Я – паладин!

– Я только этим и занят, – неожиданно зло ответил тот.

Архиепископ Ланге замолчал. Некоторое время он внимательно рассматривал барона. Потом обернулся к секретарю.

– Что там со списками?

Секретарь кивнул и подвел к инквизитору старосту.

– Как тебя зовут, сын мой? – поинтересовался инквизитор.

– Марк, ваша милость. – Староста поклонился. Он был бледен, но на ногах держался твердо.

– Хорошо. – Инквизитор кивнул благожелательно. – Ты являешься старостой этой деревни?

– Да, ваша милость. Уже десять лет.

– Большой срок. Обучен ты грамоте?

– Я умею читать и писать. Как и все мы… – Староста обвел рукой людей, стоявших на площади.

– Очень хорошо. – Инквизитор позволил себе улыбнуться. – И ты знаешь всех жителей деревни, в которой являешься старостой?

– Конечно. – Ответ прозвучал не очень уверенно. – Больше и не знаю никого. Только разве с десяток человек в других селах…

– Понятно, понятно. – Инквизитор махнул рукой. – А вот скажи мне, тот список, который тебе дали, ты прочел?

– Конечно.

– Кого там не хватает? Отметил ли ты их специальным знаком, как велел тебе мой секретарь?

Несмотря на холод, старосту прошиб пот.

– Отметил, ваша милость, вот тут. – Он протянул листы инквизитору. – Семнадцать человек.

Архиепископ углубился в чтение. Сопоставил с другой бумагой, которую ему дал секретарь.

– Хорошо, – наконец сказал инквизитор и показал бумагу старосте. – Вот это ваши гонцы. Пропавшие. Вспоминаешь?

– Да.

– Вот эти люди найдены мертвыми. Ты их опознал. Помнишь?

– Да. – Староста сглотнул. Процедуру опознания он вспоминать никак не хотел, хотя она ему будет еще долго сниться по ночам.

– А вот это кто? – Ноготь инквизитора отчеркнул позицию в списке.

– Это женщина, Клара. Она. Она вдова. Мужа по осени медведь порвал. Давно было, лет семь назад. – Староста обернулся, словно ища ее в толпе. – Ее тут нет.

– Где живет?

– Ее дом у реки. Там. – Староста махнул рукой. – Крайний. С большими воротами. Над ними еще зеленый петух. И.

Он замолчал, увидев, что его не слушают.

Инквизитор поманил к себе секретаря, что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул и отошел к группе солдат. Те подхватили алебарды и куда-то убежали.

– Подождем, – сказал инквизитор и посмотрел на старосту.

Тот, не зная, чего от него ждут, заерзал.

– Вот скажи мне, староста Марк, – архиепископ потер холеные белые руки, – хорошо ли ты знаком с кодексом о наказаниях и проступках? Знаешь, что это такое?

– Конечно. – Было видно, как побледнел староста. Он осип. – Конечно.

– И скажи мне, староста Марк, что грозит человеку за укрывательство?

– Укрывательство кого, ваша милость?

– Еретика или, скажем, ведьмы…

– Заточение.

– Верно. – Инквизитор кивнул. – А что положено за ротозейство?

– Удары плетью. – Голос старосты дал петуха. Он закашлялся и замолк.

– Тоже верно. – Неожиданно голос инквизитора окреп, в нем прорезалась сталь. – А за предательство интересов Империи?!

Толпа затихла. Было слышно, как падает снег, как потрескивают уголья в жаровнях.

– Смерть, – еле слышно прошептал староста, его колени подкосились. Он не рухнул в снег только потому, что его поддержал секретарь.

– Смерть, – с явным удовольствием произнес инквизитор.

И тут тишину разорвал крик.

Кричали где-то далеко. У реки, как раз там, куда ушли солдаты.

Толпа заволновалась. С места сорвался небольшой отряд охотников и бегом исчез за домами.

Неподвижным остался только инквизитор.

Через некоторое время на улице, что вела к площади, показалась процессия. Впереди и сзади шли солдаты с алебардами, позади аккуратным каре шли охотники, а в центре двигались четверо паладинов, между которыми металась связанная женщина.

Конвой дошел до площади. Солдаты и охотники выстроили живой коридор, по которому женщину подвели к инквизитору. Паладины разошлись в стороны, и несчастная повисла на веревках.

– Как тебя зовут, милая женщина? – обратился к ней архиепископ.

– Клара, ваша милость. – Она старалась не смотреть ему в глаза. – Что я сделала, ваша милость? Чем прогневила такого почтенного господина?..

