Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 52

Путники стояли в оцепенении и не трогались с места. Даже равнодушный ко всему Стриж поднял голову и не мог оторвать восхищенного взора от волшебного сияния. Нет, это не пещера! Будто неведомые чародеи-зодчие тонкими искусными резцами высекли в черной горе древний храм и, не скупясь, щедро украсили его дорогими самоцветами. Здесь все горело: и стены, нисходившие причудливыми неровными зубцами, и потолок, с которого местами до самого пола спускались ажурные, сверкающие каменьями украшения. Группы стройных голубоватых колонн легко, но надежно подпирали невидимый снизу купол пещеры. Тагильцев поглядел вверх. Далеко, в черной недосягаемой высоте, ослепительно ярко горело огромное солнце. «Что это значит? — прошептал он. — В глубине пещеры, в подземелье, такое солнце?..» И чем дольше и безотрывней глядел он в темно-синюю мглу, разорванную мощным лучом света, тем, казалось, все выше и выше поднималось на черном небе это сказочное светило. Тагильцев поглядел по сторонам. Справа от него светило еще одно яркое солнце, только оно было удивительно голубое. И тут его осенило:

— Да это же небо заглядывает!.. Наверху, наверно, такая же трещина, как и та, по которой мы попали в эту пещеру, против нее — солнце…

— А ты, однако, думал, солнышко забралось сюда? — лукаво ухмыльнулся Оспан. — Думал, черт в мешке его сюда затащил и выпустил?.. Нет…

— Ну, кто бы его сюда ни затащил, это великолепно! — вмешался Вепринцев. — Я никогда не видел ничего подобного. Слишком много красоты и богатства природа бросила в подземелье…

Вдоволь налюбовавшись невиданной красотой подземного дворца, путники прошли вдоль всего обширного зала пещеры и скоро опять оказались в узкой холодной трещине. Опять лез в глаза горький зеленый дым факелов. Опять в кривых закоулках и щелях расползался шорох. Но недолог был этот путь. Впереди показалась полоска света. Она была узкая и тонкая, словно белая жилка кварца в глыбе черного гранита, но с каждым шагом вперед разрасталась, ширилась. И вот уже необъятное море голубого теплого света вышло навстречу усталым путникам.

Когда они вылезли из пещеры и поглядели друг на друга, то невольно все рассмеялись: они были неузнаваемы; только глаза и губы выделялись на черной, блестящей лакированным глянцем коже.

— Ого-го-го… Ха-ха.. — басил Вепринцев, указывая большим грязным пальцем на Стрижа. — Бьюсь об заклад, что это не младший геолог, а египетская мумия, извлеченная из древнейшего саркофага.

— А ты? — жалко улыбнулся Стриж. — На кого ты сам-то похож?

— А штейгер наш… — смеясь, повернулся Вепринцев к Гурию.

Гурий был смешон и страшен. На его кривых, согнутых ухватом ногах гармошкой висели истерзанные сапоги, грязные и мокрые портянки вылезли из них наружу. Большое круглое лицо было черно, как голенище, и все, от широкого лба до подбородка, исписано морщинами, которые теперь были особенно заметны. «Сатана кривоногая, — подумал Оспан, жмурясь от ослепительного тепла. — Чистая сатана, и уши большие, как лопухи, только рогов не хватает…»

— Ну, а где же долгожданный ложок, старик? — перестав смеяться, спросил Вепринцев.

— Вот он, ложок-то, — показал Оспан чубуком трубки. — Считай, дошли, теперь до него рукой подать…

Но все так устали, что не в состоянии были двигаться дальше. Как только они спустились по камням к зеленой поляне, один за другим попадали в теплую и мягкую, как начес шелка, траву и заснули.

33. Тагильцев открывает тайну Илюше

Весь остаток дня отдыхали — так распорядился Вепринцев, — приводили в порядок поизносившуюся одежду и снаряжение. Гурий, за обедом перехватив лишку, спал, оглашая полянку глубоким прерывистым храпом. Оспан давно ушел в горы, прихватив с собой ружье. Только один Вепринцев не находил себе места. Был он сегодня необыкновенно подвижен и весел. То ворочал десятипудовые камни, то, словно медведь, озорства ради, начинал гнуть к земле высокую прямую березу, то, как легкомысленный подросток, бегал вдоль крутого обрывистого берега, спуская к воде шумящую осыпь древних камней. Будто ядреный хмель буйно играл в его мышцах. И все ему сегодня было мило и хорошо, всеми он был доволен, всему был рад.

— Эй, Стриж! Пойдем на ту горку сбегаем, — крикнул он, запустив в дремавшего карманника увесистой зеленой шишкой.

