Музыка джунглей

Пыха заёрзал.

– Нельзя так с людьми поступать, – буркнул он. – Не по-смоукеровски это.

– С некоторыми отдельными лентяями только так и можно. Давай-ка, вспоминай, чему вас учили!

– Гм… – Пыха вслушался в далёкое глуховатое таканье. – Значит… «М-ы-с-о-в-с-е-х-с-т-о-р-о-н-о-к-р-у-ж-е-н-ы-в-о-д-о-и краткое» Мы… Со всех сторон… Окружены водой, так, что ли?

– Угу. Они это всё время гонят в эфир. Остров, мол, у них маленький, и всё такое. Просят помощи.

– Так, может, возьмём их к себе?

– Нет, – жестко ответил шаман. – У нас договорённость со стиб. А места и так мало.

– Ну потеснимся…

– Слушай, ты ведь в охотниках совсем недавно, так?

– Верно, – Пыха героически шмыгнул носом. – А что?

– А то, что ты и понятия не имеешь, кто там, на острове. Может, они с радостью покидают нас всех в воду, а сами поплывут по своим делам.

– Ну да! – не поверил Пыха.

– Всякое может быть. Стибки, конечно, тоже не подарок, но всё же никогда не поступят подобным образом.

– Гм… А за что их все так не любят? Я только и слышу: стиб такие, стиб сякие… А попросишь кого-нибудь про них рассказать – сморщатся, как будто вместо табаку мох в трубку забили.

– Да пакостники потому что, – с досадой сказал Свистоль. – Другие племена, они как? Если чужака увидят – тот для них либо враг, либо добыча. То есть или бежать от него надо и прятаться, или, наоборот, в плен там брать или ещё что… А для стиб ты просто ходячий прикол. Как начнут издеваться… Мимо них даже плавать по реке перестали, через опасные места теперь пробираются, в обход.

– Зачем они так делают?!

– А зачем мы курим? – пожал плечами Свистоль. – Они иначе просто не могут. Им это в удовольствие.

– Странно как-то, – вздохнул Пыха. – Ну, если два племени поссорились да на тропу войны вышли – оно понятно: копья там, дубинки у всех. Они быстро разберутся, – кто был не прав. А стибки что же? Раз их все так не любят, объединились бы и того…

– А Железный Занавес на что? Если б не он, давно бы уже их всех повывели.

– Да что это за Занавес такой? Сколько уже слышу: Железный Занавес, Железный Занавес…

– Ты сам скоро всё увидишь. – И шаман замолк. Поняв, что от Свистоля больше ничего не добьёшься, Пыха пристал с расспросами к Большому Папе. Однако тот лишь усмехнулся в густые усы:

– Спустя пару дней узришь сию диковину собственными глазами, молодой человек.

Плоты двигались на север. Широко разлившаяся река затопила все окрестные леса – словно безбрежное, на диво мелкое море. Не раз и не два навстречу смоукерам попадались островки, буквально кишевшие разнообразной лесной живностью. Многих зверей не знали даже самые опытные охотники. Большой Папа в таких случаях снисходительно разъяснял, что это за животное, каковы его повадки и опасно ли оно. Несмотря на обилие дичи, смоукеры почти не охотились; зато все поголовно стали рыбачить. Это занятие как нельзя лучше соответствовало их спокойной и созерцательной натуре. Те, кто не грёб в данный момент вёслами, обязательно забрасывали с кормы удочку. Рыбы попадалось не так чтобы много, но вполне достаточно для хорошей ухи. В основном это была мелочь, однако Грибок неожиданно произвёл настоящий фурор, выловив здоровенного, в половину собственного роста леща. Посмотреть на диковину собралось, почитай, всё племя. Гоппля, весьма гордившийся своим рыбацким счастьем (ему везло значительно чаще других), только покрякивал в бороду. Грибок же довольно посмеивался.

