Страница 47 из 52
— Доигрался, шалопай… — зло прохрипел Вепринцев и ожесточенно плюнул.
— Его нужно спасать!.. Бежим! — закричал Тагильцев.
Оспан схватил длинную жердь и кинулся к воде, за ним побежал Стриж, Гурий. Но что они могли сделать? Плот, на котором стоял Илюша, течением втянуло в узкий фарватер, подхватило мощным кипучим потоком и понесло.
— Возьми шест в руки… Правь хорошенько-о-о, а то разобьет об ска-лу-у… — вдогонку крикнул Оспан и сокрушенно добавил: — Эх, Илюха, Илюха, непутевая головушка…
Скала, которую нужно было бояться больше всего, промелькнула справа от Ильи, и только крутая пенистая волна кинулась от нее вдогонку, но опоздала. Тагильцев, следивший с замиранием сердца за Илюшей, облегченно вздохнул и подумал: «Эх, и горячий же ты парень, Илюшка. Молодец, хорошо придумал…»
На берегу, на кустах чернотала, висела верхняя рубашка и куртка Илюши. Оспан подобрал все эти пожитки, сунул под мышку и покачал головой:
— Вот и выкупался, язви его… Нет бы с берега помыться, полез на бревна… Эх, разиня.
— Очень глупо получилось… — скорбно моргнув, заметил Гурий. — Но он ведь мог еще успеть прыгнуть в воду…
— Куда ты прыгнешь? — сердито возразил Оспан. — Видишь, как крутит да со дна выбивает. Тут сразу крышка…
— Вперед умнее будет, — небрежно бросил Вепринцев и, закинув за спину руки, чуть сутулясь, тяжело зашагал в гору…
Илья в это время думал о том, удалось ли ему ввести в заблуждение своих спутников, не распознал ли кто-нибудь его истинных намерений. Тяжелый неповоротливый плот летел с курьерской скоростью. Вокруг все гремело, пенилось, клокотало. Илюша был мокрый до последней нитки от брызг, окатывавших его возле каждого камня. В одном месте плот с огромной силой врезался в узкий тесный пролет между двух черных валунов. Илья почувствовал сильный толчок, бревна ходуном заходили под ногами, и короткий свистящий скрежет заставил его содрогнуться. «Ну и несет же… Только бы гидростанции строить на этих порогах…»
Но вот река неожиданно и круто повернула влево, оттолкнулась от каменной стены хребта и широкой серебристой лентой вытянулась по зеленой долине навстречу солнцу. И сразу будто огонь запылал над рекой, будто не вода, а плавленое серебро потекло по ее каменному ложу и заиграло на перекатах. Илюша увидел тот берег, от которого только вчера начался их путь в пещеру.
Лошади спокойно паслись в ложке, где их оставили накануне. Все шло как нельзя лучше. Даже река — самая страшная преграда — и та не помешала, а помогла ему. Отдохнувшие за ночь кони были готовы к новому трудному походу. Илюша поймал карего мохноногого коренника — он был выносливей и крепче пристяжки — всыпал ему в торбу добрую порцию зерна, оставленного вчера под сосной, нашел в мешке кое-что и себе пожевать и, наскоро перекусив, тронулся в путь.
Километра три он ехал крупным шагом, чтобы разогреть коня, потом перешел на широкую рысь, а там, где дорога была чище и ровнее, бросался в короткий и смелый галоп.
Прошло не меньше трех часов с тех пор, как Илюша оставил лагерь. Много километров трудной дороги осталось позади. Конь уже блестел, как лакированный сапог, и пенистое мыло белыми хлопьями срывалось с него. Илюша сам был мокрый от пота и серый от пыли, а белая нижняя рубашка на нем была во многих местах разорвана и, словно украшение шамана, развевалась по ветру. Но он не замечал ничего и думал только об одном: успеет ли вернуться вовремя.
Извилистая таежная тропинка бойко спускалась под гору. Еще с голой вершины хребта Илья заметил далеко внизу дорогу, которая вела к старому руднику. Сердце его сжалось от радости. Он оглянулся назад и, по-озорному гикнув, стегнул коня.
— А ну, нажми еще разок, карька!..
