Зороастр

Проворно и ловко в несколько минут пышная обстановка персидского лагеря была уже приведена в порядок и приготовлена для ночлега. Против обыкновения, Зороастр не позволил на этот раз невольникам и прочим слугам отлучаться в то время, как он сам и его ратники расположились для стоянки.

Царевна все еще стояла в стороне, глядя на заходящее солнце, и надменно отворачивалась от своих прислужниц, предлагавших ей подушки и прохладительные напитки. Она чувствовала утомление и досаду: целые дни мечтала она о приеме, ожидавшем ее во дворце, о царе и о придворной жизни, о сладости отдыха после длинного путешествия, а теперь они должны провести еще одну ночь в открытом поле.

Когда солнце склонилось к горизонту, низкие лучи его коснулись небольшого облака пыли, похожего на дымок от костра, показавшегося на далекой вавилонской равнине и быстрым вихрем поднимавшегося кверху.

Негушта обернулась, ища глазами Зороастра, и увидела, что он стоит недалеко от нее, скрестив руки и устремив взор на горизонт. Она поспешно подошла к нему.

— Что это?

— Это великий царь, да продлятся дни его вовеки! — ответил Зороастр. — Только он один может ехать с такою быстротой по царской дороге.

С минуту они простояли рядом, следя за облаком пыли, и рука Негушты выскользнула из-под плаща и тихо, трепетно коснулась руки воина, как будто она робко искала чего-то, чего не хотела просить.

Зороастр повернул голову к царевне и увидал, что глаза ее влажны от слез; он нежно взглянул на нее и глаза его сразу сделались менее печальны и засветились прежним светом.

— Я была несправедлива, Зороастр, прости меня.

Она позволила ему довести ее до шатра, который был уже раскинут, и села у порога, следя за движениями Зороастра, когда он стал созывать своих ратников и расставлять их сплошными рядами, готовясь к встрече царя.

Все ближе и ближе надвигалось облако. Розовое сияние зари превратилось в пурпурное, солнце скрылось из вида, а она все надвигалась, эта крутящаяся вихрем туча мелкой, тонкой пыли, поднимаясь по правую и по левую сторону дороги большими клубами, нависая сверху, точно дым от громадного движущегося пламени.

Затем послышался отдаленный, подобный грому, рокот, поднимавшийся и снова затихавший в безмолвном воздухе, но поднимавшийся все громче и громче. Медленно начал обрисовываться темный блеск полированной бронзы и что-то более яркое, чем пурпурный закат.

Вместе с глухими раскатами этого звука стало раздаваться время от времени, а потом все чаще и чаще бряцание сбруи и оружия, и, наконец, целая толпа скачущих всадников, с шумом, криками и топотом, показались из-за облака пыли.

Даже земля задрожала под их тяжестью, и воздух пришел в сотрясение от мощных ударов копыт и от звона бряцающей меди.

На несколько локтей впереди сомкнутых рядов ехал невысокий, плотный человек, облеченный в более дорогой и более густой цветом пурпурный плащ, чем носили обыкновенные вельможи, и сидевший, как изваянный, на белом, породистом коне.

Когда он приблизился, Зороастр и его сорок ратников воздели руки к небу.

— Привет тебе, царь царей! Привет тебе! Живи вовеки! — воскликнули они и, как один человек, распростерлись ниц на зеленой траве, у края дороги.

Дарий натянул поводья и осадил коня на полном ходу. Скакавшие вслед за ними всадники подняли правую руку, чтобы подать знак другим, и с оглушительным шумом, подобно океану, внезапно нахлынувшему на целую стену утесов, эти несравненные персидские наездники остановились все разом, на расстоянии нескольких аршин, между тем как их кони бешено рвались, становились на дыбы и грызли удила, но, сдерживаемые сильными руками, не могли сделать ни шагу вперед.

Эти всадники представляли цвет персидской знати; их пурпурные плащи развевались от стремительной езды, бронзовые латы казались черными среди сгустившегося сумрака, а лица, обрамленные бородами, смотрели сурово и прямо из-под золоченых шлемов.

— Я, Дарий, царь царей, к которому вы взываете! — воскликнул царь. — Встаньте, говорите и не бойтесь ничего, если только нет лжи в устах ваших.

Зороастр поднялся с колен, потом низко поклонился и, взяв несколько крупинок пыли с дороги, приложил руку к устам и посыпал пылью свою голову.

