Бестия. Том 1

В комнате было почти светло — напротив то и дело вспыхивала неоновая вывеска. На узкой кровати — грязное покрывало. Ковер с дыркой.

Оба были неимоверно смущены. Кэрри собралась с духом и потребовала деньги. Он протянул пятнадцать долларов.

— Двадцать пять, — быстро сказала она.

— Но я уже отдал десять за комнату.

— Двадцать пять или никаких…

Он достал еще десятку. Кэрри стянула через голову платье, расстегнула бюстгальтер, стащила трусики.

Он отвернулся и снял брюки. Она легла. Как в старые времена. Он осторожно взобрался на нее. У него оказался такой крошечный пенис, что она почти не почувствовала. Пять минут — и все кончено. Коротышка оделся и был таков.

Кэрри лежала на спине и смотрела в потолок. Все сначала. Памятный день седьмого декабря. В этот день японцы бомбили Пирл-Харбор. На другое утро Америка объявила войну Японии.

Америка объявила войну, а Кэрри вновь стала проституткой.

Эту работу она досконально знала изнутри. Всей душой ненавидя ее, тем не менее Кэрри действовала в высшей степени профессионально. И, как когда-то, к ней потянулись клиенты. Кто был с ней однажды, уже не хотел никого другого.

Сюзита была в восторге.

— Ну, ты шустрячка! Уважаю!

Владелец «Фан-Паласа» мистер Уордл не был в восторге. Однажды вечером он зазвал Кэрри в свой грязный кабинет и сказал:

— Ты используешь мою территорию для своих штучек. Ладно. Я хочу свою долю.

— Возьми свою работу и подавись.

— Ты уволена, детка.

— Я сама увольняюсь. Немедленно.

Стивен начал поправляться. Ему было вредно оставаться в их тесной, сырой конуре. Он нуждался в чистом, сухом помещении с небольшой террасой, где можно было бы дышать свежим воздухом. Кэрри предложила Сюзите снять квартиру на двоих и открыть свое дело. Та согласилась. Через несколько дней Кэрри нашла подходящее помещение в районе Тридцатых. Здесь был отдельный уголок для Стивена. Она нашла ему няню — шестнадцатилетнюю чернокожую девушку.

Город кишел солдатами, матросами, офицерами — и всем хотелось развлечься. Большинство дожидалось отправки в Европу и жаждало хорошенько кутнуть напоследок. Война — идеальное время для подобного бизнеса. Деньги сыпались, как из ведра. Вскоре к ним присоединилась еще одна девушка, высокая, рыжеволосая Силвер.

По прошествии некоторого времени у них был один из известнейших публичных домов в городе.

Джино, 1947

— Все взяли, Сантанджело? — спросил надзиратель.

— Да. Все.

— Тогда до свидания.

Да. До свидания. Кому угодно хватит под завязку — семь лет тюрьмы за преступление, которого не совершал. Семь лет унылого, монотонного существования. Скверная пища. Никаких женщин. Только садисты-охранники да тюремные бунты. И некуда приложить свою энергию и способности.

Джино потрогал шрам на щеке и двинулся на выход.

Надзиратель был тот еще сукин сын. Он прекрасно знал, что к воротам тюрьмы саранчой слетится пресса, но отказался выпустить Джино под покровом ночи. Сволочь.

Но Джино стерпит. Справится с ситуацией. Тюрьма не сломала его. Здесь выживают сильнейшие, а он оказался сильнее всех.

Он твердым шагом, с высоко поднятой головой шел к воротам. Однако у него похолодело внутри, и дико хотелось кое с кем поквитаться. Например, с чертовой сучкой Маргарет О'Шонесси, этой писклей, хлопающей дурными круглыми глазками. Главная свидетельница обвинения на знаменитом процессе Сантанджело.

«СЫН УБИВАЕТ ОТЦА!»— кричали заголовки. Пресса осудила его еще до того, как успел остыть труп Паоло. Семь долгих лет у него в ушах стоял писк Маргарет О'Шонесси: «Я слышала, женщина кричала: «Джино, зачем ты это сделал?»

И эта идиотка Вера. К тому времени, как приехали полицейские, она полностью уверила себя в том, что это он, Джино, спустил курок. Невероятно!

