Страница 6 из 20
– С мальчишками Гарденеров я играл в войну на болотах, в пиратов – на пруду, в захват флага и прятки – в парке. После моего отъезда из Салемс-Лота нам с матерью довелось пожить в разных неблагополучных местах. Когда мне было четырнадцать, мама покончила с собой, и я остался сиротой. Но жизнь перестала быть волшебством уже задолго до этого. И все, что от этого волшебства осталось, находилось – и продолжает находиться – здесь, в Салемс-Лоте. Город мало изменился. И Джойнтер-авеню выглядит так, будто на нее смотришь сквозь тонкую ледяную пластинку, как если бы в ноябре в баке с водой образовалась корка льда, которую, аккуратно постучав по бокам, можно освободить из плена и вытащить, а потом поглядеть сквозь нее на детство. Изображение расплывчатое и нечеткое, в каких-то местах вообще ничего не видно, но все равно общую картину разобрать можно.
Он замолк, удивляясь, что произнес целую речь.
– Вы говорите в точности так, как пишете! – произнесла восхищенно Сьюзен.
Бен засмеялся.
– Раньше я никогда не произносил ничего подобного. Во всяком случае, вслух.
– А что вы делали после того, как ваша мама… после ее смерти?
– Так, болтался, – ответил он коротко. – Ешьте мороженое.
Она послушалась, и какое-то время оба молчали. Наконец Сьюзен снова заговорила:
– Кое-что все-таки изменилось. Мистер Спенсер умер. Вы помните его?
– Еще бы! Каждый четверг тетя Синди выбиралась в город за покупками в магазине Кроссена и отправляла меня сюда выпить шипучки из корнеплодов. Тогда тут продавали настоящую, бочковую. Тетя давала мне пятицентовик, завернутый в носовой платок.
– А в мое время шипучка стоила уже десять центов. А вы помните, что Спенсер всегда приговаривал?
Бен сгорбился, вывернул одну руку, будто пальцы скрючены артритом, и, скривив кончик рта, прошамкал полушепотом:
– Ох, парень! Угробишь ты свой мочевой пузырь!
Звонкий смех Сьюзен взметнулся к лопастям вентилятора, медленно вращавшимся под потолком. Мисс Куган подозрительно покосилась на парочку.
– Точно! Только меня он называл подругой.
Они обменялись довольными взглядами.
– А как насчет того, чтобы сходить вечером в кино? – предложил Бен.
– Я – с удовольствием.
– И где тут ближайший кинотеатр?
Она хихикнула:
– «Синекс» в Портленде. Тот самый, где фойе украшено бессмертными полотнами Сьюзен Нортон.
– Так я и думал! А какие фильмы вам нравятся?
– Приключенческие, с погонями на автомобилях.
– Ладно! А вы помните кинотеатр «Нордика»? Он был прямо в городе.
– Да, но в шестьдесят восьмом году он закрылся. Я ходила туда на свидания вчетвером, когда училась в старшей школе. Если фильм был дрянной, мы бросались в экран коробками из-под поп-корна. – Она снова хихикнула. – А таких фильмов было много!
– Там часто крутили старые фильмы с продолжением. «Человек-ракета». «Возвращение человека-ракеты». «Молот-Каллахэн и бог смерти Вуду».
– Я этого не застала.
– А что сейчас в этом здании?
– Агентство недвижимости Ларри Крокетта, – ответила Сьюзен. – Думаю, что «Нордика» закрылась, не выдержав конкуренции с кинотеатром под открытым небом для автомобилистов в Камберленде. И, конечно, телевидением.
Они немного помолчали, задумавшись каждый о своем. Часы на стене показывали 10:45.
Потом оба одновременно произнесли: «А помните…» – и расхохотались так громко, что мисс Куган принялась так откровенно их разглядывать и даже мистер Лабри удивленно приподнял брови.
Они поболтали еще минут пятнадцать, пока Сьюзен вдруг не вспомнила, что ей надо еще кое-что сделать, но заверила, что к половине восьмого обязательно освободится. Они разошлись в разные стороны, оба удивляясь тому, как легко и естественно чувствовали себя в обществе друг друга.
Бен направился по Джойнтер-авеню и на углу Брок-стрит задержался, чтобы еще раз бросить взгляд на Марстен-Хаус. Он вспомнил, как большой лесной пожар 1951 года дошел до самого дома, но потом вдруг ветер переменился.
Может, ему следовало сгореть, подумал Бен. Может, так было бы лучше.
Нолли Гарденер вышел из здания муниципалитета и присел на ступеньки рядом с Паркинсом Гиллеспи как раз в тот момент, когда Бен и Сьюзен входили в кафе Спенсера на автовокзале. Паркинс курил сигарету и чистил пожелтевшие от никотина ногти перочинным ножом.
