Страница 87 из 186
— Останься, святой отец, — молвил князь.
Амфилохие Шендря вернулся на свое место у иконостаса. Лишь тогда господарь заговорил.
— Знает ли старый боярин и друг наш, зачем я призвал к себе его сыновей? — спросил он.
— Знает, что ты призвал их, государь, служить в крепости, и радуется.
Князь улыбнулся и кивнул.
— Нам нужны добрые воины, конюший Маноле, — обратился он к старику.
— Государь, — ответил тот, — сыны мои для того и родились.
— Приятно слушать такие речи, друг наш честной конюший. Настанет время, когда понадобятся люди крепкие и бесстрашные. Господь велит готовиться к священной войне. И рядом с нами должны быть только те, что не ведают сомнений. Среди них чаю видеть и сынов твоих. Я хорошо узнал их. Жизнь свою я прежде всего вверяю им.
— Славный государь, покуда они дышать будут, не сомневайся в них.
Князь опять кивнул, довольный словами старика.
Внутри у Симиона все напряглось, как струна. Ему тоже хотелось заявить о своей непоколебимой верности, но от волнения он не мог произнести ни звука. Зато Маленький Ждер снова обрел дар речи: вытаращив глаза, он собрался с духом, чтобы заговорить.
— Ионуц Черный желает что-то сказать, — заметил с улыбкой князь.
— Преславный государь, — смело заговорил Маленький Ждер, решивший напомнить о своих друзьях, — ты изволил призвать двух охотников, сыновей старшины Кэлимана. Они здесь и дожидаются твоего милостивого зова. Это усердные и достойные мужи. Оба они крепки духом, как никто из слуг твоей светлости.
— И то верно: кажется, мы их тоже позвали. Ведь мы звали их, отец Амфилохие?
— Звали, государь. За ними-то я и собирался сейчас сходить. Небось заждались, подпирая стену дворца.
Ионуц рассмеялся.
— Преславный государь, если один покрепче упрется, так она рухнет.
— Кто же именно, друг Ионуц?
— Онофрей Круши-Камень, государь. А второго зовут Самойлэ Ломай-Дерево.
Князь рассмеялся. Архимандрит вышел за сынами Кэлимана и вскоре привел их к дверям часовни. Остановившись, он сказал им:
— Слушайте меня, чада мои. Как только войдете в комнату, не забудьте преклонить колени перед государем и поцеловать ему руку.
Братья одновременно кивнули, пробормотав что-то невнятное. Затем нагнули головы, точно собирались вышибить дверь. В это время рында открыл ее. Сыны Кэлимана остановились в нерешительности.
— Входите! — приказал им Амфилохие Шендря.
Войдя в часовню и увидев иконостас, братья торопливо перекрестились. Затем, подняв глаза, обнаружили слева от себя приятеля своего Ионуца и воспрянули духом.
— Ионуц, а сам-то государь где? — осведомился Онофрей.
— Тут он.
Они повернули головы направо и увидели сидевшего в кресле князя Штефана. С минуту они колебались, не зная, как лучше поступить, затем бухнулись на колени. Плиты задрожали. Самойлэ рассудил, что князь слишком далеко, и протянул руку, чтобы пододвинуть кресло поближе к себе. Но догадливый Онофрей Круши-Камень нашел более подходящий выход. Он пополз к креслу на коленях, и Самойлэ последовал за ним.
— Слушайте, достойные служители, — обратился к ним князь, — вы — лучший дар, который мог мне сделать старшина Некифор.
— Старшина Некифор — наш, стало быть, родитель, — начал было Онофрей.
Ждеры сделали ему знак молчать.
— Молчу, молчу, — пробормотал он.
Князь велел им подняться и подождал, пока они успокоятся.
— Честной конюший, — обратился он затем к старому Ждеру, — выслушай мое желание и проследи, чтоб оно было выполнено. Ровно через неделю, то есть в пятницу одиннадцатого сентября, мы выйдем охотиться на зубров под горой Чахлэу. Старшине Кэлиману велено быть в Хангу в четверг вечером с гончими и десятью старшими охотниками. Мы тоже будем там вечером в четверг с немногими боярами. Вот эти верные мои слуги будут нас сопровождать. На утренней заре в пятницу старшина Некифор поищет следы зверя, после чего мы выйдем с охотниками и псами. А где сделать полуденный привал, — там видно будет.