Все правильно. Когда по вызову Майкла Фланнери явились копы, он стоял над мертвым телом отца, сжимая в руке орудие убийства. Правда и то, что вначале он не рассказал все как есть, а по какой-то непонятной причине старался выгородить Веру. Однако постепенно сменил тактику и дал правдивое описание происшедшего. Никто не поверил — ни один человек! Его задолго до суда признали закоренелым убийцей, киллером. Кто же еще мог покуситься на жизнь родного отца?

Он нанял адвокатов — целую кучу высокооплачиваемых мерзавцев. Они соглашались — за бешеные деньги — взять на себя его защиту, но ни за что не соглашались верить. А это важнее всего.

Друзья стушевались. Дюки смылись в Южную Америку, дав указание уполномоченным немедленно порвать все деловые связи с Джино Сантанджело. Это его как раз устраивало. Он, в свою очередь, проинструктировал своих представителей выкупить долю Освальда Дюка. Потребовались огромные суммы наличными, пришлось продать часть имущества, но он на это пошел.

Коста любовно посмотрел на жену. В свои тридцать девять лет из веснушчатой девушки Дженнифер превратилась в интересную матрону. Она была на несколько месяцев старше мужа, а на вид ей можно было дать и того больше. Она излучала доброту и душевное тепло.

Коста ни разу не пожалел, что женился на ней, даже невзирая на отсутствие детей — это печалило обоих.

— Мы отвезли его домой, — ответил он на вопрос Дженнифер. — Конечно, репортеры лезли во все щели, но он не обращал на них внимания.

Работа Косте нравилась. С тех пор, как он приехал в Нью-Йорк, чтобы иметь возможность защищать Джино, он только однажды взял неделю отпуска — слетать в Сан-Франциско, объявить отцу, что он остается на востоке и открывает собственную практику. Франклин Зеннокотти пришел в бешенство.

— Твой дом — здесь, — бушевал он. — Со временем к тебе перейдет вся моя фирма. Чего тебе не хватает?

Косте ужасно не хотелось быть неблагодарным, но он больше всего нуждался в самоутверждении. Кроме того, он чувствовал себя ответственным за судьбу Джино. Дело нужно было довести до конца. То, как на него набросилась пресса, было ужасно. Джино-Таран Сантанджело. Главарь банды. Закоренелый преступник. Даже после признания Веры газеты вовсю намекали, что она подкуплена. На самом деле Коста не истратил на подкуп ни единого цента. Однако все эти годы не давал ей проходу, умоляя сказать правду.

Он также взял на себя деловую часть, все крупные сделки. В его уверенных руках легальный бизнес Джино процветал. Правда, он отказался иметь дело с теневой стороной его бизнеса, оставив «Клемми», рэкет и казино на попечение Альдо. А когда Альдо призвали в действующую армию и отправили за океан, этим, с согласия Джино, занялся Энцо Боннатти.

— Мне повезло, — говаривал Джино, сидя в тюрьме. — По крайней мере я знаю, что о моих делах есть кому позаботиться. А когда выйду, снова приберу все к рукам.

Через год клуб прикрыли — постарался отдел по борьбе с наркотиками. Боннатти прислал Джино свои извинения. Тот был взбешен, но что он мог поделать?

Примерно в это же время с войны в Европе вернулся Альдо. Он прострелил себе ногу, чтобы избежать участия в дальнейших боевых действиях.

— И знаешь, что я тебе скажу, — похвастался он во время свидания. — Оно того стоило! Теперь я вшивый герой!

Косту не тронули из-за обострения астмы, а Энцо решил проблему при помощи кругленькой суммы, которую он знал, кому дать. «У меня плоскостопие», — отвечал он, если его об этом спрашивали. Однако желающих было немного.

— Би тоже была среди встречающих? — спросила Дженнифер.

— Разодетая в пух и прах и счастливая, словно жаворонок.

— Еще бы! Эта женщина — святая. Ждать все эти годы — а ведь он ей даже не муж!

Коста не мог не усмехнуться.

— Ну, я бы не стал причислять к лику святых Би.

— У тебя задница растолстела.

— Да что ты?

— Точно.

— Ты так говоришь, потому что давно ее не видел.

— Это ты так думаешь.

Он ухватил ее за пышные ягодицы и перевернул на живот.