Страница 73 из 76
— Где Руссо?
— С минуты на минуту должен явиться. Поехал за кинопродюсером. В «Плаза», как вы приказывали.
— О'кей. — Энцо перенес свое внимание на экран. Строгая дикторша сообщила о пальбе перед отелем «Пьер». Девушка была недурна — только слишком костлява. Энцо прищурился и представил ее голой. — Вик, сделай мне одолжение, позвони в «Пьер», пусть проверят номер Сантанджело. Воспользуйся телефоном-автоматом.
Большой Виктор кивнул.
— Хорошая идея, босс.
— Моя идея. Я единственный здесь способен придумать что-то путное.
— Папочка, я тебя люблю! — шептала Лаки, наклоняясь над Джино в карете скорой помощи. — Ты выкарабкаешься, я уверена. Честное слово, все будет хорошо!
Он не мог говорить: кислородная маска закрывала нос и рот, однако их взгляды встретились, и Лаки поняла, что прощена.
Она всю дорогу держала отца за руку. Ей столько нужно было сказать ему, и она от всей души надеялась, что еще не поздно.
В больнице его сразу же отвезли в реанимацию. Скоро приехал Коста; его красные глаза сказали Лаки, что он плакал. Она сжала его руку.
— Все будет в порядке, я чувствую!
Через некоторое время ей удалось перехватить врача со строгим лошадиным лицом.
— У него закупорка сосудов.
— Это опасно?
Врач откашлялся, вежливо прикрывая рот рукой.
— Сейчас рано говорить. На медицинском языке его болезнь называется атеросклерозом. Это поражение коронарных артерий, когда они либо сужаются, либо совсем закупориваются. В случае закупорки…
Все время, пока врач объяснял, Лаки вспоминала Джино таким, каким он был во времена ее далекого детства. Как он подбрасывал ее в воздух, обнимал и целовал. Она так любила того Джино… и этого, ведущего бой со смертью!
Врач закончил свой монолог:
— Так что, вы понимаете, мисс Сантанджело, может обернуться и так, и этак. Как с сужением, так и с закупоркой сосудов можно прожить несколько лет. Мы располагаем замечательными новейшими препаратами, которые препятствуют образованию сгустков. — Он неопределенно пожал плечами. — В данном случае трудно сказать наверняка, насколько тяжело его состояние. Если ваш отец перенесет эту ночь, прогноз может оказаться обнадеживающим.
Обнадеживающим — насколько?
Она, изо всех сил скрывая ненависть, смотрела на врача. Ему-то все равно, выживет Джино или нет!
— Спасибо, доктор.
— Сейчас я бы определил его состояние как устойчивое. Если поедете домой, мы сообщим вам в случае перемен.
Можно подумать, что она собирается домой!
— Полагаю… Хотя пациенту в первую очередь необходим покой…
— Большое спасибо!
Джино лежал на жесткой больничной койке белый как простыня. К нему была подсоединена капельница. Глаза закрыты. Рядом сидела медсестра, дородная женщина, которая встретила Лаки неласковым: «Никаких посетителей! Больной находится в тяжелом состоянии!»
— Этот больной — мой отец! — отрезала Лаки. — Доктор сказал, я могу его повидать. Будьте так добры подождать за дверьми.
Сестра недовольно засопела, но подчинилась. Встала и промаршировала вон из палаты, всем своим видом демонстрируя крайнее неодобрение.
Лаки примостилась возле кровати. По лицу текли слезы, но она этого не замечала. Она взяла руку Джино в свои и прошептала:
— Мне безумно жаль, что потребовалось такое ужасное несчастье, чтобы я поняла, как сильно люблю тебя. Неправда, что мы говорим на разных языках! Мы сумеем понять друг друга, если оба этого захотим. Я оттолкнула тебя, потому что ты сам меня оттолкнул. Поспешила отвергнуть, чтобы ты первым не отверг меня. Я тебя обожаю! Ты — мой милый папочка! Ты должен жить — никогда еще я ничего так сильно не хотела!
У него дрогнули и раскрылись веки.
— Сделай мне одолжение, — пробормотал Джино. — Придержи эмоции… до лучших времен…
Его голос был очень слаб, но она все расслышала и поняла: он чувствует то же самое. Ее лицо озарила улыбка.
— Я ничего не пожалею!