— Неужто зубры показались под горой Чахлэу? — удивился конюший Маноле.
— Вот так же удивился и старшина Кэлиман, — улыбнулся князь.
Онофрей поднял голову.
— Один там водится. Да на памяти людской еще никому не удавалось настигнуть его.
— А мы его настигнем, — решил князь.
Онофрей опустил голову. Он держался иного мнения. Но раз князь так сказал, кто ж посмеет перечить ему?
— Но это еще не все, — продолжал князь, глядя с улыбкой на братьев Ждер. — Выслушай меня, конюший Симион, и рассей мое недоумение.
— Слушаю, государь, — встрепенулся Симион.
— Вчера я отправил новую грамоту нашему боярину Миху, укрывающемуся во Львове. Дважды я просил короля выдать его. Дважды посылал грамоты о прощении. Но король не выдал его, и Миху не повинился. Теперь вот прощаем его в третий раз и опять зовем. Много горестей выпало нам на долю из-за козней князей и бояр-беглецов. Пора положить конец раздору. Пусть беглецы воротятся в свою отчину. Не сегодня-завтра господь подаст знак христианам начать войну. Что ты на это скажешь, конюший Симион?
— Скажу, надежа-государь, что все на свете должно покориться твоему велению.
— Так ты думаешь, что боярин Миху воротится?
Симион промолчал.
— А ты как полагаешь, отец Амфилохие?
— Полагаю, коли дозволено мне будет сказать правду, что логофэт Миху и на этот раз не даст доброго ответа.
— А ты как мнишь, конюший Маноле?
— Я знаю логофэта Миху, государь. Упрямый и спесивый боярин. Не думаю, чтобы он воротился.
Маленький Ждер в волнении зашевелился, и по напряженному его взгляду видно было, что он тоже хочет вы разить свое мнение. Симион Ждер положил ему руку на плечо, затем повернулся к князю…
— Дозволь, государь, сказать, что мы оба думаем — я и брат мой Ионуц.
— Говори, конюший Симион.
— Мы думаем, преславный господин, что логофэт Миху придет и припадет к твоим стопам.
Князь поднял брови, глядя куда-то в сторону. Вряд ли он в эту минуту думал о старом боярине Миху.
— И придет он туда, куда ты соизволишь указать ему, государь, — подтвердил Симион Ждер.
— Когда же это может случиться, честной конюший? После нашей свадьбы?
Симион потупился. Скрывая улыбку, Ионуц устремил взгляд в угол комнаты.
ГЛАВА IX
Княжья охота и могучий зубр у Белого источника
Князь неожиданно покинул Сучаву со своими охотниками и служителями, оставив портаром в Сучаве нового боярина Хэрмана. В дружине лучников, сопровождавшей князя, было двести человек под началом нового второго постельничего Симиона Ждера. Часть охотников старшины поспешила вперед. Рэзеши трех краев сели на коней, чтобы встретить господаря в Пинириге. Проводив его до долины Ларгу, откуда видна уходящая в облака гора Петру-водэ, отряды рэзешей разделились на две части: одни поднялись вверх по течению Бистрицы и остановились в Борке, другие спустились по той же долине вниз и разбили стан в Кэлугэрень, около Пьятра-Дьяволулуй.
Отроки разостлали скатерть на поляне у подножия горы Петру. На опушке елового бора близ русла ступенчатых горных потоков лежали осыпи камней: самые большие глыбы давно занесло землей. Вокруг них тут и там на каменистой почве рос зимовник. Это было последнее, осеннее убранство земли. В чашечки цветов бледно-голубого, небесного цвета уже не забиралась ни одна букашка. Кругом было тихо, только высоко над головой свистел ветер. Кроны берез и черешен в долине казались слитками старого золота и меди.
Горные пастухи получили позволение предстать перед князем и поднести ему подарки: кадки брынзы и откормленных барашков. Штефан принял чабанов среди осыпей и редких кустиков зимовника.
За каждым из восьми гуртовщиков следовал молодой овчар, ведя в поводу осла, нагруженного подношениями. На краю поляны в сорока шагах от господаря они пали на колени и обнажили головы, положив рядом с собой барашковые шапки. Овчары тоже преклонили колонн. Ослы стояли беспокойно и то и дело принимались громко реветь, напуганные шумным сборищем княжьих служителей и охотников. Так много людей еще не бывало никогда в этих местах.