Страница 59 из 121
– Вы можете обратиться в Совет Министров. Или оспорить его действия в Королевском суде, – напыщенно произнес хлыщ, с таким видом, будто и эти слова – величайшее благо.
Андрей, задавив яростное желание разбить хлыщу его напомаженное хлебало, молча направился к выходу.
«Вот так, значит? Забегали, суки! Испугались! Надо понимать, началась Холодная Война номер два. Ладно, посмотрим, у кого яйца стальные, а кого так, серебрянкой присыпаны…»
У выхода из аэропорта представительного вида старик обкладывал пространство большим боцманским загибом.
«Товарищ по несчастью», – подумал Первушин и, проходя мимо матерщинника, бросил:
– Не ссы, отец! Прорвемся!
Белорусская ССР. Управление НКВД по городу Брест
Зевающий после бессонной ночи оперуполномоченный ГУГБ НКВД Петр Лерман сегодня был совершенно не похож на себя. Куда девался стройный, всегда подтянутый и гладковыбритый сержант со щегольским пенсне. Сейчас перед Светловым сидел усталый мужичок в мешковато сидящей мятой форме, с тяжелыми черепаховыми очками на носу, больше всего напоминающий классического бухгалтера в период сдачи годового отчета. Нервного, замотанного до последней степени и зло глядящего на окружающий мир сквозь толстые линзы.
– Ну как? – спросил Светлов.
– Да, уже у самого в глазах рябит от этих… иновременных, – ответил Лерман и, не удержавшись, зевнул. – Черт их побери. Словно плотину прорвало. Едут и едут, толпами. Все поезда забиты, как бочки с огурцами. Ладно бы, если бы жить, так ведь большинство просто посмотреть едет. А у тебя как?
– Еще хуже, – махнул рукой младший лейтенант, – ты‑то в основном с бумагами…
– Товарищ сержант, – заглянула в дверь кабинета озабоченная женщина средних лет. – Где у вас можно кипяточком разжиться?
– По коридору до конца и направо, – спокойно ответил Лерман.
– Это кто у тебя? – обалдел Светлов.
– Они же. Едут впятером на крохотной машинке. Меньше «эмки». Муж, жена и трое детей. В КПЗ разместили.
– В КПЗ?
– Ага! Негде больше, все в городе забито. Да и всё равно, там нет никого.
– А если вдруг задержанных приведут?
Лерман махнул рукой:
– Прикую к батарее. Мы же теперь «кровавая гебня». Палачи и садисты. Слышал эту байку?
Светлов кивнул:
– Не то слово. Всю плешь проели! Каждый второй вспоминает!
– Вот, – продолжил Исаак, – раз садисты, то и прикую. Зато дети будут спать на удобных нарах!
При слове «спать» оба зевнули.
– Непонятные они какие‑то, – продолжил Светлов. – Словно с другой планеты. Семьдесят лет! Другой мир, другие люди. Как марсиане…
– Ну, а эти, на заставе, «чоповцы»? – уточнил Лерман, глядя в лицо младшему лейтенанту.
– Нет, те простые. Как мы. Одно слово – бойцы. А тут мутно все.
Сержант опять зевнул. Лейтенант безуспешно попытался сдержаться. Получилось только хуже.
– Подозрительные есть?
– Полно! По мне – так все подряд. Ну… Вот этот, например. По профессии – журналист. Едет предупредить деда, чтобы тот в аварию не попал. Но не чувствую я в нем любви к предку. Предлог это.
– Как считаешь, на самом деле что?
– Хрен его знает. Наверное, посмотреть хочет, что у нас и как. Может, думает насовсем перебраться, а может, наоборот, собирается потом гадости говорить. Не поймешь, пока не проявится. Сам понимаешь, проявится, когда уже назад вернется. Не умеем мы, товарищ сержант, им в душу заглядывать. И что с ним сделаешь? Не пустить – так не за что вроде. А пустить – хрен его знает…
– И что решил?
– Пустил, конечно. Куда деваться, приказ от двадцать третьего. Решил, пусть будет ваша проблема.
– Наша… ваша… Общая у нас проблема, общая… Давай бумаги, – Лерман взял протянутые документы, посмотрел и что‑то на них пометил. – Пошлю в Смоленск, пусть приглядят… От меня теперь куда?
– А в отряд вызывали. Сам понимаешь, иначе к тебе и не зашел бы.
– Понятно. Ладно, бывай. Мне сейчас, кроме твоих, еще кучу дел подкинули.
