Страница 11 из 16
– Я повернулся… И тут кто-то подхватил меня сзади под коленки и перевалил за борт.
– Доигрались! – кипятился капитан. – Дурацкая неосторожность! Шуточки!
– Это не шуточки, это совсем другое, – сказал папа ровным голосом, – это покушение на убийство.
Капитан плюхнулся в кресло так, будто его самого ударили под коленки.
– Пригласите его спасителя, – сказал папа капитану.
Пришел веселый матрос. После коньяка он стал еще веселее. Но когда папа начал его расспрашивать, он сразу стал серьезным.
– Где вы находились, когда Рыбкин упал за борт?
– Недалеко от него.
– А как вы заметили его падение? Он ведь даже вскрикнуть не успел.
– Не знаю. Я смотрел салют. Краем глаза, наверное. Мне показалось: что-то мелькнуло над бортом.
– Это были, вероятно, мои ноги, – сказал Рыбкин. – Вы теперь мой друг навеки.
– Тогда я в первую очередь научу вас плавать, – усмехнулся веселый матрос.
– Вы не обратили внимания, – спросил папа, – кто еще находился рядом с Рыбкиным?
– Да там разве разберешь? Все переодетые, мокрые, перемазанные как черти.
И тут все посмотрели на Алешку. Хвоста у него уже не было, а мордашка даже после купания осталась черной.
– Это я подшутил, – признался веселый матрос. – Вместо гуаши более стойкой краской его разрисовал. Дня на три еще хватит.
– Можно лосьоном попробовать, – посоветовал Рыбкин.
– Еще чего! – возмутился Алешка. – Я лучше так похожу.
Капитан вздохнул.
– Завтра мы подойдем к атоллу Беринга. Все сойдут на берег, а тебя я не пущу. Ты там всех аборигенов перепугаешь.
– Ну да! – возразил Алешка. – Они там сами все черные.
– Черные, – кивнул капитан, – но не такие, как ты. Ты в пятнах.
Вроде бы я их слушал, а сам думал: почему веселый матрос нисколько не удивляется, что эти вопросы ему задает пассажир, да еще при своих детях? Я бы задумался. А его это совсем не смущает.
Папа повернулся к Рыбкину:
– А голос, который вам шепнул, что же, совсем не знаком?
– Совсем не знаком, – вздохнул Рыбкин. – Но немного на ваш похож.
– Спасибо, – серьезно сказал папа.
А я еще заметил, как у Алешки сверкнули глазки на черном фоне.
– Все свободны, – сказал папа. И продолжил сурово специально для нас: – А вы марш в каюту.
Мне показалось, что Алешке только этого и надо было. Он ворвался в нашу каюту, выдвинул ящики письменного стола и где-то под валенками нашел папин диктофон.
– Ты чего? – спросил я.
– Следственный эксперимент. Будешь мне ассистировать. – И в двух словах объяснил суть эксперимента.
– А дальше что? – спросил я.
– А дальше дадим Рыбкину прослушать все записи. Он узнает тот голос, и папа наденет на него наручники.
– На голос? – тупо уточнил я. – Или на Рыбкина?
Несмотря на такое тревожное происшествие, которое, к счастью, завершилось благополучно, в кают-компании состоялся праздничный ужин.
Собрались почти все, кроме, конечно, вахтенной смены. Теснота за столом была страшная. Но всем было весело, и первый тост капитан предложил за здоровье веселого матроса. Ну а дальше – за попутный ветер и прочее.
Потом начальник экспедиции играл на пианино, затем радист включил музыку, а после капитан таинственно сказал, что всех нас ждет еще один сюрприз.
– Опять кто-нибудь за борт вывалится? – спросил веселый матрос.
А наш Алешка не веселился вместе со всеми, он работал.
Он шлялся по кают-компании с диктофоном и каждому говорил одну и ту же фразу:
– Я хочу сохранить на память весь наш дружный экипаж. Скажите, пожалуйста, несколько теплых слов. – И совал под нос диктофон.
И чаще всего слышал в ответ:
– А чего сказать-то?
– Ну, например: «Посмотрите на море! Там какое-то чудище!» Лучше шепотом, чтобы никого не напугать.
Так он обошел всех, кто находился в кают-компании, а потом пошел обходить вахтенных и мотористов. А я при этом как его ассистент должен был кое-что записывать в блокнот и наблюдать за выражением каждого лица: вдруг кто-то себя выдаст от неожиданности.
