Страница 64 из 66
Взлет произошел феноменально быстро, как подъем на лифте.
На самой дальней от меня площадке, на расстоянии футов пятнадцати, какой-то ребенок извивался и брыкался на руках у матери: «Мам, я боюуууууусь, я не хочу наверх! Ма-а-а-а-а-ам!»
Чертов вредитель, подумал я про себя. А вслух произнес: «Садист».
Потом я обнаружил, что ни Шэрон Крауд, ни Бакса на борту нет. Я осмотрелся: помимо матери вредителя и самого вредителя, среди прочих пассажиров на борту были двое тинэйджеров в белых анораках, справа от меня — молодая пара из Средней Азии, а рядом с ними стоял Кит. Пилотировавший шар австралиец находился за перегородкой; в руке он держал цепь, прикрепленную к горелке, за которую дергал время от времени, посылая огромные, гудящие столбы пламени под туго натянутый купол воздушного шара. Я глянул вниз: в проеме, огороженном рамкой прохода для пассажиров, быстро перемещался кадр в режиме зум-аут — участок парка Воксхолл-Кросс. Он разрастался, окружал вагончик, холм, «Эротические качели», каких-то субъектов, занятых непонятно чем, затем подставку, увитую горошком, на крыше «Воксхолл-Таверн» и наконец равноуменьшенные фигуры Шэрон Крауд и Бакса, которые под ручку удалялись в сторону метро.
Мой приятель, Кит, бывший грабитель банков, о чем я знал, хотя мы и не обсуждали его темное прошлое, забился в угол площадки, и когда я с ужасом посмотрел в его сторону, то увидел, как за плечом Кита исчезает Брокуэлл-парк, чтобы затем появиться уже у ног. Мы были на высоте двух сотен футов и все еще продолжали подниматься.
— Короче, никакого состязания, — крикнул Кит. — Так и знал, что они не отважатся. Собственно, мы тоже можем просто наслаждаться полетом. — Его суставы побелели, руки обхватили ограждение за спиной, лиловая штормовка развевалась на тугом ветру. Меня поразило, насколько стремительным оказался подъем: площадка раскачивалась на ветру во все стороны, точно воронье гнездо на шаткой опоре.
— Или ты не прочь партийку в го-шахматы, чтоб отвлечься? Лондон с такой высоты прямо как доска для го.
Кит повернулся посмотреть на город, уходящий вниз прямо под нами, я последовал его примеру. Австралиец о чем-то трепался, газовая горелка ревела, среднеазиатская парочка держалась за руки, ребенок хныкал, и все бы ничего, кабы не жуткие бородавки этой действительности. К востоку отсюда я уже мог различить проткнутый пузырь «Миллениум Доум» и зелень Тэддингтон-Лок на западе. Шар поднимался все выше, узлы городских улиц развязывались с пугающей скоростью, распрямлялись, образуя сеть из множества остроконечных квадратов, перекрестков, мест, где я свернул не туда.
— В точности как доска для го! — крикнул я Киту, еле заметному на фоне резкого неба. — Итак, начнем с…
— Го![61] — крикнул в ответ Орд, что я воспринял как приказ — уверен, это подразумевалось. У нас были в ходу такие мнемонические правила — у Орда и у меня.
Я снял с плеч парусиновый мешок. Среднеазиатская пара отступила назад, что-то бормоча. Мужчина старался поймать мой взгляд в попытке подчинить мои действия указаниям своего внутреннего Орда. Я увернулся от его властных лучей, равно как не стал обращать внимания на соответствующий шнобель женщины и ее развевающуюся черную чадру. Затем расстегнул клапаны футляра и достал из мешка простыню парашюта. Австралиец обратился к паре с просьбой придвинуться ближе ко мне — иначе они нарушали равновесие площадки. Орд издал дьявольский смешок. Как это на него похоже! Я поставил ногу на натянутый трос и перевалился через борт наружу Горизонт обрушился на меня гигантской серой волной, и я с криком полетел вниз, за пределы доселе изведанного.
Возвращение на планету людей
А потом он вернулся, неожиданно целый и невредимый. Не то чтобы он осознал, что вернулся, просто очнулся в комнате, полной знакомых чудищ — тестообразных великанов, на которых было отвратительное исподнее и которые, вместо того чтобы, так уж и быть, привести его в нормальное состояние, не приближались, а только ревели издалека. Издаваемые ими звуки были низкими, лихорадочными, призрачными. Никаких понятных ему знаков они не производили, и когда его терпение лопнуло, он бросился на них.
