Страница 57 из 81
Поход в Сицилию
(Д. П. Каллистов)
В эти весенние солнечные дни граждане Афин были охвачены необыкновенным возбуждением. Все обсуждали один и тот же вопрос — о военной экспедиции в Сицилию.
На афинских улицах и площадях, в лавочках и мастерских собирались группы стариков и молодежи. Многие здесь же на земле или песке чертили карту Сицилии. Сторонники похода горячо доказывали, что афиняне легко овладеют этим богатым и плодородным островом. Наиболее пылкие из них заявляли, что, овладев Сицилией, следует начать борьбу с Карфагеном, подчинить северное побережье Африки и установить афинское господство в западной части Средиземного моря. Тогда наступит счастливое время, и самые бедные из афинских граждан станут богатыми после получения огромной добычи, которую принесут эти завоевания. Признанным вождем сторонников похода в Сицилию был Алкивиад. В эти дни его имя было у всех на устах. Одни им восторгались, другие говорили о нем с ненавистью.
Алкивиад получил прекрасное для своего времени образование. Одним из его учителей был знаменитый греческий философ Сократ. Они стали большими друзьями и участвовали вместе в военных походах. В боях Алкивиад проявил большую храбрость и блестящие военные способности. Но в то же время Алкивиад любил славу, почести, богатство, ему были безразличны общественные интересы и нужды государства.
Такой человек стал инициатором и вождем похода в Сицилию. Он считал, что успех похода принесет ему небывалую славу и он станет первым человеком в Афинах, более знаменитым и могущественным, чем в свое время Перикл. Благодаря своему ораторскому таланту, щедрости и большим связям Алкивиад добился того, что план похода в Сицилию был поставлен на обсуждение в афинском народном собрании.
С утра весь город был на ногах. На собрание явились даже люди из отдаленных мест Аттики. Вопрос о Сицилии волновал всех. Алкивиад выступил с речью, доказывая, что Сицилию подчинить нетрудно. Ни один из сицилийских городов, говорил он, не имеет достаточного вооружения. Кроме того, эти города постоянно враждуют друг с другом; можно быть уверенным, что они не смогут объединиться для совместной борьбы. Что касается Спарты и вообще Пелопоннесского союза, то надо не только уметь отражать нападения, но и предупреждать их. С подчинением Сицилии вся Греция покорится власти Афин.
Речь Алкивиада имела успех; народное собрание большинством голосов приняло решение послать в Сицилию афинскую эскадру. Стратегами были избраны Алкивиад, Никий и Ламах. Несмотря на свой пожилой возраст, Ламах отличался такой же горячностью, как и Алкивиад. Он был опытным полководцем, но особенной популярностью среди граждан не пользовался. Может быть, причиной тому была его скупость. Рассказывали, что после каждого похода он представлял народному собранию счет на изношенную им во время похода обувь и одежду.
Что касается Никия, то он был решительным противником похода. Он не любил рисковать и был известен как очень осторожный и даже несколько нерешительный полководец. Народное собрание избрало Никия стратегом против его воли с определенной целью. Говорили, что война будет идти успешнее, если развести крепкое вино водой, то есть к Алкивиаду и Ламаху прибавить осторожного и рассудительного Никия.
Но Никий даже после своего избрания в стратеги попытался еще раз воздействовать на сограждан и отговорить их от опасной затеи — сицилийского похода. Он выступил в народном собрании с речью. Отправляя свои силы в далекий поход, сказал Никий, афиняне остаются лицом к лицу с многочисленными врагами. Если дела в Сицилии пойдут неудачно, враги не замедлят напасть на Афины, так как мир со Спартой непрочен. Главная задача афинян — не борьба за Сицилию, а охрана собственного государства.
Затем Никий заговорил об Алкивиаде. Он упрекал его в том, что, советуя предпринять поход, Алкивиад преследует лишь личные интересы: он молод, радуется своему избранию в военачальники, потому что хочет славы и богатства. «Не давайте Алкивиаду возможности, — воскликнул Никий в своей речи, — блистать за счет безопасности государства!» Речь Никия не имела успеха. Вслед за ним говорили другие ораторы и настаивали на том, чтобы решение народного собрания осталось в силе. Выступил и Алкивиад. С обычным для него остроумием он возражал Никию. Под конец он сказал: «Не бойтесь моей молодости и легкомыслия. Пока я молод, а Никию благоприятствует судьба, извлеките пользу из нас обоих!»
