Зороастр

За плакальщицами следовали свирельщики и при звуках их пронзительной музыки казалось, что какие-то сверхъестественные существа присовокупляют свои голоса к общему воплю. По обе стороны носилок шли родственницы, Негушта же шла рядом с Зороастром, и по временам, когда погребальное шествие делало поворот в миртовых аллеях густого сада, темные, отяжелевшие от слез глаза ее бросали украдкой взор на своего возлюбленного. Лицо Зороастра было бледно, взор — сурово устремлен в пространство. Но поступь его оставалась тверда, хотя он шел босой по жесткому песку, и с той минуты, когда тело старца было вынесено из верхней комнаты башни, и до того момента, когда его положили в гробницу, лицо Зороастра не изменилось и ни разу не взглянул он ни направо, ни налево. И под самый конец, когда они опустили на полотняных перевязях своего любимого учителя в место его последнего упокоения и женщины подошли к могиле с ящиком нарда, серой амбры и драгоценных благовоний, Зороастр долго и пристально смотрел на обвитую пеленами голову покойника, и слезы катились по его щекам, падая на мрамор гробницы. Затем он безмолвно повернулся и пошел мимо расступавшейся перед ним толпы, бледный, как и сам Даниил, не отвечая ни на чьи приветствия, не глядя даже на Негушту, стоявшую около него. Он ушел, и весь остальной день не показывался никому.

Но вечером, когда солнце уже скрылось, он пришел на террасу и стоял здесь, окутанный тьмою, так как ночь была безлунная. Он снова надел свои доспехи и пурпурный плащ, потому что долг службы призывал его обойти крепость. Он стоял спиною к колоннам балюстрады и смотрел по направлению к миртовым деревьям: он знал, что Негушта явится на обычное место свиданий. Долго пришлось ему ждать, но, наконец, он услыхал шаги на усыпанной песком дорожке, услыхал шелест миртовых деревьев и различил в сумраке белые края одежды под темным плащом Негушты, быстро подвигавшейся к террасе.

Он побежал ей навстречу и хотел сжать ее в своих объятиях, но она оттолкнула его и, обернувшись медленно пошла к передней части террасы. Даже во мгле Зороастр мог видеть, что она чем-то оскорблена; какая-то холодная тяжесть сдавила ему грудь, и внезапно застыли просившиеся на уста слова привета.

Зороастр последовал за Негуштой и положил ей руку на плечо.

— Моя возлюбленная, — сказал он, тщетно пытаясь заглянуть в ее лицо, — неужели сегодня у тебя не найдется для меня ни одного слова? Неужели скорбь заставила тебя позабыть о твоей любви?

Она отступила на несколько шагов и посмотрела на него. Он видел, как сверкнули ее глаза, когда она заговорила:

— Разве твоя собственная скорбь не овладела тобой так всецело сегодня, что ты даже не хотел смотреть на меня? — спросила она. — В течение часа, который мы провели так близко друг от друга, посмотрел ли ты хоть один раз на меня? Ты забыл меня! А теперь, когда первый поток твоих слез иссяк и превратился в крошечный ручеек, ты нашел время вспомнить обо мне! Скажи же, зачем ты пришел?

Зороастр выпрямился, горделиво сложил руки и, устремив глаза на Негушту, ответил ей спокойно, хотя голос его звучал глухо от внезапной, острой боли.

— Есть время для скорби и время для радости, — сказал он. — Есть время для слез и время для любви.

Я поступил так потому, что раз человек скорбит об усопшем и желает выказать свою печаль, чтобы тем почтить покойного, бывшего для него отцом, то не подобает ему иметь в голове какие-либо посторонние мысли, хотя бы самые дорогие и самые близкие его сердцу. Почему же ты гневаешься на меня?

Глаза Негушты были опущены и лицо почти закрыто темною тенью. Зороастр обнял ее за шею и привлек к себе, и хотя она слегка сопротивлялась, но через минуту голова ее уже лежала на его груди.

С башни раздался далекий, меланхолический крик совы и эхо печально повторило его в глубине садов. Свежий сырой ветер внезапно подул с востока. Легкая дрожь пробежала по телу Негушты; она закуталась в плащ.

— Пройдемся по террасе, — сказала она, — сегодня холодно. Ведь это последняя ночь, которую мы проводим здесь.