Когда вся эта процедура закончилась, мы вернулись в свою каюту.
– Ты всех записал? – спросил Алешка. – Главное – чтобы по порядку. Тащи сюда Рыбкина.
Рыбкин пришел без возражений – идея ему понравилась, уж очень ему хотелось разыскать своего жестокого врага. И спросить у него: «Зачем ты это сделал? Чем тебе помешал скромный ихтиолог? Или ты позавидовал, что он поймал такую рыбу, а ты – нет?»
Мы усадили Рыбкина на диван, положили перед ним диктофон, я раскрыл блокнот.
– Начали! – скомандовал Алешка. И включил диктофон.
Рыбкин слушал и все время отрицательно мотал головой. Или бормотал: «Нет. Нет. Не похоже. Не он».
Диктофон щелкнул – запись кончилась. Рыбкин вздрогнул.
– Постойте! – неуверенно сказал он. – Последнюю запись повторите, пожалуйста.
Мы повторили. Рыбкин подпрыгнул и злорадно заорал:
– Он! Этот голос! Кто у вас там по списку последний?
– Я, – сказал я.
Рыбкин машинально отодвинулся от меня. Алешка расхохотался. И «объяснил»:
– Димка таким способом хотел научить вас плавать.
– Дурацкая затея, – сказал я. – И по-дурацки сделана.
– Почему? – обиделся Алешка за свою затею.
– Потому! Не нужно было тебе подсказывать эти слова про море и чудище. Тот, кто это сделал, сразу догадался, что нам нужно. И произнес другим голосом. Понял?
Алешка поморгал, вздохнул:
– Ладно, что-нибудь еще придумаю.
И тут по динамикам разнеслось:
– Всем-всем-всем! Немедленно собраться в кают-компании!
Сюрприз будет, вспомнили мы и выскочили из каюты.
Сюрприз был классный. Радисты по приказу капитана организовали радиосвязь с близкими и родными. Все нетерпеливо сидели в кают-компании и по очереди входили в радиорубку.
Нас связали с нашей родной и близкой мамой.
– Ленечка! – кричала она через весь океан. – Как ты там? Не мерзнешь? Не голодаешь? Как ты себя чувствуешь? Этот океан, он очень тихий? Там большие или маленькие волны? А северный ветер бывает?
Лешка только слушал, он не мог вставить ни слова между торопливыми мамиными вопросами. Потом отбарабанил:
– Океан не мерзнет. Волны не голодают. Северный ветер чувствует себя нормально. Письма плывут в бутылках.
– Да, Ленечка, – вспомнила мама, – тебе привет от Леночки Стрельцовой. Ты еще не забыл ее? Она просила напомнить, что ты обещал ей привезти в подарок красивую океанскую ракушку…
Тут связь закончилась.
А Леночка Стрельцова – это первая Алешкина любовь. Или четвертая, точно не помню. Но Алешке теперь явно не до красивых ракушек. У него задачи посложнее.
Тем не менее он тут же настрочил маме:
«…Наш Рыпкин во время Ниптуна свалился в окиан. Но мы его выловили и всех записали на диктафон. Но он никаво, кроме Димки, не узнал.
А Димка на Ниптуне хотел быть дурачком, но стал лошадью. А я на Ниптуне был чертом в разных пятнах и с веревкой, и меня тоже бросили в воду…»
Бедная мама!
«Афалина» шла курсом на атолл Беринга. Атолл – этой такой кольцевой коралловый остров. Вокруг него рифы и океан, а внутри – спокойная лагуна, где можно ловить рыбу, купаться и не бояться акул.
На этих атоллах живут местные жители – всякие полинезийцы. Они золотисто-смуглые, черноволосые и очень веселые и доброжелательные. И по всякому поводу устраивают пиры, танцы и песни. Говорят, это очень красиво и весело.
Раньше они жили в травяных хижинах, крытых пальмовыми листьями, а сейчас даже разъезжают по своему атоллу на машинах и мотоциклах. Правда, особо там не разбежишься – там всего одна дорога, длиной около километра. Вот они и ездят по ней туда-сюда-обратно.
И вскоре показался этот атолл. Вернее, еще не сам, а его пальмы. Казалось, будто они растут прямо из океана. Водяные пальмы, как сказал Алешка. А потом появился белоснежный песок побережья под зелеными листьями этих водяных кокосовых пальм. Стали видны небольшие домики, а затем и люди, которые высыпали на берег и махали нам руками и шляпами.