Страница 63 из 81
На площади в часы, когда торговля кончалась, афиняне играли в кости или бабки, смотрели петушиные бои, до которых были большие охотники. Под открытым небом или в тени портиков часто занимались афинские школьники, знаменитые, славившиеся на всю Грецию философы вели беседы с учениками. Жаркие споры, поучительные, длившиеся часами беседы можно было слышать на афинских площадях и улицах.
Вот почему даже дома состоятельных и именитых афинских граждан отличались скромностью и простотой. На фасадной стороне дома, выходившей на улицу, не было никаких украшений. В стене с небольшими окошками открывался вход в дом.
Направо и налево от входа шли нежилые помещения — конюшни, лавки, кладовые. Входящий должен был постучать висевшим у притолоки молотком в дверь или громко закричать «еге!». Тогда за дверями раздавался лай цепной собаки, и на пороге появлялся раб-привратник.
Через небольшое помещение можно попасть во внутренний двор. Окруженный галереей с колоннами двор был центром дома. Сюда выходили двери из парадных и жилых комнат, комнат для гостей, кладовых и других помещений. Посередине двора, а часто и по его углам возвышались жертвенники богам. В хорошую погоду хозяева дома обедали во дворе, здесь же, в тени галереи, отдыхали и принимали посетителей.
На противоположной от входа стороне двора широкая дверь вела в мужскую половину — главную комнату дома. Здесь находился домашний очаг и жертвенник богине домашнего очага Гестии. Оштукатуренные стены этого зала, как и других парадных комнат, были украшены стенной живописью, бронзовыми и даже золотыми пластинками художественной работы. В этом зале собиралась вся семья. Здесь обедали, праздновали семейные торжества, здесь хозяин дома принимал гостей и устраивал пиры.
Мужской зал соединялся дверью с женской половиной дома — гинекеем. На этой половине дома, состоящей из нескольких помещений, жила со своими детьми и взрослыми дочерьми хозяйка дома. Здесь она пряла вместе с рабынями, руководила хозяйством дома. Правом входа в гинекей пользовались только члены семьи и домашние рабы. Посторонние сюда не допускались.
За гинекеем находился небольшой садик. Приятно было посидеть в нем в жаркие дни в тени деревьев, когда в комнатах душно.
Ряд других помещений в богатых домах отводился под пекарню, баню, кухню. Кухню обычно строили поближе к мужскому залу, чтобы удобнее было туда носить кушанья во время обеда. Для вывода дыма из печи в кухне делали трубу. Это была единственная в доме труба, потому что все остальные помещения в холодные месяцы, как и в домах бедняков, отапливались только переносными жаровнями. Вторые этажи, даже в домах богатых людей, часто сдавали внаем жильцам. Под двором и примыкающими к нему помещениями находились погреба с вкопанными в землю бочками, в которых хранились всякого рода продовольственные запасы.
Для прислуживавших в доме рабов и рабынь отводились особые помещения, тесные и темные, здесь рабы спали вповалку на полу.
Именно таким был дом именитого афинского гражданина Аполлония. И отец, и дед его были богатыми людьми и видными афинскими государственными деятелями. От них Аполлоний, помимо дома, считавшегося одним из лучших в Афинах, унаследовал еще большой участок земли в наиболее плодородной части Аттики и мастерскую, изготовлявшую амфоры, в которой под присмотром опытного мастера-вольноотпущенника трудились 20 рабов. Хотя времена были трудными, Аполлоний не жаловался на доходы. Правда, и расходы у него были большие. Уже несколько раз он как богатый человек, принадлежавший к высшему имущественному разряду пятисотмерников, должен был выполнять литургии — тратить свои средства на общественные нужды. Каждый раз литургии стоили Аполлонию немалых денег и многих хлопот. Особенно дорого ему обошлись прошлогодние Дионисии, когда он должен был за свой счет набрать хор для ставившейся в театре трагедии, нанять музыкантов, пригласить руководителя хора, всех их поить и кормить, пока шли репетиции и, наконец, приобрести всем им дорогие одежды для выступления в спектакле. Аполлоний не пожалел денег. Его хор и музыканты были самыми лучшими на состязании. Он был награжден бронзовым треножником. Теперь этот треножник красовался в особом здании у восточного склона акрополя, и каждый мог прочитать начертанное на нем имя Аполлония, одержавшего победу на состязаниях.