Она сорвалась на сарказм и замолчала.

– Это ты мне расскажешь сама, – спокойно ответил инквизитор. – Честной женщине нечего скрывать.

Толпа заволновалась. Послышались сдавленные возгласы.

По той же улице солдаты вывезли небольшие санки, на которых лежали раздувшиеся, изуродованные, черные тела. Трое.

Кто-то заплакал. Какая-то женщина рвалась через оцепление.

– Лукаш! Лукаш!

Ее удержали. Увели.

– А это что? – поинтересовался инквизитор у арестованной женщины, указывая на тела.

– Это не мое, – спокойно ответила та.

– Но нашли в твоем подвале?

– В моем. Это подлог.

Инквизитор кивнул. И вдруг заорал, страшно, зло, так, что вздрогнули все, даже солдаты:

– А алтарь Мортис, на котором лежали эти тела, тоже подлог?! А то, что почва под твоим домом источает гной и зловоние, тоже подлог?! Случайность?!

– Да! – так же зло закричала в ответ женщина. Она подняла голову и уставилась на инквизитора. – Да! Я ведьма!

Она тряхнула руками, и веревки вдруг лопнули. Паладины, державшие ее, разлетелись в стороны. Ведьма зарычала, вытянулась, сделалась толще, ее платье порвалось, обнажая уродливое бугристое тело. Она топнула – земля под ногами покачнулась. Опрокинулась, рассыпая угли, жаровня, кто-то в толпе упал, увлекая за собой остальных. Ухватившись одной рукой за землю и воздев другую к небесам, ведьма набрала полную грудь воздуха и, раззявив пасть, огромную, как у змеи, заглатывающей кролика, завизжала. Леон, скрючившись и зажав уши руками, видел, как из ее рта вылетает нечто, будто круги по воде от брошенного камня. Воздух перед ведьмой заволновался, как живой, сжался и вдруг метнулся в грудь инквизитору. Однако тот даже не пошевелился. И едва видимая туманная стрела разбилась вдребезги, не дойдя до архиепископа Ланге всего нескольких пядей. На какой-то миг Леону показалось, что он видит невидимый, но сияющий щит, прикрывающий инквизитора, большой, похожий на перевернутую каплю. Туманная стрела ударилась в этот щит и распалась. Осыпалась снегом, густо запорошившим и самого инквизитора, и барона, и отца Тиберия.

В тот же миг на голову ведьмы обрушился могучий кулак паладина. Огромная, уродливая туша покачнулась, захрипела и осела. Послышался звук, словно из кузнечных мехов выходил воздух. Страшная женщина съежилась, сжалась и снова стала прежней, обычной. Ее разорванная одежда уже не прикрывала тело. Красивое, обнаженное. С крупными грудями и полными бедрами. Незнакомое чувство коснулось Леона. Что-то дрогнуло внутри. Но всего лишь на миг.

Паладины окружили ведьму, зазвенели цепи. Послышался сдавленный крик. Когда они разошлись, Леон увидел бесполую фигуру, спеленутую в серый балахон, скованную цепями. На голове ведьмы теперь красовался глухой, без глаз, шлем, который жестко крепился к железному ошейнику.

– Вот так, – произнес архиепископ Ланге. – В обоз ее.

Он кивнул секретарю.

Тот подозвал солдат.

– А теперь, уважаемый барон, соблаговолите ответить мне. Каким образом на вашей земле свила гнездо эта поганая птица? Почему жители деревни столько времени обороняли себя от мертвяков, когда для их защиты было достаточно вашей дворцовой стражи?

– Это не так!

– Конечно, это не так! Конечно! Конечно, когда святой отец сообщил о происходящем, было уже поздно, и потребовались усилия паладинского разъезда, чтобы уничтожить расплодившуюся на вашей земле мерзость! Что все это время делали вы? – Он остро стрельнул в барона глазами. – Заботились о благе Империи? Или о том, как посадить на ее трон самозванца?!

– Что?! – Барон вскочил. Но на его плечи сразу же опустились железные перчатки двух паладинов. – Как вы смеете?

– Я смею! – Инквизитор поднялся с кресла, в этот миг он был ужасен. – Я – смею! Я, божьей милостью архиепископ Ланге, инквизитор Империи, по результатам расследования постановляю. Барона Николаса де Фьюри подвергнуть аресту по обвинению в предательстве, заковать в железо и препроводить в столицу для подробнейшей беседы в инквизиторской коллегии.