Но в то время, когда Илюша, охваченный напряженным порывом скачки, видел перед собой только кусок тропы, грубо прошитый корнями кедров и лиственниц, под ним что-то глухо хрустнуло, и вдруг все пошло колесом: лошадиная грива, деревья, камни, тропа… В этой страшной карусели он услышал дикое ржание коня, и на этом все оборвалось…
Дряхлый ворон, дремавший на опаленной вершине кедра, нехотя повернул тяжелую голову, моргнул остекленевшими от голода глазами и, хрипло каркнув, слетел к тропе. Он учуял дурманящий запах горячей крови.
35. На звериной тропе
Илюша открыл Глаза, уперся руками в каменистую землю, недоуменно поглядел вокруг. Лицо его было в кровоточащих ссадинах; одежда изорвана, в черные растрепанные волосы набилась сухая хвоя и мелкие листочки брусничника, а голова была такая тяжелая, что, казалось, сейчас только одна она и мешала Илюше немедленно подняться на ноги. Но он все-таки нашел в себе силы побороть эту тяжесть и, подобрав под себя ноги, сел; ощупал голову, руки, ноги, поводил плечами — жив и цел, затем стал вспоминать, как случилось это несчастье. Однако память не поддавалась усилиям. Много ли, мало ли пролежал он возле этого корявого, полусгнившего на корню кедра — не вспомнить.
— Ох-хо-хо, — порывисто вздохнул Илюша и поморщился от боли. А над хребтом жарко полыхала заря. Тайга наполнялась густым сумраком; вверху, в розовой мгле, глухо шумел свежий ветер, покачивая макушки мачтовых сосен; где-то недалеко, на сухой звонкой лесине, тоскливо постукивал неугомонный труженик-дятел. На тропе, под небольшим обрывом, недвижимо лежала Илюшина лошадь. По ее голове смело, с гордым хозяйским видом разгуливал старый ворон. Тучи мошкары и мух уже витали над трупом лошади. А всего в каких-нибудь десяти шагах, в неглубокой ямке, дрожа и тонко поскуливая от нетерпения и голода, таилась ободранная, в клочьях линялой шерсти лисица.
Когда Илья поднялся, пошел к лошади, ворон, зло и отрывисто каркнув, поднялся на дерево, нехотя перебежала в другую промоину лисица. Илюша остановился, потом присел возле оскаленной лошадиной головы.
— Как же все это произошло?! — в отчаянии произнес он, сжав кулаки. Он осмотрел обрыв, кучу прибитого водою хвороста на дне обрыва, большие острые камни, о которые разбилась лошадь. — Должно быть, споткнулась об эту лесину, упала… Эх, карька, карька… Надо что-то придумать… что-то сделать…
В тайге с каждой минутой становилось темнее и глуше, неудержимо расплывались по земле уродливые тени. После сильного ушиба Илюша плохо еще ориентировался в окружавшей его обстановке, все тело ныло, мышцы напряженно вздрагивали. Он глядел на крутой каменистый склон горы, по которому едва приметно спускалась звериная тропка. Страшно было подумать, что он остался один, почти на полпути к цели, еще страшнее была мысль: что там, в лагере?
Они, наверно, хватились и, может быть, уже ищут его по тайге… Илюша, охваченный волнением, прошептал: — Что я сделал?.. Что сделал?.. Почему я ничего не сказал Семену? Бандиты эти их перебьют, и только один я буду виноват в этом. Ну, что я сижу здесь? Надо сейчас же действовать…
Он вскочил с места, и, прихрамывая, пошел, переходя от дерева к дереву. Ноги несли его неуверенно, но он все же двигался вперед. Вот он опустился в ложок и остановился возле большого куста рябины. Выдернул из-за пояса охотничий нож, вырезал крепкую палку. Потом нарвал жестких, еще зеленых ягод рябины и стал их жевать. Как ни горьки были незрелые ягоды, он ел их много и жадно и словно не чувствовал, как стягивало все во рту, как деревенели зубы.
— Скорее бы добраться до этого зимняка, а там до сторожки рукой подать…
Палка немного помогала — шаг стал устойчивее, тверже, но наступившая ночь не позволяла двигаться быстро. Илюша был уже весь мокрый, в глаза стекали соленые и едкие, как нашатырь, капли пота.
— Еще, может быть, с час — и дорога…
Где-то в горах жалобно застонал сыч, в ответ ему, словно дьявол, задорно и бесновато захохотал филин — ночная жизнь пробуждалась и торжествовала. Хоть тропинка уже совсем растворилась в ночи, Илья пока шел, не сбиваясь с курса.