Воровская честь

Она поставила чашку на столик возле дивана, поклонилась и вышла так же тихо, как появилась. Аль-Обайди повертел чашку в руках, отдавая себе отчёт, что уже давно предпочитает каппуччино. Он пил чёрную жижу просто из желания хоть чем-то занять себя в этой нервной обстановке.

Прошёл час. Нервы начинали сдавать. В приёмной, где не было ни газет, ни журналов, можно было лишь смотреть на огромный портрет Саддама. Стараясь отвлечься, Аль-Обайди принялся вспоминать подробности своей последней встречи с Кавалли, жалея, что не может заглянуть в папку, которую охрана забрала у него вместе с портфелем ещё на входе в здание.

К концу второго часа ожидания от его уверенности не осталось и следа. Когда же пошёл третий час, он стал подумывать, а выйдет ли он вообще отсюда живым.

И тогда вдруг дверь распахнулась и на пороге во всем блеске своей красно-жёлтой формы офицера президентской гвардии Саддама предстал неизвестный ему Хемия.

— Президент примет вас, — коротко сказал молодой офицер. Аль-Обайди вскочил и быстро последовал за ним по коридору к двери золотистого цвета.

Офицер постучал, открыл массивную дверь и, отступив в сторону, пропустил заместителя посла в зал, где в полном составе шло заседание Совета революционного командования.

Аль-Обайди остановился и ждал, как заключённый в суде, которому оставалось надеяться лишь на то, что судья разрешит ему сесть. Он продолжал стоять, хорошо зная, что с президентом никто не здоровается за руку, не получив для этого специального приглашения. Аль-Обайди оглядел зал, заметив, что только двое из двенадцати членов совета, премьер-министр Тарик Азиз и государственный прокурор Накир Фаррар, были в гражданских костюмах. Остальные десять членов были в полной военной форме, но без оружия. Единственным личным оружием, не считая пистолета генерала Хамила, командовавшего президентской гвардией, и двоих вооружённых солдат, стоявших за спиной у Саддама, был пистолет, лежавший на столе перед президентом, в том месте, где у других глав государств обычно находятся блокноты с записями.

До Аль-Обайди вдруг дошло, что он находится под пристальным взглядом президента с самого первого момента своего появления в зале. Взмахнув сигарой «Кохиба», Саддам указал ему на свободное место в дальнем конце стола.

Министр иностранных дел посмотрел на президента и, получив ответный кивок, обратил своё внимание на человека, нервно сидевшего в дальнем кресле.

— Это, господин президент, как вам известно, Хамид Аль-Обайди, заместитель нашего посла при ООН, на которого вы возложили ответственность за выполнение вашего приказа о том, чтобы выкрасть Декларацию независимости у неверных в Америке. По вашему распоряжению он вернулся в Багдад, чтобы лично проинформировать вас о ходе выполнения этого приказа. У меня не было возможности поговорить с ним, господин президент, поэтому прошу простить меня, если я тоже буду задавать ему вопросы.

Саддам ещё раз взмахнул сигарой, давая понять министру, что он не возражает.

— Пожалуй, я начну, заместитель посла, — Аль-Обайди был удивлён таким официальным обращением, ведь их семьи знали друг друга на протяжении нескольких поколений, но потом сообразил, что любое проявление дружеских отношений могло быть сочтено Саддамом, как признание в заговоре против него, — с того, что попрошу проинформировать нас о том, как в последнее время реализуется смелый замысел нашего президента.

— Благодарю вас, господин министр, — ответил Аль-Обайди так, словно никогда не был знаком с этим человеком, и повернулся лицом к президенту, который по-прежнему не спускал с него глаз. — Позвольте начать, господин президент, с того, что это была огромная честь для меня, когда мне доверили осуществление идеи, исходящей лично от вашего превосходительства.

Внимание всех членов совета было теперь сосредоточено на заместителе посла, но Аль-Обайди заметил, что время от времени каждый из них поглядывал в сторону Саддама, чтобы не пропустить его реакцию.

— Я счастлив доложить, что группа во главе с Антонио Кавалли…

Саддам поднял руку и посмотрел на государственного прокурора, который тут же раскрыл лежавшую перед ним пухлую папку.