Но не прошло и года, как богатый судовладелец Лисикрат, назначенный триерархом (в обязанности триерарха входило оснастить и снарядить за свой счет корабль для афинского военного флота), признал эту литургию слишком для себя обременительной и предложил Аполлонию, более состоятельному человеку, принять ее на себя. Дело дошло до суда.
По афинским законам Аполлоний должен был или согласиться с предложением Лисикрата и стать вместо него триерархом, или обменяться с ним имуществом. Но Аполлонию жаль стало отдавать Лисикрату свой прекрасный дом и участок земли в обмен на его корабли. Неровен час, корабли могли погибнуть в бурю или стать добычей морских разбойников. Поэтому Аполлоний предпочел нести обязанности триерарха. Теперь он должен был не только тратить свои деньги на оснастку и снаряжение военного корабля, но и отчитываться в казенных деньгах, отпускаемых ему на выплату жалованья морякам. Снова много забот и хлопот. Хорошо, если ему в конце концов удастся достигнуть своей заветной цели и пройти на ближайших выборах в стратеги. Тогда окупились бы его труды и затраты. Однако не зря говорили ему умудренные опытом друзья: чтобы стать стратегом, нужны не только заслуги перед отечеством, но и влиятельные связи и покровительство виднейших людей государства.
Но сегодня Аполлоний не думал о делах. В его доме предстояло большое семейное торжество. На днях его старшему сыну Леократу исполнилось 18 лет. Как быстро идет время! Давно ли, кажется, Аполлоний давал, по афинскому обычаю, клятву перед членами своего дема в том, что младенец действительно рожден его законной женой Теофилой. А теперь, и не далее как вчера, довелось ему услышать клятву из уст самого Леократа. Как и полагалось, в день 18-летия Леократа члены его дема собрались в храме Аглавры близ акрополя. Леократ выступил вперед, торжественно прозвучал его голос: «Клянусь, что я не посрамлю священного оружия и не оставлю товарища в битве. Я буду защищать и один и со всеми вместе все священное и заветное, не уменьшу силы и славы отечества…»
Какие знакомые слова! Когда-то, в юности, Аполлоний сам произносил их в этом храме. Теперь, через много лет, он может, положа руку на сердце, сказать, что не нарушил клятвы. Не нарушит клятву и его сын. В этом был уверен и сам Аполлоний, и присутствовавшие в храме члены его дема. Все они подали свои голоса за Леократа, и он был внесен в гражданские списки. Теперь Леократу предстояло быть зачисленным в эфебы и два года проходить военное обучение: год в Афинах и год в составе гарнизона какой-либо из афинских крепостей. Но до этого нужно было еще отпраздновать его совершеннолетие.
Этим предстоящим праздником и были заняты мысли Аполлония. Кого пригласить? Чем угостить приглашенных? Как развлечь их во время пира? Конечно, в первую очередь нужно пригласить таких людей, в дружбе с которыми Аполлоний был заинтересован. Хорошо, если бы в пиршестве приняли участие его знакомые стратеги: Парменион и Клеофонт.
Парменион был очень влиятельным человеком. От него во многом зависело, сможет ли Аполлоний пройти в стратеги на ближайших выборах. А Клеофонт ведал эфебами, и, следовательно, дружба с ним могла стать полезной для сына Аполлония. Вся беда в том, что Парменион и Клеофонт друг друга не любили. Значит, нужно так разместить их, чтобы во время пиршества они находились подальше один от другого. Нужно будет также обязательно пригласить сиракузянина Каллия. Это очень веселый и остроумный человек. Шутки его поднимут настроение гостей. Ну а что, если к обеду снова явится хромой Хармид? Конечно, он уж узнал о предстоящем празднике и, как всегда, придет без приглашения. Он только и думает, как бы поесть и попить за чужой счет. А не пустить его тоже нельзя. Знакомых у него множество! Мигом разнесет он весть по городу о жадности и негостеприимстве Аполлония, а это может повредить при выборах в стратеги.