Страница 15 из 60
– Клянусь бородой Моисея! – Ювелир возвел на пирата кристально честные, полные глубокой грусти, глаза. – Она и не вспомнила о нас. Спасала свою шкуру! Сказать по правде, я вообще играл в этой ситуации несвойственную мне позорную роль. Роковые обстоятельства вынудили меня исполнять при этой авантюристке роль бедной жертвы, из которой она, шантажируя меня, постоянно вымогала золото.
– Ага, значит, золото все-таки есть! – зловеще прошипел Черный Билл. – Тебе это нужно было сразу сказать, голландская ты крыса! А у твоих друзей тоже есть золото?
– У них его гораздо больше, – тут же ответил Абрабанель. – Клянусь, с меня вы не получите и десятой доли того, что они заработали, путешествуя по Новой Гвиане…
– Отлично! Вам повезло, что у меня совершено нет на вас времени! – заявил Черный Билл. – Иначе вы все до одного уже болтались бы на рее… Нет, конечно, не на рее – я бы повесил вас вон на том большом дереве, но это не меняет дела. Однако пока я оставлю вам жизнь. Пошли!
Черный Билл обернулся к сидящим на корточках пиратам и заорал:
– Баба с картой сбежала, пока вы тут искали, чем бы промочить глотку! Где, дьявол вас побери, лошади, за которыми я вас посылал? По коням, дырявые лохани!
– Кстати, – он снова обернулся к Абрабанелю, – куда, говоришь, она поскакала?
– Вон туда! – И господин Абрабанель ткнул пальцем на юг.
Черный Билли ринулся на поиск тех, кто пошел искать лошадей. Поскольку он не оставил никаких указаний по поводу пленников, то оставшиеся без приказа пираты затосковали, видя, как их товарищи весело проводят время, потроша погреба и сундуки, пока они так бездарно просиживают штаны вокруг никчемных сухопутных сукиных детей. Они переглянулись, дружно вскочили и отправились в сторону самого большого дома, того самого, где остановился на постой капитан Ришери.
Голландцы, связанные по рукам и ногам, растерянно переглянулись. Они уже давно не могли понять, что происходит, и надеялись, что хоть какие-то разъяснения даст им Абрабанель. Но Абрабанель сам еще не решил, как ему себя вести и на что надеяться. Пока будущее оставалось туманным, Абрабанель не мог рисковать. Его товарищи были солидными и состоятельными людьми, имеющими миллион достоинств и заслуживающими всяческого уважения, но ради собственной жизни и благополучия дочери Абрабанель был готов пожертвовать и товарищами тоже. Разумеется, лишь в том случае, если бы эта жертва имела смысл.
Хуже всего обстояло дело с Ван Дер Фельдом – погибни он от рук пиратов, и о выгодной сделке, каковой Абрабанель почитал будущее замужество своей дочери, можно было бы забыть. Такая перспектива выглядела крайне нежелательной.
– Сейчас я вас развяжу! – шепнул он Ван Дер Фельду, хотя, кроме голландцев, поблизости никого и не было. – Мы с вами почти родственники и в страшную минуту должны держаться друг друга.
– Но я не понимаю! – ответил раздраженный Ван Дер Фельд. – Что происходит? Почему мы попали в плен к пиратам? Где хваленые французские войска? Кто гарантирует нашу безопасность? Кстати, у меня за голенищем сапога нож. Вы можете им воспользоваться.
– Тише-тише, дорогой Ван Дер Фельд! – яростно зашептал Абрабанель, копаясь в ботфорте своего друга.
– Есть, – пробормотал он и принялся пилить морской узел, которым пираты намертво стянули локти его будущего зятя. – Хваленые французские войска, – бормотал он, неловко орудуя кинжалом, – как мне кажется, наголову разбиты и бежали. Все теперь в руках пиратов, и безопасность нашу гарантировать никто не может. Зато глотку перерезать – в любую минуту. Впрочем, если вы сумеете задобрить этих мерзавцев золотом, они могут пощадить нас. Страшный их предводитель с бородой прямо намекнул на это. Так что, если зайдет речь о деньгах, советую развязать кошелек, дорогой Йозеф!
Старый друг будто не слушал Абрабанеля. Он озирался по сторонам, глядя на фигуры вооруженных пиратов, слоняющихся по улицам, на горящие крыши и на темные узкие улочки, так заманчиво разбегающиеся в разные стороны от площади.
– Но мы должны немедленно бежать! – заявил Ван Дер Фельд, сердито хмуря брови. – Нельзя же здесь оставаться и полагаться на порядочность морских разбойников. Среди них, дорогой Давид, крайне мало благородных людей.
