Я – паладин!

– Пап. – Он подергал отца за рукав.

– Что, малыш? Не отставай. – Отец рассеянно отмахнулся от купца и пошел дальше.

А впереди уже шумный, разрисованный, с длинным, до самого подбородка, горбатым носом человек радостно хохотал, открывая красный большой рот. Человек был такой высокий, что голова его поднималась выше любой ярмарочной палатки.

– Ах-ха-хаа!!! – бесконечно смеялся он, перешагивая на длинных ногах-ходулях через прохожих. – Ах-ха-хаа!!!

Мальчик встал как вкопанный. А высокий человек увидел его, засмеялся еще громче, наклонился и вдруг, будто из воздуха, достал большой леденец и протянул его Леону. От человека пахло пудрой, старыми вещами и ванилью.

– Спасибо, – пробормотал Леон, а великан перешагнул через него и пошел дальше, беспрерывно смеясь и хлопая в ладоши.

Леденец был разноцветный, круглый и такой сладкий, что заныли зубы. Тут, на ярмарке, все было таким. Слишком ярким, слишком сладким, слишком громким, слишком веселым, слишком большим. Сплошной, непрекращающийся гротеск. Но после лета, наполненного работой, заботами и тяжелым трудом, после осени с ее урожаем, дождями и ночными заморозками, все это было откровением!

Леон, пораженный происходящим, конечно же, постепенно отстал от отца. То тут, то там обязательно надо было остановиться, посмотреть, потрогать, удивиться. Здесь было все, и самый большой в мире человек, который едва помещался на двух телегах и беспрестанно что-то ел. И волшебное колесо, которое называет твое имя, если дотронуться до него ладонью. И настоящий, живой горный карлик или, как его называли два здоровых бородача, стороживших клетку, тролль. Карлик рычал, бросался на прутья, грыз их кривыми, желтыми зубами. Но ничего не мог сделать. Только один раз стащил платок у зазевавшейся бабки. Та всполошилась, принялась ругаться, но карлик скомкал свою добычу и уселся на нее, зло скалясь. Народ смеялся, а маленькая девочка застенчиво спросила у стражей, нельзя ли тролля покормить, и протянула ему яблоко. Карлик фыркал, но яблоко взял аккуратно, даже вежливо…

А Леона уже несло дальше людским потоком, вперед, вперед.

Мимо факиров, похожих друг на друга как две капли воды, мимо человека-паука, который грустно висел под пологом своей палатки и предлагал каждому купить его паутину, крепкую как шелк. Мимо семи братьев-силачей, что всерьез готовились перевернуть мир и показывали всем большой крюк, который надо было вбить в самый большой камень на земле, чтобы было за что ухватиться. Мимо заклинателей змей, мимо жонглеров и грустных и веселых клоунов. Ярмарка, как большая страна, как империя, где все перемешано, где южный факир продает джинна, а северный силач выбирает себе молот по руке, где слова и музыка, где танцы и песни, где товары и покупатели, скоморохи и зрители. Такие разные.

Но ярмарка не была просто зрелищем, тут продавали товары со всех сторон и концов мира. Тут можно было найти магические зелья, способные увеличить урожай, а рядом с ними продавал свои лопаты старик из соседней деревни. Тут можно было обнаружить торговца эльфийскими шелками рядом с продавцом, на лотке которого лежали когти самого настоящего огромного змея-дракона. И неподалеку от них были разложены яблоки, зерно, мука, кудахтали куры, оглушительно орал ослик, из-за которого спорили два торгаша в шкурах и платках, закрывающих лица.

И если было что-то немыслимое, на что мог найтись покупатель, – оно продавалось тут!

Леона подхватил и понес людской поток, он останавливался то тут, то там и, казалось, окончательно потерялся, заблудился в круговерти товаров и скоморохов, прорицателей и проходимцев. Его толкали, обнимали, кричали что-то в уши, совали в руки сладости и обсыпали мелкой резаной бумагой. Окончательно запутавшийся и замороченный Леон обнаружил себя в первых рядах среди тех, кто стоял перед большим деревянным помостом.

– А сейчас, – неожиданно громко, даже для шумной ярмарки закричал высокий, лысый, в черном кафтане мужчина с гладко выбритым подбородком. – Удивительное зрелище! Номер, которым восхищался имперский двор! Последний раз в этом сезоне! Спешите видеть! Эльфийская. – Он сделал паузу. – Принцесса!

