Страница 4 из 13
А это важно, поскольку кавалерийские бригады были ударной силой польской армии. У немцев ударной силой были танковые и легкие дивизии. Но легкая дивизия немцев состояла из одного-двух кавалерийских стрелковых полков, разведывательного полка или батальона (бронеавтомобили и мотоциклы) и собственно танкового батальона. То есть легкая немецкая дивизия — это та же танковая дивизия, но только пехота легкой дивизии передвигалась на лошадях, а не на бронетранспортерах или грузовых автомашинах, как в танковых дивизиях (на то время бронетранспортеров и для танковых дивизий у немцев еще не хватало).
А по штату в польской кавалерийской бригаде было три кавалерийских полка и танковый дивизион, то есть польская кавалерийская бригада — это та же танковая дивизия. Бригада даже превосходила немецкую легкую дивизию по общей силе своих подвижных стрелков (три кавалерийских полка против одного-двух). Мало этого, как вы увидите ниже, с проведением мобилизации кавалерийских полков в польской кавалерийской бригаде становилось не три, а четыре.Остановимся немного на кавалерии.
Кавалерия на поле боя
Поскольку у кавалеристов из оружия видят только сабли, то при воспоминании о кавалерии множество историков кривят рот на кавалерию как на архаику из древних времен. Все не так просто. Безусловно, лошадь — это живое существо и уязвимо на поле боя так же, как и человек, на марше точно так же уязвимо с воздуха, но лошадь не нуждается в бензине, легко обходится подножным кормом и фуражом, найденным на месте.
Дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант В.С. Петров вспоминал, что даже накануне войны далеко не все артиллеристы были довольны механизацией. До этого тяжелую гаубицу, весом в 4 тонны, на его батарее тащили 8 лошадей. А ведь эти лошади сколько труда требовали по уходу за собой! Плюс 4 человека должны были ими управлять, а тут мощные тягачи, на которые только что перевооружили батарею, в которой начал служить Петров, — почему эти тягачи не радовали артиллеристов? Петров сообщает обрывок разговора: «Гаранин, едва миновав арку, снова завел речь о тягачах. Его волнует уязвимость. Близкий разрыв снаряда, по его мнению, мог привести тягач в негодность. Конная тяга обладала большей живучестью. Даже один унос из четырех (пара лошадей) в состоянии тащить гаубицу.
— А снабжение топливом? Нефтебазы в тылу за пятьдесят — сто километров… Пути подвоза прерваны, как было в прошлом году во Франции, — все… конец… — рассуждал Гаранин. — Пустые баки не наполнишь за счет подножных кормов и конфискации овса у местного населения».
В этом-то и дело — кавалерия гораздо автономнее, нежели войска на механическом транспорте. Недаром немцы к концу войны пытались воссоздать свою кавалерию, но не смогли.
Что касается сабель, то и тут далеко не все просто. Для примера приведу воспоминания советского генерала А.Т. Стученко, в 1941–1942 годах бывшего командиром кавалерийского полка и командиром кавалерийской дивизии, впоследствии — командира стрелкового корпуса. У кавалеристов есть специфика — их командиры не посылают подчиненных в атаку, а ведут, посему я сокращу записанные литератором воспоминания Стученко за счет рассказов о его личном действии оружием и за счет описания красот природы.
«Полученные разведывательные данные доложены генералу Дрейеру. Он приказывает 58-му и 52-му кавалерийским полкам выйти на опушку леса, с тыла атаковать расположенный в обороне 35-й немецкий пехотный полк, чтобы облегчить нашей пехоте прорыв фронта.
Часам к восьми утра мы изготовились к атаке, развернувшись в две шеренги вдоль опушки леса. …С дерева в бинокль слежу за немцами. Они ничего не подозревают, ходят во весь рост по траншеям. Хотел уже подать сигнал ракетой, как вдруг наблюдатели заметили оживление у противника. Немецкие солдаты стали выходить из траншей и стекаться в лощину к подходившим кухням. «Надо подождать: ударим, когда начнут завтрак», — решил я и сигнала к атаке не подал.
— Товарищ командир, — слышу взволнованный голос Саковича. — Смотрите влево.
Взглянул туда и вздрогнул. Из-за выступа леса появилась колонна мотоциклистов. Пойди мы в атаку — как раз попали бы под ее фланговый удар…
Выжидаю еще двадцать минут. И только когда мотоциклисты втянулись в лощину, поставили мотоциклы и тоже принялись за завтрак, я выпустил сигнальную ракету.