— Да. Завтра мы должны отправиться в путь. Это последняя ночь.

— Ты хорошо знаешь молодого царя? Я видела его только несколько мгновений в прошедшем году.

— Молодой царь с головою старца на плечах, — ответил Зороастр. — Он на год моложе меня. Но я не хотел бы быть на его месте и вести те войны, какие приходится вести ему, и, во всяком случае, не взял бы я себе в жены Атоссу.

— Атоссу? — переспросила Негушта.

— Да. Царь уже женился на ней. Она была женой Камбиза, а также и мага Лжесмердиза, которого Дарий предал смерти.

— Она красива? Я ее видела?

— Да, ты, вероятно, видела ее в Сузах, при дворе, прежде чем мы приехали в Экбатану. Она только что сделалась тогда женой Камбиза. Впрочем, ты была тогда ребенком и проводила большую часть времени с своими родственницами, так что, пожалуй, ты и не видала ее.

— Скажи мне, ведь у нее были голубые глаза и желтые волосы? И злое лицо, такое холодное?

— Да, пожалуй, что и в самом деле у нее был жесткий взгляд. Я помню, что глаза у нее были голубые. Она была очень несчастна, потому то и решилась оказать содействие магу. Не она его выдала.

— Ты и тогда жалел ее, не правда ли? — спросила Негушта.

— Да, она заслуживала сострадания.

— Теперь она отомстит за прошлое. Женщина с таким лицом, как у нее, должна быть мстительна.

— Тогда она не будет больше заслуживать сострадания, — возразил Зороастр с легкою усмешкой.

— Я ненавижу ее.

— Ненавидишь?… Как можешь ты ненавидеть женщину, которую ты едва видела и которая не сделала тебе ничего дурного?

— Я уверена, что возненавижу ее, — ответила Негушта. — Она вовсе не красива, она только холодна и жестока. Как мог великий царь поступить так безрассудно и жениться на ней?

— Да продлятся дни его во веки! Он может жениться, на ком ему угодно. Но я прошу тебя, не вздумай сердить царицу.

— Почему это? Из-за чего же мне бояться ее? — спросила Негушта. — Разве я не царской крови, как и она?

— Это правда. Однако женщины царской крови должны быть так же благоразумны, как и простые смертные.

— Я не испугалась бы и самого великого царя, если б ты был рядом со мною, — гордо сказала Негушта. — Впрочем, ради тебя, я готова быть благоразумной. Но только… я уверена, что возненавижу ее.

Зороастр усмехнулся. Он был рад, что, благодаря темноте, царевна не видит его улыбки.

— Пусть будет по-твоему, — сказал он. — Мы скоро узнаем, чем это кончится, потому что завтра должны пуститься в путь. Я буду ехать возле твоих носилок, — сказал Зороастр. — Но этот путь покажется тебе очень скучным, и ты будешь часто уставать. Местность пустынна, и мы должны сами позаботиться об удобствах пути, уезжая отсюда. Поэтому не жалей мулов и захвати все, что тебе нужно.

— Притом же, может быть, мы и не вернемся… — сказала в раздумье Негушта.

Зороастр промолчал.

— Ты думаешь, что мы вернемся сюда? — спросила она.

— Я мечтал прежде о возвращении, — ответил Зороастр, — но я боюсь, что твои слова сбудутся.

— Но почему же говоришь ты, что боишься? Разве не лучше жить при дворе, чем здесь, в этой отдаленной крепости, где мы так отрезаны от остального мира. О, я так стремлюсь в Сузы. Я уверена, что теперь царский дворец покажется мне в десять раз прекраснее, чем тогда, когда я была ребенком.

Зороастр вздохнул. В глубине сердца своего он знал, что о возвращении в Мидию нечего и думать, а, между тем, ему мечталось, что он женится на царевне, будет назначен правителем этой области и привезет свою молодую супругу в эту прекрасную страну, где их ожидает долгая, счастливая, безмятежная жизнь. Но он знал, что этого не будет, и как ни старался отделаться от этого впечатления, он чувствовал, что предсмертные слова пророка о его судьбе были непреложным предсказанием.

Суровый ветер, не переставая дул с востока, принося с собою холодную влажность. Лето не вполне наступило, и в воздухе еще чувствовалось дыхание зимы.