Страница 2 из 52
— Отчаянная самоуверенность! Может быть, второпях потерял?
— Нет, вполне сознательно оставил. В этом и заключается новое. И вы знаете, что сказал этот вор, когда я с ним беседовал?
— Расскажите, расскажите.
— Он говорит, что это последняя новинка Запада. Крик западной преступной моды! А он — вор-стиляга! За границей, говорит, воры — народ деликатный, образованный, и, бывая на деле, обязательно оставляют что-нибудь в память о себе, какой-нибудь сувенир, что ли. Ну вот и он решил с некоторых пор преклоняться перед воровским культом Запада.
— Вот оно что… Ну, все это уж не так ново и модно для воров, Николай Иванович. Важно другое: как к нему дошла эта мода?
— Ого! Он хотя и молод, но уже успел побывать в Австрии, во Франции. Восьмилетним мальчишкой вместе с матерью был увезен немцами… Недавно вернулся на родину.
Сергей Владимирович задумчиво побарабанил по столу пальцами. Он, старый профессор-криминалист, много встречал за свою многолетнюю практику самых неожиданных способов преступлений: то дерзких, то до смешного наивных и глупых — он знал, что нет границ а пределов «изобретениям» в этом позорном деле. Воровской «почерк» всегда строго индивидуален. Сколько на свете преступников, столько и способов преступлений. Случай, о котором только что рассказал Шатеркин, заинтересовал его.
— Н-да… — в раздумье произнес профессор. — А ведь насчет сувениров он сказал правильно. Это вполне объяснимо, Николай Иванович: работают, подлецы, вместе с полицией! Чего проще? Вор с именем, какой-нибудь профессионал с этакой громкой романтической кличкой, ограбил ювелирный магазин, хапнул солидный куш. На место происшествия вызывается по всем правилам сыскная полиция. Приехали, посмотрели: в витрине или где-то на прилавке лежат старые часы с истертым ремешком — и все ясно. Соблюдаются необходимые в таких случаях формальности, хозяину магазина выдается официальный документ полицейского ведомства — он получает страховые, полиция и воры делят пополам украденное. Всем хорошо! А уж когда нет этого сувенира на месте происшествия, преступника надо искать. И его обязательно найдут…
Данилин опять вылез из своего тесного кресла, тяжело ступая, прошелся по большому мягкому ковру, сухо покашлял.
— Капиталистическое окружение дает нам не только шпионов и диверсантов, оно дает также дурной пример и вдохновение мелким преступникам. Об этом всегда надо помнить… А к этому случаю приглядитесь получше.
Наступила продолжительная пауза. Перед глазами Шатеркина стоял вчерашний преступник: с острой куриной грудью, долговязый, как чахлое растение. В лице — наглая самоуверенность и вызов, на безымянном пальце левой руки — золотой перстень с крупным дорогим камнем. Шатеркину кажется, что он и сейчас слышит его неприятный слюнявый голос: «Прошу прошения, капитан, я не Роман Онучин, я — Том Штюбер!»
Профессор подошел к письменному столу, открыл толстый учебный журнал.
— Так что же, студент, приступим к делу?
— Я готов, Сергей Владимирович.
— Вот и отлично. Сегодня, кажется, девятнадцатое июля?
Но только Данилин перевернул листок откидного календаря, сделал отметку в журнале и начал обдумывать вопрос для Шатеркина, на столе задребезжал телефон. Профессор, недовольно поморщившись, взял трубку.
— Да, я слушаю… Кто?.. Ах, вон что… — хохлатые брови нависли над глазами. — Но, батенька мой, он в настоящий момент не начальник отделения, а всего-навсего студент и сдает зачет… Неотложное дело?.. В таком случае подчиняюсь вашему указанию, товарищ старший лейтенант. Но учтите, ответственность за последствия ложится на вас, — пошутил Данилин и, передавая трубку, проворчал:
— Везде разыщет.
— Слушаю, Алексей Романович… Что? — отрывисто переспросил Шатеркин, дунув по привычке в решетчатый микрофон. — Обнаружен человек?.. Понятно. Доложите полковнику — выезжаю на место.
