Страница 8 из 49
На ней была клетчатая рубашка в мелкую желто-зеленую клеточку. На руке, которая ничем не занята и выполняла роль противовеса, болтался металлический толстый браслет.
«Ты обалдел, Сушников, если решил, что она из племени челноков. Так челноки не одеваются».
Женщина оглянулась, почувствовав на себе взгляд. Она не поняла, чей он, но Николай успел заметить загар, не каленый, заработанный на рыночной площади в мороз и сушь. Ее щеки, внезапно пришло ему в голову почти поэтическое сравнение, повторяли по цвету лепестки ноготков, любимых цветов… жены.
Да, любимых до сих пор. До сих пор, усмехнулся он, жены.
«Эта мысль — предупреждение?» — спросил он невесть кого. Но тут же отмахнулся, потому что женщина уходила все дальше. Сейчас дойдет до перекрестка и исчезнет, испугался он.
Она подняла руку, браслет соскользнул с запястья и замер, не доехав до сгиба локтя. Поправила коротко стриженные русые волосы. Он заметил грубые кольца на руке, такие же стильные, как браслет. Надя никогда не носила серебряных украшений. Только золото.
Испытывая странный восторг в теле, Николай высунулся в окно и тихо свистнул.
Женщина шла дальше.
Он откинулся на спинку кресла и тихо простонал. Подросток, недоросль, идиот. Разве такая женщина обернется на свист? Тогда… на что? Как ему позвать ее? С женщинами Сушников не знакомился ни разу с тех пор, как женился. А в то время, когда он знакомился, девчонки охотно шли на свист.
Николай уже собрался снять пальцы с ключа зажигания, выскочить из машины и побежать за ней. Но тихий рокот мотора — Жеребец сжалился над ним — остановил его. Бежать? Ничего глупее не придумал?
Ноги быстро нашли педали, руки легли на руль, а дальше все пошло на мужском автопилоте.
— Девушка! — тихо окликнул он, бесшумно подкатив к ней сбоку. Он удивился своему голосу, он сам не знал, что умеет говорить таким. — Девушка…
Мысль была одна, до незатейливости ясная: усадить рядом с собой и ехать. Не важно куда. Не важно зачем. Поскольку, кроме этой мысли, никакой другой нет, значит, нечего облечь в слова.
— Девушка… — снова позвал он.
Она так похожа на мальчишку-сорванца, на девчонок его юности. С такими беззаботно и весело. От них всегда пахнет свежестью, а не лекарствами. Крапивой, полынью, но не розами, обернутыми в целлофан, и перевязанными бантиком, — такие приносят в больницу…
«У тебя нет сердца, — укорил себя Сушников. — Надя тоже прежде пахла свежестью, тебе это нравилось. Она не виновата…
Да пошел ты! — отмахивался он от самого себя. — Скрипишь, как столетний дед».
— Девушка, я предлагаю вам… — наконец-то удалось прибавить три слова, вполне осмысленных, к одному, произнесенному трижды.
Она остановилась, опустила сумку на тротуар. Потом сложила руки на груди, посмотрела на него и спросила:
— Что вы предлагаете мне такого замечательного?
Он засмеялся. Ему понравился ее голос, но еще больше — интонация. Спокойная, ровная, уверенная.
— Я предлагаю вам прокатиться! — выпалил он чистую правду.
Она засмеялась:
— Не боитесь? — и засунула руки в карманы джинсов. Надо же, он удивился, джинсы в облипочку, а руки входят. Он заметил по движению кармана, что в правой руке что-то есть.
— У вас с чем? С перцем или?..
— Или.
— Я вас не боюсь, — засмеялся он, зазывно открывая дверцу и придерживая ее.
— Почему? — Девушка вскинула брови, они уехали высоко на лоб, туда, где нависала коротенькая редкая челочка. Он жадно всматривался в ее волосы. Никогда не гладил по голове женщину с такими волосами. У Нади длинные, их можно ворошить, запутаться. Можно гладить, но гладить волосы, не голову.
— Я смелый.
— Ага, вы — самый настоящий улан. — Она кивнула на надпись.
— Откуда вы знаете? — Теперь у Николая на лоб полезли не только брови, но и глаза. Он сам недавно узнал, что означает название его авто, и гордился своей осведомленностью. А еще больше ему нравилось удивлять несведущих.
