Страница 34 из 61
— Я могу позвонить им.
— Спасибо за помощь, но лучше это сделает официальное лицо.
— Да-да, конечно.
— Можете сообщить им о случившемся и предупредить о том, что они понадобятся, но саму встречу организуем мы. Сегодня утром часов в одиннадцать. Идет?
— Я должен быть с ними, — сказал Перегрин. — Если можно.
— Пожалуйста, — разрешил Аллейн. — Спокойной ночи.
Перегрин рассеянно отметил про себя, что никогда прежде не видел лица, которое бы так меняла обычная улыбка. Воодушевленный этим явлением, он протянул руку.
— Спокойной ночи, — грустно улыбнулся он. — Одно служит утешением во всем этом кошмаре.
— Что же это?
— Вот. — Перегрин с нежностью посмотрел на маленькую перчатку и два обрывка бумаги, лежавшие перед Аллейном на столе Уинтера Мориса. — Знаете, если бы они пропали, то я в самом деле рехнулся бы. Вы… вы позаботитесь о них?
— Непременно, — заверил Аллейн.
После ухода Перегрина Аллейн так долго оставался молчалив и неподвижен, что Фокс решил кашлем напомнить о себе.
Аллейн склонился над реликвиями. Он вынул лупу из кармана и, аккуратно вывернув крагу, исследовал буквы «Г. Ш.», швы на перчатке и орнамент на тыльной стороне.
— Что случилось, мистер Аллейн? — спросил Фокс. — Что-нибудь не так?
— О-хо-хо, дорогой мой Братец Лис, боюсь, вы правы. И боюсь также, Перегрину Джею в утешении отказано.
Глава седьмая
Воскресное утро
1
— Я не стал стучать тебе, когда пришел, — сказал Перегрин. — Решил, что нет смысла. Все равно уже светало. Просто оставил записку, чтобы ты разбудил меня в семь. И, как ни странно, я заснул. И спал очень крепко.
Джереми стоял спиной к Перегрину, глядя в окно спальни.
— Это все? — спросил он.
— То есть?
— Больше ничего не случилось?
— Господи, тебе мало?!
— Не в этом дело, — сказал Джереми, не оборачиваясь. — Я хотел узнать, ты видел перчатку?
— Видел, я же тебе сказал. Сержант принес ее Аллейну вместе с документами, а потом Аллейн положил все на стол Уинти.
— Она не повреждена?
— Кажется, нет. Я ее не разглядывал. Мне бы все равно не позволили. Отпечатки пальцев и все такое. Они прямо-таки помешаны на отпечатках.
— Что они собираются делать с реликвиями?
— Не знаю. Наверное, отправят их в Скотленд-ярд до окончания следствия, а потом вернут Кондукису.
— Да, Кондукису.
— Мне надо вставать, Джер. Я должен созвониться с Уинти, актерами, дублером и узнать о состоянии мальчика. Слушай, ты ведь знаком с человеком, который поставил нам ковры. Позвони ему домой и скажи, что он просто обязан прислать нам рабочих завтра утром или лучше сегодня вечером. Необходимо заменить два или три квадратных ярда ковра на балконе. Мы заплатим им как за сверхурочные или как они захотят.
— На балконе?
— Да, — нервной скороговоркой пояснил Перегрин. — Ковер, что лежал под стеной, где был сейф. Там все в крови и мозгах Джоббинса. Весь ковер.
Лицо Джереми стало серым.
— Извини, конечно, я позвоню. — И он вышел из комнаты.
Приняв ванну и побрившись, Перегрин проглотил с отвращением два сырых яйца, политых ворчестерским соусом, и принялся звонить по телефону; неполадки со звуком на линии отнюдь не облегчали ему задачу. Было двадцать минут восьмого.
На южном берегу Темзы, в Саутуорке, суперинтендант Аллейн, оставив инспектора Фокса договариваться о дневных встречах, отправился в больницу св. Теренсия, где его проводили в палату Тревора Вира. Мальчик лежал за ширмой, тяжело дыша и не подавая иных признаков жизни. Что происходило сейчас в его отключенном сознании? У его кровати сидел констебль в форме, каску он сунул под стул, в руке держал блокнот. Аллейна сопровождали палатная медсестра и врач.
