Страница 128 из 186
— Думал.
— Правильно делал. Подумай и о другом. Прикинь, сколько злобы против тебя накопилось у твоего завистника, и если бы рука моя служила ему, то я нашел бы удобный случай пустить в ход вот этот тонкий и острый кинжал, который ношу за поясом. Мой удар был бы нанесен справа, и ты, будучи левшой, не смог бы защититься. Это оружие придумали итальянцы и пускают его в ход, когда им нужно сократить число своих «друзей».
С этими словами постельничий быстро вытащил стилет и, улыбаясь, протянул его Ионуцу:
— Дарю его твоей милости. Быть может, он когда- нибудь тебе пригодится.
— Благодарствую, честной постельничий. Пока говорил я, пока слушал твою милость, пока надвигались тучи, — я все время думал. Все сомнения, что терзали меня, я сброшу в воды Озаны. Сейчас у меня остался лишь страх перед опасностью, которая мне грозит, и я хочу быть готовым к защите.
— Видно, у тебя страх и решимость уживаются вместе, между ними находится смелость.
— А ты уже успел все взвесить и оценить. Так вот что я надумал, честной постельничий. Пусть твоя милость, не теряя ни минуты, соблаговолит подняться в крепость с двумя нашими слугами, а там ты, предъявив приказ господаря, попросишь у пыркэлаба сыновей Некифора Кэлимана — Онофрея и Самойлэ. Я же тем временем слетаю к одному из моих братьев, отцу Никодиму, монаху святого монастыря Нямцу. Я посоветуюсь с ним и надеюсь найти у него помощь. Не пройдет и трех часов, как я вернусь, а твоя милость пусть ждет меня со слугами на берегу Озаны на том месте, что называется Большая Ель. Там мы с тобой встретимся и сделаем привал. Пока наши кони будут пастись на берегу, мы поспим, а к полуночи, когда взойдет луна, двинемся в Сучаву.
— Да будет так, — ответил постельничий Штефан. — Однако ты лучше возьми с собою своего слугу; быть может, он понадобится тебе.
— Он останется заложником… — улыбнулся Ждер.
— Чтобы следить за мною?
— О нет! Если ты так думаешь, я возьму его с собой. Я вижу, старые олени сильнее охотников. Георге Ботезату лишь укажет тебе путь, а потом поедет за мной.
Весело глядя друг другу в глаза, они рассмеялись, потом еще постояли, наблюдая, как огромная туча наползает на солнце.
До заката оставалось еще часа четыре. Ждер вскочил на коня и, не задерживаясь больше, погнал в сторону монастыря. Постельничий Штефан подождал немного, провожая юношу улыбкой, — Ионуц пришелся ему по душе; затем подал знак татарину, и тот тронулся впереди по дороге к крепости.
ГЛАВА IV
Ночные дороги
Пыркэлаба Арборе в крепости не было. Он уехал днем в Вынэторь держать совет со старшиной Некифором, как укрепить стеной берег Озаны, так как крепостному валу стали грозить оползни. Нужны были люди, лошади и подводы, а жители села Вынэторь обязаны были нести эту повинность.
В воротах появился маленький, кругленький человек — седой благообразный помощник пыркэлаба шатерничий Некулай Мереуцэ из Пипирига. Он приказал спустить подъемный мост, затем подошел к гостю, проверил грамоту и повел его в покои для приезжих.
Постельничему понравилось в крепости: на башнях дежурили немецкие наемные ратники, везде царил строгий порядок, свойственный большим крепостям, словно тут каждую минуту ожидали вести о начале войны. Однако, благодарение богу, время было мирное, что и поспешил доказать шатерничий Некулай, отдав распоряжение челяди принести для гостей хлеб, брынзу и вино.
Крепостным служителям, обремененным заботами, постоянно приходилось бодрствовать, они не имели возможности чревоугодничать, готовить вкусную еду и довольствовались лишь овечьим сыром да плодами пашен и виноградников; всего этого было вдосталь, и постельничий не заставил упрашивать себя дважды. А сев за стол, сказал:
— Шатерничий Некулай, хочу я, чтоб ты еще раз выслушал те два повеления, из-за которых я приехал сюда.
— Честной постельничий, я все понял. Мы готовы по приказанию господаря принять княгинь Раду-водэ. Для них приготовлены две побеленные горницы, и мы распорядимся, чтобы для услуг им прислали двух цыганок из Думесника.