— Читаю много, — фыркнула она. — Я люблю машины. Вашему «лансеру»… — она сощурилась, — четыре года.
— Ясновидящая. — Он шире распахнул дверцу. — Садитесь же скорей!
— Сумку на заднее сиденье? — спросила она, поднимая свой баул.
— Конечно.
Девушка села рядом, перекинула ремень через грудь, он бросил на нее быстрый взгляд и сказал:
— Николай.
— Августа, — ответила она, не глядя на него. Как будто не хотела увидеть еще одни изумленно выпученные глаза. Как у всех, кто впервые слышит ее имя.
— Я так и знал, что вы необычная особа.
— Августейшая, — согласилась она без тени усмешки.
— Наследственное имя? — догадался он, отъезжая от тротуара.
— Да. В нашем роду с материнской стороны имена повторяются через два поколения на третье. Мне вот так повезло. Августа. Коротко — Гутя.
Николай кивнул:
— Понял. Куда вас отвезти?
— На «Сельмаш». В гаражи. Там моя машина, позвонили, что она готова.
— «Мерседес» нынешнего года? — не удержался он от насмешливой колкости.
— Нет, — просто сказала она, — «Жигули», «шестерка», ей восемь лет. Но она еще ничего, бегает по проселку.
— А вы разве… не местная? — насмешливо произнес он расхожую фразу.
— Местная. Но у меня… отхожий промысел.
— Свитера? Белье? Или… — Он кивнул в сторону заднего сиденья, на котором разлеглась, словно большая подушка на две головы, клетчатая сумка.
— Или, — она кивнула, — БАДы.
— А что это? — спросил Николай и поморщился, пытаясь отыскать в голове хотя бы намек — из какой они области, эти БАДы?
— Никогда не слышали? — удивилась она. — А мне казалось, про них уже всем уши прожужжали.
— Только не мне.
— Это биологически активные пищевые добавки, — объяснила Гутя.
— Ах во-он что это, — протянул Николай.
— Я развожу их по селам. Точнее сказать, — Августа улыбнулась, — развожу деревенских людей на деньги.
— Легко поддаются? — спросил он, выруливая на ровное шоссе, вдоль которого стояли серые параллелепипеды пятиэтажек.
— Легко, если нащупаешь болевые точки. — Николай нарочито резко отшатнулся от нее, она засмеялась. — Не бойтесь, я не стану вам предлагать.
— Я подумал, вы будете… щу… то есть искать у меня болевые точки. — Она засмеялась, покачала головой. — Не станете? Но может, я только того и жду, чтобы вы мне предложили.
— А вам зачем? — Гутя окинула его профессиональным взглядом. Она научилась отличать с первого взгляда тех, кому нужен тот вид добавок, который приносит ей основной доход. У него гладкое лицо, с легким загаром, под глазами никаких мешков. Русые волосы, темнее, чем у нее самой, не топорщатся, лежат ровно. Она перевела взгляд на руки — в них никакой дрожи. — У меня специфические добавки.
— А от чего? — допытывался он.
— От самого главного недуга нашей родины, — нарочито печально вздохнула Гутя. — От «азов», как я называю эту болезнь. — Она сделала ударение на первом слоге. — От алкогольной зависимости то есть, — пояснила она, чтобы он не мучился догадками.
— Символично звучит — «азы», если перенести ударение на последнюю букву.
— Да. — Она усмехнулась. — Начало всего.
— Помогает?
— Тем, кто хочет сам себе помочь, — ответила Гутя, оглядываясь по сторонам, — помогает.
Николай ехал не спеша, ему не хотелось слишком быстро завершить этот путь, потому что впервые за долгое время ему так спокойно, как сейчас. Рядом сидит женщина из другой жизни, он просто болтает с ней.
— А на самом деле вы кто? — спросил он.
— Санитарный врач. Я окончила мединститут в Перми.
— Понятно. — Он кивнул.
Она ничего не спрашивает о нем, и это его… огорчает? Ей не интересно? А почему ей должно быть интересно? Она выйдет из машины через несколько минут — навсегда. Вероятность того, что они еще раз столкнутся в городе, ничтожно мала. Она не собирается отягощать себя новым знакомством, ясно видно. А он собирается?
— Жаль, это не для меня, — сказал он, — иначе я стал бы вашим клиентом.