Народное собрание не только не отменило своего решения об организации похода в Сицилию, но даже вынесло новое постановление: предоставить стратегам самые широкие полномочия в наборе войска, кораблей и ведении военных действий.
Начались спешные приготовления к походу. Набирались воины, матросы и гребцы; запасали оружие и продовольствие; в гавани готовили к выходу в море военные и транспортные корабли.
Были посланы специальные гонцы во все союзные Афинам города.
Когда все эти приготовления уже подходили к концу и был близок день, назначенный для выступления, в Афинах произошло событие, взволновавшее весь город. Ночью, неизвестно кем, были изуродованы и разбиты стоявшие на перекрестках афинских улиц каменные гермы — изображения бога Гермеса. Бог Гермес, по афинским верованиям, был богом торговли, покровителем путешественников. Поэтому поругание герм все восприняли как дурную примету для предстоящего похода.
Были приняты срочные меры, чтобы разыскать виновников этого дела. Их не нашли, но зато по городу пошли странные слухи. Говорили, что в ночном преступлении замешан Алкивиад. Особенно упорно поддерживали этот слух враги Алкивиада, которых у него было немало. Вспоминали, что он не раз высказывал пренебрежительное отношение к старым афинским обычаям и даже к религии. Его имя в связи с надругательствами над гермами называли все чаще и чаще.
Тогда Алкивиад потребовал разбирательства этого дела и суда над собой в народном собрании. Пусть ему предъявят обвинения открыто. Если он не сможет их опровергнуть, то готов нести любое, наказание. Если он докажет свою невиновность, должны быть наказаны клеветники.
Однако суд над Алкивиадом не состоялся. Во-первых, никто из его врагов не решался выступить в народном собрании. Такая попытка заранее была обречена на неудачу. Кроме того, разбирательство дела надолго отсрочило бы поход в Сицилию, а народное собрание решительно высказалось против всяких задержек похода. Итак, было решено, что экспедиция выступает немедленно.
На заре назначенного для отплытия дня на берегу пирейской гавани собралось множество людей — почти все население города. Одни садились на корабли, готовясь к отплытию, другие вышла их провожать. Это были родственники, друзья и просто знакомые отплывающих. Они переживали разные чувства: и надежду на благополучное возвращение своих близких с победой и с богатой добычей, и чувство тревоги, потому что у них не было уверенности в том, что снова увидят они друг друга.
Но большинство собравшихся в гавани, в том числе рабы и метеки, просто пришли сюда, чтобы посмотреть на редкое зрелище. Перед их глазами развертывалась яркая и красочная картина.
На рейде стояло под парусами 100 триер, готовых к отплытию. Из Пирея и раньше отправлялись большие военные эскадры, но никогда еще корабли не были так снаряжены, как в этот раз. Афинские триерархи, которые обязаны были за свой счет снаряжать военные корабли, не пожалели средств и сил. Каждый из них старался, чтобы снаряженная им триера была лучше, чем триеры других. Корабли были богато украшены снаружи и внутри. Экипажи состояли из самых отборных людей, и каждый из них стремился превзойти другого оружием и блеском военного убора. Все это скорее было похоже на военный парад, которым афиняне хотели показать свою военную мощь перед всеми греками, чем на начало трудного и опасного похода.
Когда отплывающие взошли на корабли, когда все, что они брали с собой в поход, было погружено и приготовления к отплытию закончены, раздался сигнал трубы. Наступила торжественная тишина. Глашатай громким голосом произнес обращенную к богам молитву, какую полагалось произносить перед отправлением войск в поход. Слова этой молитвы повторялись матросами и воинами на всех кораблях одновременно и народом на берегу. Задымились жертвенники, матросы и командиры совершили по древнему обычаю возлияния из золотых и серебряных кубков, в которых вино было смешано с водой. На кораблях и на берегу запели гимн, и корабли снялись с якорей. Четким строем вышли они из гавани и взяли курс на запад. В условленном месте к афинскому флоту присоединились корабли, высланные союзниками. Теперь эскадра имела 136 военных кораблей, не считая транспортных судов. Афинское войско, посланное в Сицилию, вместе с экипажами военных кораблей насчитывало 36 тысяч человек.