— Как видите, он в тяжелом состоянии, — сказал врач. — Он упал на ноги, и позвоночник вошел в основание черепа. Возможно, он также сильно ударился копчиком. Насколько мы можем судить, значительных внутренних повреждений не наблюдается. Правое бедро и два ребра сломаны. Сильные кровоподтеки. Можно сказать, ему чертовски повезло. Упасть с высоты двадцати футов!
— А что вы скажете насчет синяка на щеке?
— Вот тут возникают затруднения. Вряд ли это след от удара о спинку или ручку кресла. Скорее всего, мальчику со всего размаха двинули по физиономии. Хотя определенно утверждать не могу. Сэр Джеймс смотрел его. — Сэр Джеймс Кертис являлся патологом министерства внутренних дел. — Он полагает, что синяк на щеке — след кулака.
— Ага, значит, таково его мнение. Думаю, бесполезно спрашивать, когда мальчик придет в сознание?
— Абсолютно бесполезно, сказать ничего нельзя.
— А много ли он сможет вспомнить?
— Обычно события, непосредственно предшествовавшие инциденту, напрочь выпадают из памяти.
— Увы.
— Что? Ах да, потеря памяти для вас является крайне огорчительным явлением.
— Весьма. Можно ли измерить рост мальчика и длину рук?
— Его нельзя беспокоить.
— Знаю, но если бы можно было на минутку снять с него покрывало… Это очень важно.
Молодой врач задумался на секунду, затем кивнул сестре, и та откинула одеяло.
— Я вам очень благодарен, — сказал Аллейн три минуты спустя, накрывая мальчика.
— Если я вам больше не нужен…
— Да, большое спасибо, не буду вас задерживать. Спасибо, сестра. Я лишь переговорю с констеблем и уйду.
Во время измерения Тревора констебль стоял за кроватью.
— Вы тот парень, что приехал со «скорой»? — спросил Аллейн.
— Да, сэр.
— Вас надо сменить. Вы слышали об инструкциях мистера Фокса касаемо ногтей мальчика?
— Да, сэр, слышал, но уже после того, как мальчика вымыли.
Аллейн шепотом выругался.
— Но я случайно заметил… — Констебль с невозмутимым выражением лица вынул из кармана кителя сложенный листок бумаги. — Когда мы ехали в «скорой», сэр, мальчика накрыли одеялом, но одна рука свисала, и я заметил, что у него грязь под ногтями, как это часто бывает у мальчиков, однако сами ногти обработаны, Бесцветный лак и все такое. Тогда я пригляделся и увидел, что два ногтя сломаны, а остальные вроде как забиты красными ворсинками. Я вычистил их перочинным ножом. — И констебль скромным жестом подал Аллейну сложенный листок бумаги.
— Как вас зовут? — спросил Аллейн.
— Грантли, сэр.
— Хотите перейти в уголовный розыск?
— Очень хочу.
— Когда будете писать заявление о переводе, обратитесь ко мне за рекомендацией.
— Спасибо, сэр.
Тревор Вир издал продолжительный вздох. Аллейн взглянул на полуприкрытые глаза, длинные ресницы, пухлые губы, столь неприязненно улыбавшиеся в то утро в «Дельфине». Теперь это был просто рот больного ребенка. Аллейн коснулся холодного, покрытого испариной лба мальчика.
— Где его мать? — спросил Аллейн.
— Говорят, едет.
— Я слышал, с ней нелегко. Не оставляйте мальчика, пока вас не сменят. Если он заговорит, записывайте.
— Мне сказали, что он вряд ли скоро заговорит, сэр.
— Знаю, знаю.
Появилась медсестра с подносом, накрытым салфеткой.
— Хорошо, — сказал Аллейн, — я ухожу.
Он отправился в Скотленд-ярд, подкрепившись по дороге кофе и яичницей с беконом. Фокс уже был на работе. Он появился в кабинете Аллейна как всегда спокойный, рассудительный, подтянутый и чрезвычайно опрятный. Фокс кратко изложил последние новости. Близких родственников у Джоббинса, похоже, не было, но хозяйка «Друга речника» слышала, как он упоминал о двоюродном брате, служившем начальником шлюза близ Марлоу. Рабочие сцены и служители были проверены и исключены из списка подозреваемых. По их словам, ежевечерний осмотр театра всегда проводился с особой тщательностью.
Бейли и Томпсон закончили снимать отпечатки в театре, но ничего значительного не обнаружили. Из гримерных также ничего интересного извлечь не удалось, если не считать записки, написанной Гарри Гроувом и адресованной Дестини Мед, которую та беззаботно сунула в коробку с гримом.