– Понятное дело, – пожал руку вставшего сержанта Светлов. – С этим Событием ни поспать, ни пожрать.
– Это точно, никакой жизни, ни половой, ни общественной, – коротко усмехнулся Лерман и, уже не глядя на уходящего пограничника, углубился в бумаги.
Восточная Пруссия, г. Кёнигсберг.
Ганс Нойнер, оберштурмфюрер СС, дивизия «Мертвая голова»
Ганс сидел на летней площадке небольшой бирштубе и с удовольствием разглядывал проходящих мимо девушек. Сидящий рядом Куно деликатно молчал, потихоньку потягивая пиво из большой кружки. В этом заведении блюли традиции и пивные кружки были настоящими керамическими, с крышкой, словно только что перенесенными на стол прямо из шестнадцатого века. Поймав себя на очередной мысли о временном переносе, Ганс нервно усмехнулся и сделал большой глоток из кружки. Надо бы отвлечься от всего мира, сходить в бордель. Только вот с этим в Кёнигсберге было совсем плохо, точнее вообще никак. А ехать в женское общежитие «трудового фронта» не хотелось, да и времени было мало. Ганс отпил еще глоток, посмотрел на часы и мысленно чертыхнулся. Командир конечно не опаздывает, но сильно задерживается. Неужели действительно что‑то случилось? Беспокойство Нойнера оказалось напрасным, из притормозившего прямо напротив трамвая выбрался Кнохляйн. Что сразу удивило Ганса – в гражданском костюме, а не в форме.
– Привет, камрады. Сидите, – заметно было, что Фриц не хотел привлекать лишнего внимания, – Что пьете?
– «Остмарк» – ответил Куно, жестом подзывая кельнера.
– А «Понарт» у вас есть? – вежливо, совсем не похоже на себя, спросил подбежавшего служителя Кнохляйн. Ганс сразу сообразил, что его подозрения совсем не беспочвенны и неприятности все же будут, и пока Ганс заказывал пиво, допил одним глотком кружку.
– А мне шнапс, – дополнил он заказ.
– Ага, Ганс почувствовал, что становится жарко, – пошутил Фриц, как только кельнер отошел достаточно далеко. И продолжил, внимательно глядя на удивленные лица. – Камрады, вынужден вас огорчить, но мы трое внесены поляками в списки военных преступников за расстрел пленных и насилия над мирным населением. Кроме того, тебя, Куно, требуют евреи из этого их государства, – на лице Фрица появилась брезгливая гримаса, – Израиль. За насилия и уничтожение иудеев в период службы в Заксенхаузене. Пока переговоры только начались, но мне удалось узнать, что вероятнее всего… – Кнохляйн замолчал, пережидая пока кельнер поставит на столик заказанное пиво, рюмочку шнапса и три блюда с сосисками. Расплатился сам, пресекая возражения собеседников, и продолжил, когда они остались одни и выпили под традиционное «Прозит» по глотку:
– Вероятнее всего наши бонзы примут предложение современной Германии о присоединении. Немцы все же, хотя у них там что‑то вроде очередного издания Веймара. Живут получше, и даже вооруженные силы есть, но полностью легли под американцев. – Он печально кивнул головой. – Так что ждет нас дорога дальняя и квартира с зарешеченными окнами. Думаю, стоит только появиться здесь первому же полицейскому из будущего и мы окажемся в казенном учреждении… Но мне, честно говоря совершенно не хочется проверять насколько справедливо или несправедливо современное немецкое правосудие. Думаю и вам тоже.
Кнохляйн замолчал и, подняв кружку, сделал несколько глотков. Тишина за столиком затянулась, словно каждый из сидящих за столом боялся, что первое же произнесенное слово вызовет предсказанные Фрицем последствия. Наконец Куно со стуком поставил пустую кружку на стол и вопросительно посмотрел на Ганса.
– Что предлагаешь, Фриц? – спросил неторопливо и словно бы совсем незаинтересованно Нойнер. – Дезертировать?
– Нет, камрады, дезертировать мы не будем. Просто подстелем себе мягкую перинку на всякий случай. Если вдруг все пойдет по наихудшему варианту, мы должны быть готовы, – злая улыбка мгновенно преобразила Кнохляйна, вернув ему прежний облик. – Я тут договорился о покупке трех комплектов документов, для нас. Берем документы, гражданскую одежду, «кюбельваген» у меня при штабе есть, его и возьмем. Куно, ты ведь машину неплохо водишь?