— Да, детка. — Джино снова закрыл глаза, и в палате стало очень тихо.
Лаки крепко сжала руку отца. У нее возникло ощущение, будто от нее к Джино и обратно идут волны понимания и любви.
Джино что-то сказал. Она наклонилась к нему поближе, и он еле слышно пробормотал:
— Дарио… честь семьи… имя Сантанджело…
— Да?
— Ты… позаботишься об этом, да, Лаки? — Джино перевел дыхание. — Отомсти… за нас обоих… Боннатти… это он…
— Сестра! — завопила Лаки. — Сестра-а!
В предвкушении встречи Уоррис Чартерс разоделся в пух и прах. Светлые кремовые слаксы. Высший калифорнийский шик! Пиджак от Джорджио Армани. Мокасины от Гаччи. Солнечные очки фирмы «Бутик». Наконец-то! Дело близится к кульминации и счастливой развязке. Он слегка взбил чуб и спустился в вестибюль отеля «Плаза».
Лаки решительным шагом вышла из больницы. Она еще до встречи с отцом приняла решение; случившееся только убедило ее в его правильности.
Она поехала к себе домой; там дожидался Буги.
— Слушай, я искренне сожалею…
— Да, — оборвала Лаки. — Это основательно меняет дело. Прямо сейчас я не готова разделаться с Боннатти. Мне нужно прийти в себя. А ты поезжай обратно в Вегас. Через недельку-другую встретимся и все обсудим.
Он пристально смотрел на нее.
— Я думал, ты — человек действия.
— Так оно и есть. Но в данный момент мне необходимо собраться с мыслями. Буги, ты не представляешь, что я пережила. Мы с Дарио жили, как кошка с собакой, но все-таки он был моим братом.
— Кто стрелял?
— Это предстоит выяснить.
Он сделал беспомощный жест рукой.
— Что ж, если я тебе не нужен…
— Ты мне нужен, — деловито парировала она. — Устрой мне контракт на братьев Кассари. — Лаки закурила. — Найми исполнителя, лучшего из лучших. Результат оценивается в сто тысяч долларов, по пятьдесят за каждого. Наличными. Можешь провернуть это для меня? И немедленно!
— Ты доверяешь мне сто грандов?
— Я доверяла тебе свою жизнь.
Он молча кивнул.
— Я все устрою. Как насчет Боннатти?
— Это от нас не уйдет.
Сразу после его ухода Лаки переоделась в новое белое платье от Халстона. Подновила макияж, расчесала и хорошенько встряхнула черные кудри. Отперев ящичек, достала красивую золотую цепочку, на которой висел маленький украшенный бриллиантами и рубинами медальон — подарок Джино к ее пятому дню рождения. Лаки открыла медальон и посмотрела на фотографию: они с Джино вместе. Как две капли воды — уже в те далекие времена. Она улыбнулась и защелкнула медальон. Надела его. Короткая цепочка туго охватила шею.
Потом она надела бриллиантовые сережки, которые он подарил ей на шестнадцатилетие. В тот день она сидела в «Мираже» между Джино и Марко…
Марко… Сегодня я отомщу не только за Джино, но и за тебя, любимый, за тебя тоже!
Лаки посмотрела в зеркало. Да. Она готова.
Имоджин была готова. Облегающие брючки и майка, больше похожая на весьма открытый бюстгальтер…
— Сними эту пакость! — вызверился Энцо. — У тебя такой вид, словно тобой только что попользовалось целое мексиканское войско.
— Не знала, что такое существует, — огрызнулась она.
Большой Виктор облизнулся, наблюдая за тем, как она, виляя бедрами, выкатилась из комнаты. Случалось, когда они надоедали шефу…
— Ничего не понимаю! — бушевал Энцо. — Семь часов — и ничего! Ты звонил в отель?
Телохранитель кивнул.
— Должно быть, в девять часов передадут, босс.
— Да уж — иначе здесь полетят головы!
Уоррис расположился на заднем сиденье черного, экстра-класса, автомобиля Энцо Боннатти и размышлял о том, каково это — быть богатым. Не обладателем каких-нибудь одного-двух миллионов, а по-настоящему богатым — так, чтобы неограниченные возможности. Бо-оже! Какая перспектива! И если «В яблочко!» оправдает его ожидания, эта мечта может стать реальностью.