Понятно было только одно: его усыпили. Придя в сознание, он обнаружил, что оказался в психиатрическом отделении больницы, в комнате с мягкими стенами. Поскольку у него не сохранилось отчетливых воспоминаний о том, что находилось по любую из сторон этого мерзкого, пустого места, он ухватился за мысль, что уже бывал в похожем месте, слишком уж оно выглядело знакомым.
Чудища подходили ближе, прижимали свои острые рыла к крошечной панели ударопрочного дверного стекла. Время от времени они осмеливались войти внутрь, чтобы сделать ему укол, в ответ он опрокидывал на вошедших тарелки с едой и выливал на них питье. Однажды, когда он вел себя смирно, они убрали за ним нечистоты. Сказали ему, что у них собрана целая история подобных проявлений его поведения, так что они не собираются обращать внимание на его панические крики или безумные песнопения.
Боясь, что сошел с ума — ведь они были животными, — он вдруг осознал, что способен понимать их, несмотря на то, что длинные, лишенные волосяного покрова пальцы этих существ были слабыми и ничтожными. Одно из них заинтересовалось им, приходило к нему с блокнотом и ручкой, садилось рядом на легко чистящуюся поверхность. Когда он пытался описать то, что с ним было, со всеми необходимыми яркими подробностями, существо опасливо уворачивалось от его трясущихся пальцев. Если он решался дотронуться до него, существо тут же нажимало на кнопку, после чего немедленно являлись другие существа и усмиряли его, втыкая толстую иглу. Но если он держался в стороне от существа в белом халате, оно, боязливо его осматривая, согласно похрюкивало и изображало симпатию.
Он поведал существу, что оно и представители его вида кажутся ему жуткими и чужеродными, что шерсть должна быть по всему телу, а не только на продолговатых головах, как у них. Что их надбровные дуги нелепо лысые, а открытые участки кожи слишком незащищенные. Он рассказал ему, как поначалу толком не мог до конца постичь то, что они пытаются ему сообщить, потому что пальцы их рук были недостаточно подвижны, а пальцы ног скрыты кожаными чехлами. Признался, что поскольку не видит ни их анальных отверстий, ни увеличенных гениталий, то не может быть наверняка уверен, действительно ли они проявляют к нему симпатию. Добавил, что их запах для него невыносим, даже малой концентрации достаточно, чтобы забить его ноздри токсичными химикатами, отчего в носу свербит, и это кончается рвотой.
Когда, в свою очередь, существо спросило, что собой представляют животные, в основном населяющие те места, откуда он прибыл, то он ответил: шимпанзе, мы шимпанзе. Шимпанзе населяют всю землю, ходят по улицам на четвереньках, прыгают внутри государственных учреждений и лазают по деревьям в городских парках. Самыми яркими проявлениями общественной жизни, по его словам, были массовая случка и массовая стачка: целые стаи шимпанзе, шерсть дыбом. Затем он попросил существо дотронуться до него, приласкать, покопаться в его шерсти, как поступил бы любой заботливый шимпанзе, но собеседник по-прежнему демонстрировал полное безразличие.
Вместо груминга существо сказало ему, что он пребывает в заблуждении, что его воображаемое общество шимпанзе — всего лишь фантазия, основанная на книгах с уклоном в социальную сатиру и на фильмах в жанре научной фантастики. Существо сообщило ему, что шимпанзе были просто животными, не более того. Что в дикой природе их осталось около нескольких десятков тысяч и поголовье продолжает стремительно уменьшаться, поскольку на шимпанзе охотятся бедные племена, обитающие в экваториальных джунглях.
«Какие такие пии-лимина?» — спросил он. Непроизвольно последнее слово у него вышло чудно́, по-детски. Племена, объяснило существо, это люди, отсталые, но все равно такие же люди. Как и прочие, они прямоходящие и говорят на разных языках. Люди овладели высокими технологиями и построили грандиозные сооружения. Побывали на Луне и запустили свои аппараты еще дальше в космос. Люди управляли этой планетой, а прочие живые существа находились в подчиненном положении, на более низких ступенях эволюционной лестницы. Слушая этот бред, он без умолку выл, ревел и, скрипя зубами, в ярости метался по камере, пока не появились прочие существа и не вонзили толстую иглу в его костлявую, трясущуюся плоть.
61
Игра слов: «Go» одновременно может обозначать игру в го и команду «Пошел!», «Вперед!».