Страница 33 из 36
Не зря Инес сказала: «Ты была не похожа на себя. Раньше я тебя такой не видела». Да, я испытывала необыкновенные чувства, и она — в отличие от меня — уловила это. Теперь мое увлечение так дало мне по башке, что я две недели просидела на бюллетене.
Я не пропускала учебу или работу по болезни со времен гимназии. Накупив йогурта, хлеба и яиц, я добрела домой и больше никуда не выходила, все крутила свой фильм. По нескольку раз в день надевала куртку — и вешала ее обратно в шкаф.
Эти две недели запомнились мне прежде всего перепадами настроений.
Временами меня обуревала злость на Бенни: он ведь тоже, черт бы его побрал, не желает поступиться ничем из своей жизни! Я, видите ли, должна переехать к нему, чуть ли не сразу бросить работу, ходить по струнке — вплоть до того, что согласиться отдать в руки Вайолет своего ребенка. Сам же Бенни пока не пожертвовал ничем. Сделал одну-единственную уступку — ремонт в спальне, и то даже не подумал спросить о моих желаниях. Упрямый. Своенравный. Требовательный.
В тот вечер я снова позвонила ему — чтобы отругать. Он опять не подошел к телефону. Негодяй…
А временами я подползала к зеркалу и видела свое зареванное лицо. Женщинам с моей внешностью нельзя плакать: при белесых ресницах еще и красная, опухшая физиономия. Я уродина, говорила я себе, никто, кроме Бенни, не разглядит во мне ничего хорошего. А он не только разглядел, но и показал мне. Благодаря ему я обернулась красавицей… теперь же его колдовские чары рассеялись.
В тот вечер я опять позвонила Бенни — выплакаться и молить о снисхождении. После двух-трех гудков я бросила трубку. Еще не хватает стать сопящим плакальщиком Стеном!
Больше я звонить не пробовала. Метания от одного образа Бенни к другому продолжались. То я представляла его себе в лесовладельческой кепке… или громко хлебающим суп… или со своим просторечным выговором бросающим мне излюбленные фразы консерваторов. А то видела его совсем иным. Вот он хохочет на крыльце Рябиновой усадьбы, жесткие вихры торчат в стороны, на коленях кошка, которую он гладит. Вот его мускулистые руки мечут сено в гигантские стога…
И я опять плакала и выводила строку за строкой в синей записной книжке. И, в зависимости от настроения, то вытаскивала из розетки телефон, то снова включала — в ожидании звонков, которых, как я знала, не будет.
Еще я помню, что минуты тянулись невыносимо медленно, их было слишком много для каждого часа и суток. Я постоянно смотрела на часы. И с трудом заставляла себя съесть хотя бы йогурт. Однажды, когда мне почудилось, что наступает острое истощение, я, зажав нос, влила в себя одно за другим три яйца. В основном я выживала на бульоне.
Такого кошмара со мной не творилось даже после смерти Эрьяна. И я не стыдилась перед покойным, который теперь вовсе изгладился из памяти.
Помочь мне перекантоваться могла бы Мэрта, но ее отправили в санаторий в Смоланде. К тому же пережитое ею было неизмеримо хуже того, чем мучилась я, — если ад может быть «хуже» или «лучше».
Так что я плакала и за нее. Через две недели я потащилась на работу. В библиотеке считали, что у меня был сильный грипп. Справку от врача видел один Улоф, который тут же сказал: если я хочу с кем-то поговорить, он всегда пожалуйста. Я знала, что разговор пошел бы мне на пользу, но не приняла предложение.
Я с головой ушла в работу, и это было прекрасно. Мое самочувствие хотя бы отчасти напоминало прежнее, только если у меня не было свободной минуты. Стоило мне вернуться домой (или даже пойти одной обедать), как с лицом начинали происходить всякие странности. Казалось, оно сложено из деталей конструктора и того гляди распадется на части. Ночью я, естественно, маялась бессонницей и перебирала в голове всё, чего мы с Бенни не сделали и уже никогда не сделаем. Каждую ночь придумывалось что-то новое. И конца этому занятию не предвиделось.