— У княгинь свои слуги.
— Знаю, как может быть иначе! Что касается двух служителей — Онофрея и Самойлэ Кэлиманов, — повремени. Мне надобно узнать, где они: ведь оба несут дозорную службу посменно с немцами, живущими в крепости. Но случается, эти немцы иногда уходят в город и там пропускают по чарке-другой. А потом затевают кутерьму, хоть мы и стараемся держать их в строгости.
— В таком случае, шатерничий Некулай, проверь, здесь ли нужные нам два служителя?
— Твоя милость хочет взять их с собой?
— Да, я возьму их с собой. Я ведь показывал тебе приказ, в котором говорится о служителях, кои мне понадобятся.
— Приказ я видел и готов ему повиноваться, но не лучше ли подождать, когда вернется его милость пыркэлаб Арборе?
— Я бы с радостью подождал, чтобы увидеть пыркэлаба, однако до заката солнца мне надлежит покинуть крепость и ехать в Сучаву. Понятно это твоей милости?
— Понятно, как может быть иначе? А пыркэлаб-то скоро вернется.
— Ну и хорошо. А пока, шатерничий Некулай, отведаю-ка я яства, которые ты соизволил мне предложить, и выпью чару вина за твое здоровье. И пусть тотчас же зададут коням ячменя.
— О конях я позаботился, честной постельничий. А вина ты должен выпить не одну, а две чары, ибо и я желаю поднять чашу за здоровье гостя.
— Пока мы будем допивать вторую чашу, пусть сюда придут Самойлэ с Онофреем, хочу их увидеть.
— Ну да, как может быть иначе! И ежели дело спешное, все будет тотчас исполнено.
Когда шатерничий и Штефан Мештер выпили по второму кубку, в дверях появились сыновья Кэлимана. Двери оказались для них столь низкими, что, когда они, кланяясь, предстали перед его милостью постельничим, оба потирали себе лбы.
Постельничий долго смотрел на братьев, изучая их. Покачал головой. Сказал:
— Ладно. Приготовьте своих коней, одежду и оружие.
— А для чего? — осмелился спросить Онофрей.
— Я прибыл для того, чтобы взять вас на государеву службу.
— Ну, что ж, мы готовы, — произнес Онофрей густым басом.
Самойлэ добавил высоким, словно нарочито измененным голосом:
— Оружие при нас, а кони и смена одежды у бати.
— Не мешкая отправляйтесь домой и возьмите все, что нужно. Затем прибудете к Большой Ели, что на берегу Озаны, где вас будет ждать конюший Ионуц Ждер. К закату солнца вам надлежит быть на месте.
Братья Кэлиманы поглядели друг на друга и улыбнулись, сверкнув зубами.
— Слышишь, братец, — проговорил Онофрей, — мы пойдем с конюшим Ионуцем.
— Слышу, я ведь не глухой. Это мне по душе. Будет рад и батя.
Когда они уже собрались уходить, постельничий задал им еще один вопрос:
— Который из вас Ломай-Дерево?
— Я, — похвалился Самойлэ.
— Стало быть, Онофрей — Круши-Камень?
— Верно, — обрадовался Онофрей, удивляясь догадливости незнакомого боярина. — Тогда нам нечего ждать, братец, надо отправляться и найти конюшего Ионуца.
— Сначала сделайте то, что я велел, а уж потом отправляйтесь к Большой Ели, — конюший будет там не раньше, чем зайдет солнце. Поняли?
— Поняли. Дозволь поклон тебе отдать, — ответил тонким голосом Самойлэ Ломай-Дерево.
Постельничий поглядел им вслед и, вздохнув, взялся за кубок.
— Добрые служители, — сказал он, — не горазды умом, но мужества и силы им не занимать стать.
— Иначе и быть не может, такими их создал господь, — подтвердил шатерничий Некулай Мереуцэ.
Все дела были сделаны, а пыркэлаб все не возвращался, — так всегда бывает с теми, кто ненадолго уходит, — и постельничий Штефан стал собираться в дорогу. Шатерничий Некулай попытался было удержать его, но чужестранный боярин отказался: недаром же он был некогда часовщиком — он умел определять время и в пасмурную погоду, и даже ночью.
Прошел короткий дождь, какой часто бывает в горах, и поднялся ветер. Но по тому, как он свистел среди елей, стихал, вновь подымался и вновь спадал, чувствовалось, что вечер будет тихим.