Бледная графиня

— Или вы боялись, быть может, что на вас падет подозрение, и, чтобы избавиться сразу от всех неприятностей, решили покончить с собой?

— Подозрение? На меня? — удивленно спросил Губерт, словно бы озаренный внезапной догадкой. Теперь он понял, с какой целью задавал ему вопросы следователь и что при этом имел в виду.

— Согласитесь сами, — продолжал тем временем Бруно, — что довольно странно слышать от вас о желании лишить себя жизни. Какие причины могли побудить вас к этому? Вы вполне обеспечены, имеете хорошее место, не знаете нужды, здоровы — чего еще может желать человек для нормальной жизни?

— Да уж. Сыт-то я бывал всегда, что правда, то правда, — отвечал Губерт, — но этого ведь недостаточно. У человека кроме желудка есть еще сердце и голова. Не у одних вас, и у меня тоже. В этом мы похожи. А коли есть голова и сердце, есть и мысли, и тоже не у одних вас, но и у меня. А теперь у нас обоих ничего не осталось в жизни, — добавил Губерт, и в голосе его зазвучала острая боль. — Теперь все кончено. Она умерла.

Бруно вопросительно взглянул на лесничего: тот, судя по всему, был сам не свой, путался в мыслях и словах, — в общем, выглядел просто помешанным. И асессор счел за благо отпустить его.

— Странный человек, — пробормотал Бруно, когда Губерт ушел. — И как сильно переменился, прямо-таки невозможно узнать. Теперь, пожалуй, не остается сомнений, что он и есть преступник.

VII. ПРИЗРАК СТАРОГО ВИТА

Там, где море омывало крутые береговые утесы, где ропот волн не смолкал ни на минуту, — там природа создала укромный, неприступный уголок, оберегаемый морем и скалами.

Казалось, со времен сотворения мира здесь не ступала нога человека, и это дикое место, это нагромождение каменных глыб, где даже в тихую погоду шумел прибой, сохранилось в неприкосновенном, первозданном виде.

Но что это шевелится в вечернем полумраке у подножия отвесных скал? Что это, почти такое же белое, как и окружающие меловые утесы, движется у самой воды, пробираясь между огромными глыбами? Человек ли это? Неужели природа так и не достигла своей цели, и некий смельчак, вопреки всем неприступным преградам, все-таки проник сюда? А как же слухи, что никто не может попасть в это место, не поплатившись жизнью? Не более чем легенда — порождение народного суеверия?

Но это, действительно, человек. Он двигается. Руки его до локтей опущены в воду, попавшую в расщелины во время бури. Он вылавливает из этих запруд рыбу и кладет в мешок, который лежит рядом, наполовину в воде.

Место это как раз находилось у подножия скал, на которых время от времени появлялся призрак старого Вита.

Сначала рыбаки, видя, что он кивает им, пробовали добраться до скалы, где он стоял, но каждый раз терпели неудачу и в конце концов вынуждены были отказаться от такого намерения. К тому же стоило им приблизиться к утесу, как призрак старого Вита исчезал, словно не желал завлекать их в это опасное нагромождение каменных глыб. А кивки его, по всей вероятности, были только приветствием, но вовсе не знаком того, что он нуждается в помощи.

Фигуру, которую мы только что описали, с трудом можно было назвать человеком. Длинные седые волосы, прядями спускавшиеся на плечи, издали в сумраке можно было принять за волнующийся под ветром ковыль. Длинная белая борода скрывала черты лица. Одежда настолько вылиняла от солнца, соленых морских брызг и вытерлась от постоянного соприкосновения с меловыми скалами, что невозможно было определить ее первозданный цвет. Закатанные штаны обнажали ноги до самых колен.

Взошла луна и бледным призрачным светом озарила живописную бухту между утесами, белые скалы с черными провалами расщелин, утихшую гладь моря и странное существо, которое занималось своеобразной рыбной ловлей.

Но вот лунный свет упал прямо на него.

Лицом он казался очень стар, но, по всей вероятности, седина и глубокие морщины свидетельствовали о тяжелых лишениях и пережитом горе, потому что сам он отнюдь не выглядел дряхлым или изможденным. Сейчас лицо и вся поза человека выражали усердие: он старательно вылавливал из воды рыбу. Должно быть, нарыбачил он уже немало — мешок был почти полон.

Вдруг старик поднял голову и, повернувшись в сторону скал, прислушался. Затем поднялся на ноги, мокрый до пояса, и стал взбираться по каменным глыбам к мрачной расщелине, которая была так высока и широка, что туда смело могло поместиться несколько человек сразу.

Следует заметить, что именно здесь всегда исчезала призрачная фигура старого Вита, так что никем другим человек и не мог быть, ибо никто другой попросту не смог бы попасть в это недоступное, негостеприимное место.

Ярко светила луна. Берег оставался по-прежнему пустынным. Мертвая тишина ночи нарушалась лишь плеском волн.

Но вот старик опять вышел из расщелины и стал спускаться к берегу. Там он взвалил на плечи мешок с рыбой и тем же путем вернулся назад в расщелину.

Заглянув туда, можно было увидеть хитросплетения расходящихся в разные стороны галерей, ходов и пещер. Старик вошел в одну из них — самую большую, напоминающую грот. С ее свода спускались серые причудливые сталактиты. С них постоянно капала вода. Лунный свет проникал неглубоко, стены пещеры терялись во мраке. Судя по всему, она была очень обширна и полностью природного происхождения.

Неровное дно пещеры из все того же известняка было всегда сырым, поскольку во время прилива море постоянно заливало его. Оставалось загадкой, как старый Вит мог обитать здесь? Кроме того, вода постоянно сочилась из боковой расщелины. К этой-то расщелине и направился старик с мешком рыбы за плечами. Оттуда доносились беспрестанные плеск и журчание. Из расщелины открывался вход в другую пещеру, по дну которой стекал к морю быстрый ручеек с прозрачной водой, вполне пригодной для питья. Дальше старику пришлось двигаться вброд. Узкий проход становился все темнее и темнее, но старый Вит, похоже, прекрасно знал дорогу: он быстро шагал вперед и даже не смотрел под ноги.

Ручей делался все глубже, а проход — уже и ниже. К тому же скалистое русло ручья все круче поднималось в гору и было очень скользким. Однако препятствия эти не смущали старика, он смело карабкался дальше.

Ручей вскоре вывел его на поверхность, и он, раздвинув заросли папоротника, оказался в одном из оврагов, густо заросших кустарником и травой.

Овраг этот находился между известковых скал. Склоны его, большей частью голые и пологие снизу, вверху становились почти отвесными.

Овраг, к которому только ему известным путем выбрался старик, был не так крут и глубок, как тот, в который упала Лили, и из него, хотя и с трудом, но можно было выбраться наверх. Для старика это оказалось делом привычным: цепляясь за выступы склона и корни растений, он вскоре достиг поверхности и перевел дух.

Только отсюда можно было определить, что этот сравнительно неглубокий и пологий овраг, по дну которого протекал ручей, находился неподалеку от того места, где погибла Лили.