– Этот парень вроде писатель? – поинтересовался Нолли.
– Да.
– А с ним была Сьюзи Нортон?
– Да.
– Интересно, – заметил Нолли, подтягивая форменный ремень. На груди у него важно поблескивала звезда помощника шерифа. Он специально заказывал ее на складе, поскольку город не располагал средствами на приобретение жетонов для своих блюстителей порядка. У Паркинса такая звезда тоже была, но носил он ее в бумажнике, что не укладывалось у Нолли в голове. Конечно, все в городе знали, что он констебль, но ведь существует же традиция, не говоря уже об ответственности!
И блюститель закона обязан постоянно об этом помнить. Вот Нолли помнил постоянно, хотя и занимал должность помощника шерифа всего на полставки.
От неловкого движения лезвие ножа соскользнуло и Паркинс порезался.
– Вот черт! – тихо ругнулся он.
– Ты думаешь, он настоящий писатель, Парк?
– Уверен. У нас в библиотеке есть три его книжки.
– Он пишет про то, что было на самом деле, или выдумывает?
– Выдумывает! – Паркинс убрал нож и вздохнул.
– Флойду Тиббитсу не понравится, что кто-то заигрывает с его девчонкой.
– Они не женаты, а она совершеннолетняя.
– Флойду это точно не понравится.
– Флойд может нагадить себе в шляпу и носить ее задом наперед – мне до лампочки, – отозвался Паркинс. Он раздавил докуренную сигарету на ступеньках, достал из кармана коробочку из-под пастилок от кашля и убрал окурок в нее.
– А где этот писатель обосновался?
– В пансионе Евы, – ответил Паркинс, изучая порез. – Он на днях наведывался к Марстен-Хаусу и разглядывал его. Со странным выражением лица.
– Странным? Это каким?
– Просто странным! – Паркинс достал пачку сигарет. Солнце приятно ласкало лицо. – А потом отправился к Ларри Крокетту. Хотел снять дом.
– Дом Марстена?
– Да.
– Он что – псих?
– Кто его знает?! – Паркинс согнал муху с колена и проводил ее взглядом. – У старины Ларри Крокетта хватало работы в последнее время. Я слышал, что он продал прачечную.
– Старую прачечную самообслуживания?
– Да.
– Да что в ней можно устроить?
– Понятия не имею.
– Ладно. – Нолли поднялся и снова поправил ремень. – Пойду-ка пройдусь по городу.
– Давай, – отозвался Паркинс, закуривая новую сигарету.
– Не хочешь составить компанию?
– Нет, я еще посижу здесь.
– Ладно, увидимся.
Нолли спустился по ступенькам, размышляя (уже не в первый раз), когда же наконец Паркинс решит уйти на пенсию и освободит для Нолли полную ставку. Как, черт возьми, можно искоренить преступность, если все время сидеть на ступеньках муниципалитета?
Паркинс с усмешкой наблюдал за удаляющейся фигурой. Нолли неплохой парень, но уж больно ретивый. Затем он снова достал нож и принялся обрабатывать ногти.
Джерусалемс-Лот был образован в 1765 году, за целых пятьдесят пять лет до Миссурийского компромисса, по которому штат Миссури был принят в Союз как рабовладельческий, а штат Мэн – как свободный. Двухсотлетний юбилей города торжественно отпраздновали в парке фейерверком и праздничным шествием. Тогда от отлетевшей искры бенгальского огня на маленькой Дебби Форестер загорелся маскарадный костюм индийской принцессы, а шесть перебравших спиртного горожан оказались в кутузке, куда Паркинс Гиллеспи отправил их протрезветь.
Своим названием Джерусалемс-Лот был обязан весьма прозаическому событию. Один из первых поселенцев – суровый долговязый фермер по имени Чарлз Белкнап Таннер – разводил свиней, и у него был боров по кличке Джерусалем. Однажды во время кормежки этот боров вырвался из загона и сбежал в лес, где одичал и стал опасным. Таннер годами отваживал детишек от своих угодий. Перегнувшись через ограду, он кричал зловещим, каркающим голосом: «Не ходите, дети, в лес – там вас боров страшный съест!» Предупреждение подействовало, и название прижилось. Это свидетельствует в общем-то только об одном: в Америке даже свинья может обрести бессмертие – ведь первоначально под Джерусалемс-Лотом имелся в виду лес, где хозяйничал сбежавший боров[2].
2
Английское слово «lot» имеет несколько значений, в т. ч. «участок земли», «жребий», «судьба» и др.