Первая ночевка на реке прошла спокойно. Ввиду чужих мест решено было выставить часовых. Свистоль посоветовал Пыхе поставить опытных охотников, однако адмирал внезапно застеснялся командовать смоукерами, годившимися ему в отцы, и отправил на дежурство знакомую молодёжь. Увидев это, шаман неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Между тем вчерашние школьники, страшно гордые поручением, всю ночь не сомкнули глаз. Один раз, ближе к рассвету, часовые на последнем плоту подняли тревогу: почудилось им в тумане некое движение. Смоукеры заполошно повскакивали со своих мест, однако тревога оказалась ложной: мимо всего лишь проплывало старое, подточенное водой дерево. Разбуженные старики, разумеется, тут же стали ворчать, перемывая дозорным косточки, и ворчали до тех пор, пока Пыха, которому всё это время что-то не давало покоя, попросил умудрённых опытом объяснить, отчего это упавшие деревья плывут вверх по течению, а не вниз. Все с опаской стали вглядываться в туман, однако ничего нового не происходило. Купаться в это утро никто не решился.

С первыми же солнечными лучами тронулись в путь. Острова – и совсем крошечные, еле выступающие над водой пятачки, и огромные, похожие на исполинских зверей, заросшие тёмной щетиной леса, встречались всё чаще. Привычные породы уступили место каким-то незнакомым деревьям с невысокими, но очень толстыми стволами и разлапистыми ажурными листьями. Синие, как вечернее небо, зимородки молниями срывались с них и пронзали серебристую водную гладь, унося в хитросплетения ветвей свою трепыхающуюся добычу. Берега сузились, потом вдруг разошлись широко, открывая обширные, заросшие камышом пространства. Сейчас только верхушки рогоза торчали из воды, коричневые бархатные цилиндрики, уже начавшие рассеивать по воде свой невесомый пух. Неожиданно река разделилась на два рукава. Пыха озадаченно нахмурился и остановил гребцов. Один за другим плоты подходили к своему флагману и останавливались, чуть покачиваясь на мелкой волне.

– Куда теперь? – спросил Пыха у бывалых охотников.

– Ну, это… Когда я здесь был в последний раз, река не раздваивалась, – задумчиво сказал Дымок, опытный (по смоукеровским меркам) путешественник. – Заводь тут была – это да.

– Справа она была или слева?

– Это… Слева вроде.

– Вроде или точно?

– Да не помню я! – смущенно пожал плечами Дымок. – По-моему, слева.

– Гм. Ну ладно. Значит, нам по правой протоке.

Плоты двинулись вперёд. Спустя какое-то время Свистоль отозвал адмирала в сторонку.

– Хочу дать тебе один хороший совет, молодой человек, – тихонько сказал он. – Причём равно пригодный для войны, любви, охоты и путешествия.

– И что же это за совет? – с любопытством спросил Пыха.

– Его ещё называют «первое правило начальника».

– Это, случайно, не «я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак»?

Свистоль поперхнулся:

– Где это ты такое услыхал?!!

– От Отшельника, – довольный произведённым впечатлением, хихикнул Пыха.

– Нет. Правило на самом деле такое: никогда не показывай другим своей неуверенности. В любви – девушка от тебя отвернётся, предпочтёт другого, уверенного в себе; на охоте – зверь почувствует твою слабину, на войне и в путешествии – люди не пойдут за тобой. Такие вот дела.

– Но если я и в самом деле не знаю, что делать? – хмыкнул молодой смоукер.

– Ты можешь не знать. Но другие не должны этого заметить, понимаешь? Просто сострой каменное лицо и…

На этом месте пояснения шамана были прерваны. Река сделала очередной поворот, и смоукеры вдруг в один голос загомонили, тыча пальцами в сторону берега. Пыха всмотрелся.

Некогда здесь возвышался песчаный обрыв, усеянный тысячами стрижиных норок. Сейчас он полностью скрылся под водой, и на диво густой кустарник, усеянный мелкими, отливающими голубизной листиками, казалось, вырастал прямо из реки. Но не это стало причиной удивлённых возгласов: низко над лесом парила в воздухе серебристо-серая исполинская туша, похожая чем-то на огромную пузатую рыбину. Маленькие фигурки поспешно карабкались вверх по тонкой верёвочной лестнице, одна за другой исчезая в продолговатой гондоле дирижабля. На глазах изумлённых смоукеров сигара летучего корабля величаво развернулась и плавно поплыла над лесом, поднимаясь всё выше и выше.

– Ну, вот и приплыли, – сказал за спиной Пыхи Свистоль. – Быстрее, чем я думал… Владения племени стиб начинаются здесь.

– Вы с Папой не говорили мне, что стибки путешествуют на летучих кораблях, – заметил Пыха.