Больше страха, чем Накир Фаррах, в Ираке внушал только сам Саддам. Его репутация была известна каждому. Обладатель оксфордского диплома с отличием в области юриспруденции, президент студенческого дискуссионного общества, член «Линкольнз инн». Именно там Аль-Обайди встретил его в первый раз. Правда, Фаррах никогда не замечал его, ведь ему прочили тогда славу первого королевского адвоката, вышедшего из Ирака. Но затем произошло вторжение в Девятнадцатую провинцию[17], и англичане выдворили молодое дарование, несмотря на то, что за него пытались вступиться некоторые высокопоставленные лица. Фаррах вернулся в город, из которого он сбежал в возрасте одиннадцати лет, и немедленно предложил свои замечательные таланты лично Саддаму Хусейну. Через год Саддам сделал его государственным прокурором. Ходили слухи, что эту должность он выбрал сам.

— Кавалли — это нью-йоркский уголовник, господин президент, который, имея диплом юриста и возглавляя частную адвокатскую фирму, создаёт легитимную ширму, за которой проводится эта операция.

Саддам кивнул и вновь перевёл взгляд на Аль-Обайди.

— Кавалли завершил подготовительный этап, и его команда готова к выполнению указаний президента.

— Дата уже определена? — спросил Фаррах.

— Да, прокурор. 25 мая. Клинтон весь этот день будет занят в Белом доме: с утра — со своим составителем речей, а потом — в политическом комитете своей жены по здравоохранению, и он, — Клинтона нельзя было называть президентом, — поэтому не сможет появиться на публике, что сделало бы нашу задачу невозможной.

— А скажите мне, заместитель посла, — спросил государственный прокурор, — удалось ли адвокату мистера Кавалли добиться, чтобы им разрешили закрыть дорогу между Белым домом и Национальным архивом на время, пока Клинтон будет занят?

— Нет, прокурор, не удалось, — последовал ответ Аль-Обайди. — Однако администрация мэра все же разрешила им провести киносъёмку на Пенсильвания-авеню, от 13-й улицы и дальше. При этом движение по дороге может быть перекрыто только на сорок пять минут. Похоже, что этого мэра было не так легко убедить, как её предшественника.

На лицах у некоторых членов совета появилось недоуменное выражение.

— Не так легко убедить? — переспросил министр иностранных дел.

— Пожалуй, тут больше подошло бы слово «уговорить».

— И какую форму приняли эти уговоры? — спросил генерал Хамил, сидевший справа от президента и знавший только одну форму уговоров.

— Форму взноса, составившего двести пятьдесят тысяч долларов, в фонд её перевыборной кампании.

Саддам засмеялся, и его примеру последовали все остальные за столом.

— А архивист, он по-прежнему убеждён, что именно Клинтон посетит его? — спросил прокурор.

— Да, убеждён, — сказал Аль-Обайди. — Незадолго перед моим вылетом Кавалли провёл по зданию восьмерых своих людей, выдававших себя за рекогносцировочную группу секретной службы, проводившую предварительный осмотр места будущего посещения. При этом архивист оказывал им всяческое содействие, и у Кавалли было достаточно времени, чтобы все проверить. После такой тренировки им будет намного легче подменить Декларацию 25 мая.

— Они оговорили условия, на которых документ будет передан вам, в случае если им удастся вынести его из архива? — спросил прокурор.

— Да, — уверенно ответил Аль-Обайди. — Как я понимаю, президент хочет, чтобы документ был доставлен Баразану Аль-Тикрити, нашему уважаемому представителю при ООН в Женеве. Когда он получит рукопись, я санкционирую окончательную выплату.

Президент кивнул в знак одобрения. В конце концов, уважаемый представитель в Женеве был его двоюродным братом. Государственный прокурор продолжил задавать свои вопросы.

— А как мы убедимся, что получили оригинал, а не просто первоклассную копию? — настаивал он. — Что мешает им, разыграв спектакль со входом и выходом из Национального архива, на самом деле не делать никакой подмены документов?

17

Имеется в виду государство Кувейт, которое руководство Ирака считает своей провинцией.