— Привет тебе, живи вовеки! Я — твой слуга. Зороастр, начальник крепости и хранитель сокровищ в Экбатане. Исполняя твое повеление, я привез родственников Иоакима, царя Иудеи, и во главе их иудейскую царевну Негушту. Я слышал, что тебя нет в Сузах, а потому и ожидал здесь твоего возвращения. Я также послал гонцов возвестить тебе кончину Даниила, прозванного Балатшуусуром, бывшего сатрапом Мидии со времен Камбиза. Я похоронил его подобающим образом в новой гробнице, в саду Экбатанского дворца.

Когда Зороастр окончил свою речь, Дарий подошел к нему, взял его за руки и поцеловал в обе щеки.

— То, что ты сделал, сделано хорошо; я давно тебя знаю. Ормузд хранит тебя. Он хранит и меня. Его милостию я предал смерти мятежников в Вавилоне. Они лгали мне, за это я и перебил их. Покажи мне Негушту, дочь иудейских царей.

— Я слуга твой. Царевна здесь, — ответил Зороастр, но, говоря это, он изменился в лице.

К этому времени уже стемнело, а луна, бывшая в самом начале ущерба, еще не поднялась из-за крепостного вала. Невольники принесли факелы из воска, смешанного с сосновою смолой, и их черные фигуры причудливо выделялись из красного пламени, когда они направились толпой к шатру Негушты, освещая путь царю.

Дарий быстро пошел за ними, звеня на ходу золочеными доспехами; яркий свет факелов озарял его смелые, суровые черты. Под полосатою занавесью, приподнятой для того, чтоб образовать вход в шатер, стояла Негушта. Она сбросила с себя покрывало, и ее прислужницы поспешили надеть ей на голову полотняную тиару, в белых складках которой блистал, как звезда, драгоценный алмаз. Ее густые черные волосы ниспадали тяжелыми волнами на плечи; плащ ее был откинут назад, обнаруживая величественную и стройную фигуру в тунике, перетянутой поясом.

Когда царь приблизился, Негушта преклонила колени и распростерлась перед ним, касаясь земли и ожидая, когда он заговорит.

Некоторое время он стоял неподвижно, и глаза его, устремленные на повергнутую в прах пред ним Негушту, метали искры от гордого сознания, что такая царственная женщина принуждена преклонять перед ним колени, а еще больше от восхищения ее чудной красотой.

Затем он наклонился, взял девушку за руку и приподнял ее. Негушта быстро встала с земли и взглянула на него: щеки ее пылали, глаза блестели, и когда она стояла так, лицом к лицу с царем, они казались почти одного роста.

— Я не хочу, чтоб царевна древнего рода преклоняла предо мной колени, — сказал он, и в голосе его послышались непривычные мягкие ноты. — Позволишь ли ты мне отдохнуть здесь перед моим въездом в Сузы? Я утомлен от езды и чувствую жажду.

— Привет тебе, царь мира! Я служанка твоя. Отдохни и освежись здесь, — ответила Негушта, отступая назад.

Царь сделал знак Зороастру, чтоб он последовал за мим, и вошел в шатер.

Дарий сел на резной складной стул, стоявший посреди шатра, и жадно осушил золотую чашу с ширасским вином, которую подал ему Зороастр. Затем он снял шлем, и его густые жесткие волосы спустились темными кудрями на шею, подобно гриве черного льва. Он вздохнул полною грудью, с чувством облегчения и как бы наслаждаясь заслуженным покоем, и откинулся на стул, остановив взор на лице Негушты, стоявшей перед ним с опущенными глазами. Зороастр поместился неподалеку от Дария, держа в руке вторично налитую вином чашу на тот случай, если б царь не утолил еще жажды первым кубком.

— Ты прекрасна, дочь Иерусалима, — сказал вдруг царь. — Мне памятна твоя красота, потому что я видел тебя в Экбатане. Я послал за тобой и за твоими родными, чтоб оказать тебе великую почесть, и я исполню свое слово. Я возьму тебя в жены.

Дарий говорил спокойно, со свойственной ему непреложной решимостью. Но если б тысячи бурь разразились вдруг во всей своей ярости среди шатра, их действие не было бы так ужасно для Зороастра и Негушты, как слова, произнесенные царем.