Шатеркин осторожно положил на рычаг трубку и виновато поглядел на профессора. Данилин пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, Николай Иванович. Зачет по криминалистике не состоится по вполне уважительной причине. Ступайте сдавать ее на живом деле, да не провалитесь, двойка на живом деле — непростительно!
Шатеркин торопливо застегнул, папку и, простившись с Данилиным, быстро вышел из кабинета.
2. Труп под черемухой
Старший лейтенант милиции Котельников встретил Шатеркина у подъезда. Он был, как всегда, подобран и энергичен в движениях.
— Все готово, Николай Иванович, выезжать можно сию же минуту. Что касается этого дела, я тут…
— А где доктор? — нетерпеливо спросил капитан.
— Он уже выехал и будет ждать нас на месте.
Котельников торопливо, короткими затяжками, докурил сигарету и сильным ударом ладони выхлопнул из янтарного мундштучка окурок.
— Риф готов?
— Будьте покойны! У старшего лейтенанта милиции, как у хирурга, все в полном порядке.
Они забежали во двор, и едва дежурный милиционер успел растворить большие железные ворота, на улицу с оглушительным треском выкатил мотоцикл. Шатеркин сидел за рулем, Котельников — позади него, на втором сидении, а в прицепной пассажирской лодочке, беспокойно поводя носом, с надменной важностью поглядывала по сторонам большая остроухая овчарка Риф.
Машина шла с большой скоростью по широкой асфальтированной трассе. Теплый и цепкий ветер во весь голос распевал озорную неугомонную песенку, туго хлестал в лицо. По обочинам дороги в неудержимом галопе мелькали одинокие сосны, кусты шиповника, а дальше, словно в хмельном свадебном хороводе, кружились нарядные пригородные дачи, сады, затянутые розовой дымкой, стеклянные крыши оранжерей. Еще дальше возвышались горы, покрытые сплошным темным лесом.
На повороте, откуда шоссе почти под прямым углом уходило в сторону леса, стоял милиционер. Шатеркин затормозил машину.
— Вам направо, товарищ капитан. Вот по этой тропке.
Оставив мотоцикл милиционеру, Шатеркин и Котельников свернули с шоссе, прошли сотни три метров по мелким, цепляющимся за одежду кустарникам и оказались на берегу полноводной и широкой реки.
Риф рвался, беспокоился и так натягивал поводок, что он, соприкасаясь с кустами, звучал, как струна. Котельников еле сдерживал бег собаки.
Почти у самого берега их встретил судебно-медицинский эксперт — пожилой человек с острой седой бородкой. Он стоял под деревом и задумчиво раскачивал в руках объемистую медицинскую сумку.
— Здравия желаем, Афанасий Петрович! — крикнул на ходу Котельников, приветливо улыбнувшись. — Как добрались?.
— Алексею Романовичу, мое почтение! — тем же тоном ответил доктор. — В полном порядке.
Они подошли поближе и остановились.
На берегу, в пяти шагах от воды, под коренастой ветвистой черемухой лежал человек. Лежал он спокойно и кротко на правом боку, лицом к дереву. Как будто утомленный путник забрел сюда в холодок, укрылся от изнуряющего зноя и крепко заснул.
— Мужчина… и не старый, — приглушенным голосом сказал доктор.
Все молчали.
Острый наметанный взгляд капитана Шатеркина быстро скользил с одного предмета на другой, задерживаясь на едва приметных деталях. Вот он остановился на неудобно откинутой руке, на слабо зажатом в непослушных пальцах «Вальтере», на взведенном курке, готовом снова повторить свой смертельный удар…
— Самострел? — спросил доктор, ожидающе взглянув сперва на Шатеркина, потом на Котельникова. Ему никто не ответил.
А придирчивый взгляд Шатеркина продолжал свой круговой путь — по берегу, по примятой траве…
Капитан приготовил фотоаппарат, несколько раз щелкнул с разных позиций, затем коротко приказал Котельникову:
— Пустите Рифа.
Старший лейтенант отстегнул сворку — Риф беспокойно заметался. Он обежал человека, обнюхал его широкое монгольское лицо, ноги, руки, примятую возле него траву, золу потухшего костра в сторонке. Влажный чувствительный нос собаки напряженно работал.