Тот вскочил и схватился рукой за бок.

— Мне и здесь неплохо.

— А может быть, сбегаем? — засмеялся Вепринцев и запустил в Стрижа еще одну шишку.

— Пошел ты к черту со своими игрушками! — заорал Стриж, схватив подвернувшийся камень.

— О-о, ты кажется, всерьез?!

— А ты шутишь?.. У меня от твоих шуток, наверно, бок почернел, как свиной окорок.

Вепринцев захохотал, с силой размахнулся и закинул последнюю шишку далеко в воду. Немного постоял и пошел один. Под его тяжелым шагом сухо трещал валежник. Иногда чуть не из-под самых ног с тревожным криком срывались молодые глухари. В одном месте у него из-под носа рванулся дикий козел — гуран, и так отрывисто и страшно рявкнул, что Вепринцев даже присел, обхватив руками большой крапчатый валун. «Ох, черт возьми! И чего только нет в этой тайге!.. Кажется, только удавов и обезьян, остальное все есть. Еще, может быть, для крокодилов неподходящий климат…» Он подобрал палку потолще и подлиннее и стал подниматься выше. Теперь он шел смелее, размахивая вокруг себя суковатой дубиной, и орал во всю глотку.

— Ого-о-о-о, ого-о-о-го-го!

Поднявшись на вершину горы, Вепринцев с трудом забрался на голую и горячую скалу, обросшую с теневой стороны сухим хрупким лишайником. Глубоко внизу распростерлась обширная падь, вся в темной курчавой заросли. По одну сторону пади — скалистый, чуть не под самое небо хребет, тот самый, в черной утробе которого прекрасной жемчужиной таилась пещера, по другую — гряда невысоких косматых сопок.

— Вот и ложок, — со вздохом облегчения произнес Вепринцев. — Олений ложок! Теперь ты никуда не уйдешь от меня, никуда… Вот где ты!.. — потряс он мохнатым большим кулаком. — Ах ты, ложо-о-к. Оспан все же молодец, что привел нас через эту дыру прямо к ложку, а не на Заречную сопку… Там, возможно, уже ничего не осталось, а здесь пока нетронутый заповедник. И Дурасов больше всего рассчитывал на это место…

Он достал из кармана записную книжку и долго рассматривал условную схему местности, потом внимательно поглядел вокруг, опять — в книжку.

— Так и есть… — рассуждал он сам с собой. — Дурасов говорил, что от этой высокой горы нужно отступить вправо, отсчитать две сопки, так, кажется? — Он поднял голову и стал считать: — Одна, две три, четыре… что за ерунда? Я, кажется, ошибся? — Он снова пересчитал, тыча в пространство пальцем. — Ага, вон та самая… приплюснутая, как деревенский каравай хлеба, о ней он и говорил… Да-да, вторая от края… И там этот глубокий шурф, в который надо спуститься… Только одно небо увидит, как я вспорю толстое брюхо у этой сопки и вырву оттуда двенадцать пудов червонного металла… Ну что же, на первый случай это не так уж плохо, а там другие сопки… — Он улыбнулся и спрятал книжку в карман.

Сгущались сумерки. Внизу клубисто и бойко задымил костер. О неприступную скалу в тревожном отчаянии билась разгневанная река; где-то в глубине пади тоскливо заскрипело старое дерево. Вепринцев поежился от свежего ветра и стал торопливо спускаться с горы…

Если Вепринцеву при виде Оленьего ложка, лежавшего теперь у них под ногами, рисовались заманчивые перспективы и хотелось кричать во все горло от неуемной радости, то Семену Тагильцеву было не по себе. Особенно испортилось его настроение после выхода из пещеры, когда на вопрос, скоро ли они доберутся до Заречной, Оспан ответил, что Заречная осталась в другой стороне и что туда они попадут не иначе, как на обратном пути. «Вот это называется удружил… — выругался в душе Тагильцев, — Ах же ты, старый хрыч!.. Ну а как же я, дурная голова, раньше не подумал, что мы, залезая в эту пещеру, отступаем от маршрута?..»

Теперь он все больше убеждался в том, что возможность связи с капитаном Шатеркиным, о которой он не переставал думать все эти дни, окончательно утеряна. Первая встреча, которая должна была состояться еще в Рыбаках, не состоялась по неизвестным причинам. Вторая встреча была назначена в районе Заречной сопки. Тагильцев хорошо понимал безнадежность своего положения и не видел выхода из него. Он уже теперь ничего не мог изменить, все сложилось так, как нужно было не ему, а Вепринцеву. Что же делать?