Эскадроны с мощным «ура» вылетели из лесу. Грозно сверкнули клинки. Прыгнув с дерева прямо в седло и выхватив из ножен свою «кубанку», вырываюсь вперед, занимаю свое место в строю и веду полк в атаку. Немцы, попав под шквал огня с тыла, на секунду онемели, а потом заметались в панике — кто бросился в траншеи, кто побежал к лесу, навстречу нам, кто — к позициям нашей пехоты. Всюду их поджидала смерть. Рубили беспощадно. Но многие гитлеровцы уже опомнились и начали отстреливаться. Приближаясь к траншее, отчетливо вижу немца, поворачивающего пулемет в нашу сторону. Иду на него. Сверлит мысль: успеть бы до того, как он даст очередь… Безжалостно шпорю коня, замахиваюсь шашкой… но пулеметная очередь упредила мой удар на доли секунды. Конь по инерции прыгает через траншею. Успеваю нанести сильный удар по голове гитлеровцу и вместе со смертельно раненным конем падаю на землю…
…Итак, за четверть часа — два убитых коня. Невеселый итог. Заводного коня больше не оказалось, пришлось спешить Саковича и сесть на его лошадь.
Группы пленных немцев, подгоняемые всадниками, направляются к лесу. На поле много убитых и раненых вражеских солдат. Потери есть и у нас, но совсем незначительные. Специально выделенные команды подбирают раненых и убитых. Вижу, пора кончать. Даю сигнал отхода. Все бросаются в лес. …Почти у самого леса конь, на которого только что я сел, прошитый не то автоматной, не то пулеметной очередью, рухнул на землю, увлекая меня за собой. Пришлось добывать четвертого коня. Да, что-то не везет мне.
Быстро, с помощью офицеров штаба, собрали людей в лесу, в заранее намеченном районе сбора. Подсчитали потери. 10–12 убитых, человек сорок раненых, в том числе и легко. Противнику же досталось изрядно. Вырубили мы почти целиком 4-ю и 7-ю роты немецкого пехотного полка. Взяли в плен около 30 солдат и унтер-офицеров. …Наш успешный набег был подробно описан в «Правде» 14 сентября 1941 года».
И еще один его бой.
«Данные разведки, организованной штабом, подтвердили эту догадку. Надо было помешать противнику обойти наш фланг. … Под давлением превосходящих сил противника наши разрозненные подразделения отходили. Следом за ними густыми толпами шли немцы, беспорядочно стреляя из автоматов и оглашая окрестность пьяными криками. Они настолько были уверены в своей победе, что двигались без всякой разведки и охранения, да и боевого порядка никакого не придерживались. Этой беспечностью мы и воспользовались. Почти на глазах у немцев, в полукилометре от них, за небольшой высоткой, развернулись для атаки в конном строю два наших кавалерийских полка. Заняли огневые позиции артиллерийские батареи. Ко мне подошел незнакомый командир с артиллерийскими петлицами и предложил дать по немцам залп из «катюш». До этого я только слышал, что есть какие-то «катюши», но ни разу их не видел. Я спросил, когда они смогут дать залп. Командир — это был капитан И.А. Флеров — ответил: через пять-шесть минут. Я ответил согласием, а сам не поверил, что так быстро подготовят установки, да и в действенности их стрельбы сильно сомневался. Поэтому, не дожидаясь «катюш», приказал своим батареям открыть беглый огонь по немцам и, выхватив шашку, подал команду для атаки.
Проскакав метров двести, мы очутились на открытом месте, откуда было видно, как немцы, попав под огонь наших орудий, мечутся, пытаясь встать в цепи, — принять боевой порядок. И тут послышался непривычный для слуха шелестяще-свистящий звук, и над толпой гитлеровцев выросли столбы огня, дыма и взметенной взрывами земли. Заговорили наши «катюши». Немцы попадали в ужасе и лежали, пока над их головами не перестала бушевать огненная буря. Потом повскакали на ноги и заметались по полю, как безумные. А многие так и остались лежать. Видя все это, бойцы наши прокричали такое «ура», что у фашистов и вовсе кровь застыла в жилах. А всадники уже налетели на них. Через несколько минут от пьяной толпы гитлеровцев почти ничего не осталось, за исключением пленных и успевших убежать в ближайший лес.