– Боже мой! – схватился за голову Абрабанель, едва не уронив кинжал на ногу Ван Дер Фельду. – Какое бегство?! Вы знаете, куда бежать, мой друг? Не спорю, вы обошли всю Южную Америку, чувствуете себя своим даже в болоте, можете сутками не кушать и не причесываться. Но здесь не тот случай. При попытке к бегству нас убьют безо всякого сожаления. Ведь у нас теперь нет даже лошадей. А я уже не в тех летах, чтобы таскаться пешком по скалам и лесным тропинкам. Надеюсь, вы не всерьез говорите о побеге?
Ван Дер Фельд посмотрел на своего будущего родственника с большим удивлением и даже беспокойством, как нянька, заметившая что дитя вместо рта подносит ложку к уху, а потом ответил:
– Ну, разумеется, я говорю о побеге совершенно серьезно, дорогой Давид! А как же иначе? Мне кажется, если ты посмотришь на дело трезво, то согласишься – нас в любом случае убьют без всякого сожаления, если мы останемся в этом бедламе. Просто странно, что еще не произошло. Мы теряем драгоценные минуты! А все потому, что ты никак не можешь распилить этот чертов узел да решиться на этот естественный шаг. Даже зайцы разбегаются, когда видят охотника. Сидеть и смотреть, как для тебя вяжут петлю, это не самое подходящее занятие для мужчины.
– Ой, мама, порезался, – взвизгнул Абрабанель и подул на палец, с которого закапала кровь. – Хорошо тебе рассуждать о зайцах! – обиженно сказал он. – Ты здоров, молод, у тебя ноги как у лошади! Ты можешь прямо сейчас отправиться шататься по миру, как пресловутый Вечный жид! А у меня, позволь тебе напомнить, подагра…
– Ты режь скорее, Давид, – вздохнув, поторопил друга Ван Дер Фельд.
– Да режу, режу! Я, Йозеф, почтенный человек и не могу бегать по кустам, как кролик. И к тому же я должен подумать о будущем своей малютки. Если меня прикончит какой-нибудь Джон-буль[13] или Жак в розовых панталонах, на кого ей опереться? Кстати, Ван Дер Фельд, я надеюсь, наш договор о помолвке остается в силе? Надеюсь, ты не собираешься разбить мое старое сердце и не откажешься от моей девочки? – Наконец-то Абрабанель закончил пилить, и разрезанная веревка провисла на плечах голландца.
Ван Дер Фельд крякнул от смущения и, распутываясь и потирая онемевшие руки, сказал:
– Разумеется, нет, дорогой Давид, не откажусь! Мне очень нравится твоя дочь, и я буду счастлив связать свою судьбу со столь достойной и привлекательной особой… – Произнося эту тираду, он выхватил кинжал из рук Абрабанеля и принялся спешно освобождать двух других голландцев. – Но я тебя умоляю – мы должны бежать! Немедленно! Иначе мы все погибнем. Обопрись о мою руку, и бежим, пока никто не обращает на нас внимания! Вот в этот переулок!
Он подтолкнул Абрабанеля к темному углу, за которым начиналась соседняя улочка. Еле владея затекшими руками и поминутно оглядываясь, голландцы поспешили туда. Там не было пожаров, и можно было отлично спрятаться в густой тени от домов и заборов. Ван Дер Фельд обернулся к своим товарищам и тихо проговорил:
– Господа, спешите! Я не могу оставить Давида. Мы должны выбраться из городка и найти французов, – ведь с ними дочь моего друга и моя невеста.
Тем временем Черный Билли, нашедший, наконец, своих пиратов и лошадей, уже верхом вернулся на главную площадь и обнаружил, что никем не охраняемые голландцы сбежали. Ярости его не было предела.
– Висельники! Остолопы! Акулья требуха! – орал он на полупьяных пиратов. – Мешки с вонючими костями! Обрадовались глотку дешевого рома! У вас под носом лежат миллионные сокровища! Тонны золота! А вы продались за склянку смердящего пойла! Где эти грязные голландцы? Немедленно найти и доставить сюда живыми. Дикий Сэм! Тебе поручаю! Бери надежных ребят, и обегайте всю округу. Когда я вернусь, голландцы должны быть здесь! Особенно этот наглый толстяк. И да поможет тебе Бог, если его здесь не будет! Ты умрешь такой смертью, что про нее будут складывать легенды по всему Испанскому Мэйну!
13
Джон-буль – употребляется как олицетворение английской нации. Так, к примеру, немцев назвали Гансами-гусями, а французов – Жаками-лягушатниками.