялого двора, кто-то умудрился охотничьей стрелой, да прямо в глаз!
— Ишь ты! — восхитился Лука. — Это кто ж тут такой ловкий? Ладно, с этим потом… Ну-ка, погодите-ка их вешать, давайте назад!
Двух пленных, похоже, уже попрощавшихся с жизнью, поволокли назад, от дерева к восседающему в седле Луке.
— Значит, так… хочу вас вот еще о чем спросить…
Самого вопроса Мишка уже не услышал, потому что его внимание привлек подъехавший Немой, державший за шиворот какого-то мелкого мужичка из местных. Как выяснилось, мужичок понадобился ему в качестве «громкоговорителя». Встряхиваемый железной рукой Андрея, тот озвучил следующее сообщение:
— Это самое… ребята ваши в лес побежали. Там один их удержать хотел, так не послушались… а потом этот, — мужичок опасливо покосился на Немого, — меня хвать и сюда поволок, чтобы известить, значить.
«Блин, наверное, братья за сестрами рванули, и остальные с ними, а Петька их удержать попытался, но не смог».
Андрей, словно прочтя Мишкины мысли, требовательно качнул головой в сторону леса.
«Верно, самим догонять надо, а то Лука потом изведет рассуждениями о самовольстве отроков».
Догнать ребят Мишке с Немым удалось только уже в глубине леса, примерно в версте от опушки. Они топтались на краю небольшого овражка и что-то горячо обсуждали.
— …Так она через себя погоню пропустила! — объяснял Гришка. — Отсиделись в овражке с девчонками, да как! Прикрылись листьями и ветками, подождали, пока эти вперед ушли, а сами потом тихонько в другую сторону подались. Правду Ленька сказал: как будто ее наставник Стерв научил… И по лесу шла хорошо, правильно, если бы не малые с ней — я бы и не нашел, наверное, а потом и вовсе — по ручью ушли. А тати их и не искали — сами спасались: коней своих бросили, пешими в лес подались. Так по следам выходит. Аринка девчонок, видать, к охотничьей избушке повела… Как бы тати на них не наткнулись… Надо идти выручать.
Мишка оглянулся на Немого, тот согласно склонил голову, но указал пальцем себе через плечо — назад, в сторону села.
— Урядник Петр! — скомандовал Мишка. — Одного человека послать назад, известить десятника Луку, что мы пошли к охотничьей избушке. Григорий, до вечера успеем назад обернуться?
— Нет, наверное, заночевать придется. Мы туда только к вечеру и доберемся. Для пешего короткий путь есть, но мы-то верхами.
— Значит, так и доложить господину десятнику: «Вернемся завтра».
Дорога оказалась неблизкой, и действительно, только к вечеру они наконец добрались. Зимовье стояло в таком глухом и диком месте — если бы Гринька не привел, им бы и в голову не пришло, что тут есть жилье.
Подходы к избушке загромождал почти непролазный бурелом, так что пришлось спешиться и, оставив коней с урядником Петром и десятком отроков на месте, осторожно пробираться вперед малой группой. Продравшись наконец сквозь чащу, они разглядели добротное охотничье зимовье, расположенное на небольшой полянке. Рядом стоял приземистый сарай, за ним виднелся стожок сена, под стеной сарая высилась аккуратная поленница, чуть в стороне торчал из земли колодезный сруб.
Немой подал знак «стоять» и принялся внимательно рассматривать открывшуюся картину. Мишка тоже попытался разглядеть признаки присутствия людей на зимовье. Если старшая сестра Григория добралась сюда с девчонками, то, видимо, сделала это очень аккуратно, не оставив заметных следов. Единственное, что отметил для себя Мишка, — это не подпертая колом дверь — свидетельство того, что в избушку кто-то зашел.