Страница 3 из 9
«Кому и за кого мещане молятся?»…
Кому и за кого мещане молятся? Сгибает ветер лезвие огня. Быть может, за распятых комсомольцев? Быть может, за беспутного меня? Ни дьявола у них, ни бога нету! Сменили веру. Изменили тон. Напакостили, сволочи, на этом, теперь красиво просятся на тот…«Не верится, что вот над этой крышей»…
Не верится, что вот над этой крышей, плутая в голых зарослях антенн, кружатся сотни голосов неслышных, неслышных сотни плавают сирен. Подумать странно — вот над этой крышей летят живые голоса Парижа. Оледенел. Напрягся до предела. Пучком антенны волосы торчат: плывут мелодии Венесуэлы и бубны Кубы яростно стучат. Откуда-то, уже почти из гроба, морзянка бьет тропическим ознобом. А может, это холод? На рассвете кому-то в двери достучит она и в трижды штемпелеванном пакете: «При исполненьи…» Вскрикнет тишина. Лишь на мгновенье. Только на мгновенье. И вновь бездумность синевы сквозной, как будто в этой радостной вселенной ни подлостью не пахнет, ни войной, как будто не разбита на участки двадцатого столетья тишина. Ее сердца простукивают часто: — Ты не больна? Ты снова не больна? О тишина сквозной апрельской ночи, тебя до дна прослушивает мир сережкою, у скважины замочной от любопытства вспыхнувшей на миг, ушами чутких радиоприборов, что ловят песни солнца в вышине… Что, тишина, таишь ты: счастье, горе? И с чем ты завтра постучишь ко мне?«Я иду по земле!»
Я иду по земле! Понимаете, как это здорово? Лугом, лесом пропахший, пропетый отчаянным ветром, легкий, жаркий, упругий, тропою неторною я иду по земле в баскетбольных истоптанных кедах. Я иду и смеюсь от безумной, пронзительной радости, что иду по земле и когда-нибудь вдруг упаду, не дойдя до усталости, подлости, робости, старости, потому что иду и пою у людей на виду!Бесплацкартные сны
Мальчики
В этом мире два полюса: зла и добра. В этом мире два поезда в райцентр Архара. В окнах старой хибары мелькают слова: «Москва — Хабаровск», «Хабаровск — Москва». Крутолобые мальчики — жесткий вагон — выбегают на маленький скользкий перрон. Злые, сонные мальчики пиво теплое пьют и картошку горячую у торговок берут. И уносятся, гордые, на Иман, на Кухтуй, им колеса нелегкое счастье куют. Эти мальчики дерзкие бескорыстья полны. Снятся, снятся им детские бесплацкартные сны. Снятся посвисты, бульканье вот я — весна! — скрежет жести и бурная ярость весла. Курят в тамбурах мальчики — носят в пригоршнях свет. Вспоминают о девочках, что остались в Москве.Лес пошел
Этот край дремуч, что ни сопка — ключ, а в ключах-ручьях косяками, потоками, серебристыми токами — форель, форель — голубое сало… Ахнули и загудели скалы! Стрекотнул и замер сучкорез. Из тайги проложенной дорогою хлынул лес… Потоки «МАЗов» хлынули в синеву прогорклую, продроглую, древесинную… Поплыли распадины, скосы, виржи. — Размечтался, черт, держись! И трещат натянутые тросы, и летят фуфайки под колеса. Солнце опускается. — Пошла-а! А когда вылезет ночь из дупла, от мошки завернувшись в дым, слушай картавую речь воды!