52
На днях я ездил в город и углядел там Дезире — впервые с тех пор, как мы расстались. У нас здорово потеплело, и она сидела за столиком уличного кафе. Не одна, с худым седоволосым мужчиной. Они склонились друг к другу и были увлечены разговором. Рядом лежала стопка книг. Я прошел совсем близко и рассмотрел, что верхняя, ясное дело, английская. Дезире была при помаде и в шикарной новой куртке небесно-голубого цвета. Волосы она отпустила длиннее обычного, и они слегка вились. Седоволосый чувак смеялся.
Мне захотелось дать ему в морду. Он, судя по всему, слабак. Если б Дезире улыбнулась ему своей каникулярной улыбкой, я бы перемахнул через ограду и врезал ему. Но она не улыбнулась.
В следующий раз надо отправить в город Аниту. Она уже должна справляться с делами не хуже меня.
После отпуска Анита, даже не посоветовавшись со мной, перешла в больнице на полставки. Мы по-прежнему жили вместе. Я научил ее водить трактор и теперь только привозил силос, а она его пакетировала. Мы стали прихватывать корзинку для пикника и кататься на велосипедах по округе. Каждую пятницу Анита покупала бутылку вина и брала напрокат видеофильм (один!).
Кстати, самый первый оказался… «Полицейской академией».
Правда, без Аниты я все равно врубал на полную мощность плейер. А в глубине сознания появилась новая Дезире — подкрашенная, хорошо одетая, в окружении мужчин, которые умеют вести себя в обществе и читают английские книги. Что ж, она получила то, к чему стремилась!
Я тоже.
Интересно, вспоминает ли она иногда меня? И что она собиралась сказать, когда в первое время звонила мне? Скорее всего, отругать за что-нибудь.
Мне ужасно хотелось сидеть с ней за тем столиком… и смеяться, и говорить, какая она красивая с помадой и в новой куртке. И видеть ее улыбку.
Но я сделал другой выбор, который, похоже, сулит мне сохранение усадьбы и обзаведение семьей. Так сложилось, что семья будет с Анитой, и, видимо, это не самый плохой вариант.
Честно сказать, я не верил, что у нас получится толк с Креветкой. Уж очень грозные силы она во мне пробуждала… и все еще пробуждает. Подумать только: хотеть набить морду незнакомому человеку! Вообще-то я никогда не доверял так называемым «бракам по любви», которые обычно начинаются с того, что тебя притягивает на танцах чье-нибудь декольте. Потом, если у декольте оказывается подходящий возраст и социальное положение, нужно пройти через обряд ухаживания (он включает в себя походы в кино, обеды в родственном кругу, посещение магазина ИКЕА и отдых на Родосе), после чего можно заказывать венчание в приходской церкви. А уж дальше все идет по накатанной, пока не наступит время обращаться к консультанту по семейным проблемам.
Примерно так же было и в ту пору, когда жену для сына выбирали родители. Ты точно знал, что тебе достанется женщина порядочная и воспитанная, а там нужно было лишь привыкнуть к ней, потому как рассчитывать на другую не приходилось. Я думаю, Аниту мать бы одобрила.
И мне кажется, мы с Анитой понимаем, что коль скоро и я, и она уже «не первой свежести», то обойдемся без романтики. Нам обоим нужна семья, обоим хочется не дать окружающим повод глумиться над старой девой и немолодым холостяком.
— Эта уже другой коленкор! — сказала Вайолет, когда впервые увидела Аниту. С Бенгтом-Йораном Анита была знакома давно.
Я выскочил на крыльцо и что было силы стукнул кулаком по перилам. Потом, правда, вернулся.
Моя двоюродная сестра не скучная и не ограниченная, хотя рассмешить меня так, как умела Креветка, она не может. С Анитой легко и просто, и она мне всегда нравилась. Но я не могу взять и влюбиться в нее… это все равно что начать вдруг распевать арии из опер. Не мое это, и все тут…
Сама она никогда не спросит: «Ты меня любишь?»
Слово «любить» применимо к массе вещей. Живешь себе на свете и любишь кошек, клубничное мороженое, водолазки и остров Ивиса[24], а потом оказывается, что надо «любить» одного-единственного человека… пока не разлюбишь его и не влюбишься в другого. По-моему, глупость на уровне «русской почты» [25].
24
Ивиса — испанский остров (с одноименным городом) в Средиземном море, один из центров туризма.
25
Детская игра, в которой водящему нужно из-за двери выбрать какого-нибудь игрока противоположного пола и определить, что с ним сделать: пожать руку, обнять или поцеловать.