Занавес за ним упал. И на сцене появилась девушка.

Такая худенькая, что казалось, ее почти нет. Но это не была голодная худоба, когда кости скелета выпирают через кожу, грозя порвать ее. Нет. Девушка была изящна, утонченна, стройна. И свет будто бы проходил сквозь нее, как через дымчатое стекло, окружая ее свечением.

Леон замер и во все глаза смотрел на нее, впитывая каждый жест, каждое движение.

У девушки были густые, длинные ресницы, чуть заостренные аккуратные ушки и большие, невероятные глаза. И она танцевала.

Так, наверное, кружатся мотыльки в лунном свете весной, так движется ветер над травой, так птицы высоко в небе, там, куда не достигает взгляд человеческий, играют с тучами. У Леона что-то сжалось в груди. Стало тепло в животе. И захотелось плакать.

А девочка все танцевала и танцевала. На сцене был кто-то еще, кроме нее, помогал ей, подбрасывал вверх, раскручивал. Но Леон видел только ее стройную фигурку и ничего больше. А потом, когда публика захлопала и закричала, а девочка ушла за сцену, Леон выбрался из толпы и осторожно протиснулся вдоль помоста.

За сценой было шумно и грязно. Оказавшись здесь, человек обнаруживал себя в совсем другом мире. Отсюда были видны задние стороны цветастых шатров и кибиток, прилавков и клеток. И волшебство ярмарки терялось, будто бы отпускало с сожалением. Кто-то кашляет, подавившись слюной, вот факир прыгает и трясет обожженной рукой, хотя там, снаружи, он только что бесстрашно глотал огонь и выплевывал его, будто заговоренный. Разминаются актеры. Волшебные платки и палочки торчат из сундуков с реквизитом. Оборотная сторона чуда – чья-то работа.

– А ты что тут делаешь, малец? – Огромный, как медведь, полуголый бородач неожиданно схватил Леона за плечо.

– Я… – Мальчишка растерялся.

Но со сцены закричали:

– Снежный гигант! Прошу!

Бородач хмыкнул, подмигнул и исчез за занавеской.

Леон принялся осторожно пробираться между сундуками, клетками и корзинами. Мимо сновали люди, которые не замечали парнишку, занятые своими важными делами.

Наконец Леон заглянул под полог небольшой кибитки и увидел ее.

Сидя перед небольшой отполированной медной пластинкой, которая заменяла ей зеркало, эльфийская принцесса расчесывала волосы. Они оказались длинными, до пят, и светлыми, но не цвета соломы, как у Леона, а скорее медовыми, с переливом и блеском. Заостренные уши лежали на столике. Вместе с какими-то пузырьками, пудрой и духами.

Леон испугался поначалу, но потом понял, что уши накладные.

– Ты не лесовичка, – сказал он.

Девушка вздрогнула, обернулась. Посмотрела на него внимательно, без тени страха.

– Кто?

– Лесовичка… Ну… – Леон смутился. – Не эльфийская принцесса.

– Откуда ты знаешь? – Она продолжила прерванное занятие.

– У тебя уши… – Леон завороженно разглядывал ее. Такую хрупкую, невесомую.

– Что уши?

– Человеческие.

– Много ты понимаешь! – фыркнула она и ловко стянула волосы на затылке в аккуратный хвост. Повернулась к нему лицом. – Как тебя зовут?

– Леон?

– Леон… – Она закатила глазки, словно пробуя имя на вкус. – Хорошо. Годится. А я – Марта.

Они замолчали. Леон лихорадочно искал слова, но не находил. Наконец он сунул руку в карман и протянул ей конфету.

– Хочешь?

– Спасибо. – Она развернула фантик, захрустела леденцом. – Папа говорит, что мне нельзя есть сладкое. Но я его очень люблю. Вот. А ты местный?

– Да. Мы живем недалеко. Там. – Леон махнул рукой куда-то за спину, туда, где, как ему казалось, располагалась деревня.

– Здорово. – Она соскочила со стула и протянула ему руку. – Пойдем погуляем.

– Давай. – Леон коснулся ее руки с осторожностью. Будто она могла рассыпаться в его ладони.

Она выбралась из кибитки. Им навстречу шел, осторожно протискиваясь и стараясь не свернуть что-нибудь, давешний бородатый Снежный гигант.